| 2 |
Осень двулика. Она напоминает мне памятник Гофману, увиденный в маленьком приморском городке: творец с неограниченной фантазией и законопослушный прусский юрист. Вот и осень, с одной стороны – добрая сказочница, радующая глаз своим разноцветьем, с другой – дама хмурая и депрессивная, злюка, одним словом. Я люблю только первый лик осени – «бабье лето», второй же всегда наводит тоску.
История эта произошла в ласковом сентябре прошлого года, а вспомнилась сейчас, когда ночью пробегали тёплые ливни, а днём пригревало осеннее солнышко, и «тихая охота» вновь поманила в лес.
Вот тогда села я в свой старенький «Мерседес» и отправилась по грибы. Мне нравится бродить по лесу в одиночестве, когда не надо отвлекаться на ауканье и можно окунуться в колобродье мыслей. Заблудиться в этом лесу невозможно: обязательно выйдешь или на дорогу, или к дачным участкам, или в поле. И бояться нечего – людей как в парке, звери не водятся, разве белка нечаянно швырнёт шишкой, или ёжик зашуршит под ногами. А воздух какой! Кажется, его пить можно. И красота душу радует–на зелёном фоне начинают золотиться листки берёз, осины одеваются в багровый наряд, а гроздья рябины рыжие, как шёрстка моей кошки. Увидишь хороший гриб – и сердце замирает. В такие минуты жалею, что не дал мне Бог талант художника.
Брела я по осеннему лесу и думала о том, что дети мои не любят такое времяпрепровождение, им бы лучше за компьютером сидеть целыми днями, а ведь маленькие с удовольствием со мной по грибы ходили. Лезли мысли о неотвратимо приближающейся пенсии, которая будет с гулькин нос, и всё равно работать придётся. А то бы уйти на заслуженный отдых и гулять каждый день, вот так, всё «бабье лето». Интересно, по-моему, в Европе едят только шампиньоны, искусственно выращенные, и безумно дорогие трюфеля, и в лес по грибы европейцы не ходят. Разве, может, в Финляндии или Польше? Никогда я не хотела уехать из своей, пусть нищей и больной на всю голову страны. Эти минуты общения с природой гасили весь негатив современной жизни. Под такие «мысли-скакуны» я радовалась каждому найденному грибку и наслаждалась прогулкой.
Брела и слушала шорох опавших листьев, скрип треснувшей под ногами ветки, загадочный шелест осин. Неожиданно эту знакомую песню леса нарушили посторонние звуки. Прислушалась, показалось – это птица так странно поёт, как будто шепчет что-то. Но по мере приближения к источнику непонятных звуков, всё отчетливее различались горькие всхлипывания.
В глубокой воронке, оставшейся со времен войны, на корточках сидел ребёнок и горько плакал. Таких «грибов» мне еще находить не приходилось.
– Ты чего? – спросила я.– Никак не выбраться? – От рыданий он даже ответить не мог, только головой покачал. – Не плачь, я тебе постараюсь помочь.
Протянув руку, поняла, что мальчику никак не дотянуться. Тогда я стала снимать с джинсов ремень, а мальчишка сквозь всхлипы тихо спросил:
– Тётя, ты меня бить будешь?
– Да что ты, малыш, я тебе спущу ремень, а ты цепляйся, только крепко держись. Попробуешь?
Ноги ребенка скользили по глинистой почве, несколько раз он срывался обратно в яму, видно, плохо зацепившись за ремень, но совместными усилиями нам удалось достичь успеха. Всхлипы слышались все реже.
– Как тебя зовут? – я смотрела на чумазое личико, и сердце сжималось от жалости: сколько же неприятных минут ему пришлось пережить в этой яме…
– Спасибо. – Мальчуган шмыгнул носом. – Лёхой меня зовут,– он явно не знал, что делать дальше.
– А меня зови Алиной. Я не люблю, когда тётей называют. Договорились? Сколько тебе лет?
Мальчик был совсем маленьким.
– Шесть ещё. На будущий год в школу пойду. – Лёха плакать перестал.
– Как же ты здесь оказался? Сбежал от родителей, что ли?
