Выход

Санкт-Петербург, а область Ленинградская, вёрст за двести от города, уже глубинка, посёлок, крыши под снегом, дымы из труб струятся строго вверх, морозный воздух обжигающе прозрачен и неподвижен, накатанная колея между сугробов вдоль старых елей с вислыми лапами упирается в обшитый крашеной доской сельский храм с покатой плоской крышей и голубыми резными ставенками на окнах: он больше похож на избу под синей пузатой луковичной маковкой на тонкой шее гранёного подкупольного барабана с нарисованными оконцами и деревянным восьмиконечным крестом.
С десяток старых автомобилей, в основном отечественные, с ржавыми насквозь порожками и крыльями, вокруг чернеют из сугробов верхушки оградок и покосившихся крестов на могилах старого погоста.
Входная дверь обита по периметру полоской серого войлока, чтоб не уходило тепло.  Будний день, народу в храме немного: старческое пение, позолоты почти нет, мерцание свечей, светлячки лампад под иконами на стенах и на низком иконостасе, тёплый запах ладана, мужчин, как обычно, почти нет, молодёжи тоже, только стар да млад и женщины в платочках – бабоньки, бабоньки, белые платочки: тащат на горбу и дом, и работу, и семьи, и детей, и мужей своих, и храмы, да и вообще всю Россию.
Литургия совершена, народ причастился небесного огня и в раскрытых Царских Вратах, спиной к алтарю, седой старенький иконописный священник с длинной бородой и в красном облачении, благословляя паству, уже произносит отпУст:
- «… помилует и спасет нас, яко благ и Человеколюбец».
После целования креста первыми бегут к двери дети, конечно мальчишки. И народ потихоньку и степенно потянулся к выходу…
На выходной хлопающей двери изнутри вздрагивает от белёсых клубов морозного пара, прихваченный скотчем по углам обычный белый лист бумаги с одной строчкой, всего одной -
чёрные буквы вдруг полыхнули огнём:
                ИДИ И НЕ ГРЕШИ БОЛЕЕ