-...А ты, знаешь, у нас в деревне всегда было положено друга иметь. Вот не просто так – вместе бегать, а друг!
Не знаю, с каких времен повелось, но так было всегда.
У нас до сих пор даже в армию только вдвоем берут. Военкомат знает…. Против слова никогда не скажут. Это, конечно, если разногодки. Если по одному призыву, то.... Ну, тут само получается...
Мы сидели на берегу одной из сибирских рек.
Сергей, ровесник, из местных, крепкий, высокий, подтянутый мужик, с крупными руками и крепкой шеей, рассказывал о жизни. О жизни своей. О жизни тех, кого знал, кого помнил. Рассказывал о том, как устроен этот мир в его голове.
Я слушал и мне казалось, что со смертью человека – мир становится другим без него. Мир, потеряв человека, ищет как бы и в ком бы сохранить придуманный, выстраданный, понятный доселе мир – мир человека, которого уже нет.
Остаются дети, дома, деревья... а мир? Наверное, уже не прежний!
-...Вот у меня батя... Покойный...
...Ушли они в армию с другом – Василием Петровичем Шошиным в сороковом. А в сорок первом.… Сам знаешь.
Были они в одном пулеметном расчете. Оба – и есть расчет. Батя у меня... повыше меня будет. Да и дядя Василий, тоже был не маленький. Крепкие были. Что да как там, – на войне, было – не рассказывали. Никогда не рассказывали. Сколько не просили мы их.…
В сорок первом они в село и вернулись. Оба.
Оба ушли и оба пришли. Батя – на костылях. А дядя Василий – слепой. Зимой пришли. Под новый год. Вот как!
...Потом, правда, батя стал ходить, но только с палкой. Так всю жизнь и проходил. Как он говорил – с «подпоркой». Всё смеялся: «Я», – говорит, – «за семьдесят лет этих палок стер... километры».
Я пацаном был – никак понять не мог, как можно палку об землю стереть?
Теперь думаю, километры – не километры, а немало батька этих палок-то стёр да поносил.
Да и дядя Вася потом видеть стал. Но плохо. Очки у него были…. Друг мой – Федька, помню, стырит у него…, мы и давай «солнышком выжигать» через них. Толстые такие.
Бывало, смотрит на тебя, а в очках один зрачок…. Малый был – боялся даже. Потом привык. Добрый он был. В конторе работал бухгалтером. Наверное, нельзя было для глаз-то?.. А кем можно было тогда быть-то?..
Я-то родился, батя – еще с костылем, правда, одним, ходил, а дядя Василий – уже в очках.
Вот они и дружили!..
...После смерти дяди Васи… на день девятый, мы узнали, что батю нашего он на себе из окружения вытащил.
Запретил он бате-то при жизни рассказывать. А батя, собрал нас всех своих, да пацанов и девок дяди Василия, нас – значит всех, и рассказал.
...Миной их тогда накрыло, а может снарядом. Одной – обоих. Бате ноги посекло, а дядьке – глаза. Да и контузило, наверное, обоих. Только пришли когда они в себя, тихо было. А может и не было…. Может, оглохли оба. Кто его знает? А тогда что?!..
На солнышко иди. Другой дороги нет. Два дня шли. Плакали от боли, а вышли.
...Ну, в смысле, дядя Василий батю нес, а тот дорогу показывал, чтоб значит деревья там, ямы обойти.… Одним словом, дорогу указывал.… Вышли.
В госпиталь обоих. Врач тогда и сказал, что дяде Василию нельзя было тяжелого поднимать.… А батя у меня посправнее меня был-то.…
...Вот, значит, батя всю жизнь и казнился, что, значит, дядька-то плохо видел.…
Вот он на девятый день и рассказал нам всем про всё.
...Мамка, правда, его всегда одёргивала: «Вам с Васькой ничего не мешало! И за девками бегать не надо было, – сами шли, и на ощупь у вас с ними всё неплохо получалось. Вся деревня – братья да сестры. Да ещё и по соседним деревням родни не считано.…»
...Это она к тому, что из мужиков они только и остались тогда...
Может, что и было. Что им там было-то, по двадцать с небольшим. Самый возраст.
Потом, правда, вернулись мужики. Но все такие же... У кого, что...
...Мы-то, вот, с Федькой – не братья. Это уж – точно...
Да у нас и не разберешь теперь, кто – где.
Моя младшая за Федькиного среднего замуж вышла. Его Машка, за моего Володьку. Нас у батьки – пятеро было, у дяди Василия, – шестеро. А есть ведь в деревне и по семеро. Все переплелось. Не знаешь, где – кто.
Одним жгутом жизнь всех заплела. Всех!
Сергей встал, подбросил в костёр дров, поправил его.
– Приплывет, Федька-то...
...Освободится и приплывет. Он это место знает, найдет...
...Дела, наверное? Освободится и приплывёт...
Лодка у него справная, мотор новый. А Федка-то... Приплывёт... Приплывет!..
Сергей стоял неподвижно и смотрел на реку.
В осеннем заходящем солнце его неподвижная фигура казалась бронзовой.