– Я заблудился, – он опять шмыгнул носом. – Мы гуляли в лесу с мамой и дядей Толей. А потом сели в беседке перекусить. Я поел, и мне стало скучно. Лягушка скакала, я за ней пошёл-пошёл, она так смешно лапками дрыгала. И не понял даже, как в эту яму скатился.
Беседку около перекрёстка двух лесных дорожек я знала, это не так далеко. Как же умудрились горе-взрослые потерять в лесу маленького ребёнка?
– Ты кричал?
– Сначала я испугался, что меня накажут, хотел вылезти и найти маму. Но всё время соскальзывал и стал звать её. Потом заплакал, страшно стало.
– Ладно, полдела мы сделали, теперь надо найти твоих родителей. Вы на чём в лес приехали?
– У дяди Толи здесь дача. Он нас на машине привёз.
– Пойдём-ка к беседке, может, твои ещё там.
Лёха с надеждой посмотрел на меня.
Мальчонка потихоньку совсем успокоился и по дороге рассказывал мне о детском садике, о маме и дяде Толе, который с ними живёт не так давно.
В беседке было пусто, и только валявшаяся на полу пустая бутылка из-под водки наводила на грустные размышления.
– Лёш, а ты помнишь дом дяди Толи? Найти его в посёлке сможешь?
– Смогу, это прямо у дороги, – как-то по-взрослому ответил малыш. И мне показалось, что не очень хочется ему оказаться в том доме.
Я взяла ребенка за руку, и мы пошли по лесной дорожке в сторону дачного посёлка.
– Лёш, а мама твоя работает? – поинтересовалась я. Не думалось, что Лёшина мама злоупотребляет спиртным: мальчик был ухоженным и не производил впечатления заброшенности.
– Да, она диспетчер в таксопарке. А дядя Толя там таксистом работает, – ответил Лёша и важно добавил, – а я, когда вырасту, стану лётчиком.
– Здорово! Будешь летать в разные страны, – немного замявшись, я спросила, – а папа у тебя есть?
– Не-а. Мама сказала, мой папа растворился, когда узнал, что я рожусь, ой, родюсь, – Лёха почесал затылок. – Мы с мамой и бабушкой раньше жили. А потом бабушка умерла. Теперь дядя Толя с нами живёт. Мама говорит, что в доме должен быть мужчина – хозяин. Я тоже мужчина, только пока ещё маленький, – Лёха вздохнул, – а когда вырасту, сам буду хозяином. – Говорил мальчишка складно, не картавил, как-то по-взрослому, что ли... Настроение его изменилось, и о недавних слезах напоминали только тоненькие светлые бороздки на чумазой мордахе.
Я чувствовала, мальчонка подустал, да и мне легче идти по мшистому лесу, чем по утоптанной дорожке. Однако мы торопились, неизвестно, что предпримут взрослые для поиска ребёнка. Я представила, как обрадуется мама мальчика…
Лишь только показались домики дачного поселка, Лёха протянул руку и показал пальчиком:
– Алина, вот этот дом. Пойдём со мной, а то мама ругаться будет. – Мальчик заметно занервничал. Из калитки нам навстречу уже неслась молодая женщина. Она схватила Лёшку за плечи и что есть сил, начала трясти:
– Ах, ты гад такой! Изверг! Я уже в МЧС звонить хотела. Где ты был, паразит? – женщина сорвалась на визг, а мальчик снова заплакал.
– Зачем вы так? – вмешалась я, – ребёнок пережил такой стресс, а вы на него орёте.
– А я как будто стресс не пережила! Уже не знала, что и думать. – Женщина не была пьяна, но я уловила запах алкоголя. – И вообще, что вы лезете не в своё дело? Это мой ребенок, и я знаю, как его надо воспитывать.
Вдруг Лёха вырвался и прижался ко мне. Я увидела приближающегося к нам невысокого крепкого мужчину, явно хорошо поддатого, одетого в камуфляж. На ходу он вынимал из штанов ремень с тяжелой армейской бляхой.
– Я вот тебе покажу, как взрослых не слушаться. Запомнишь, что от матери нельзя ни на шаг отходить, – и, обращаясь к женщине, – говорил же, никуда он не денется. А у тебя сразу истерики.
Я заметила: в глазах женщины метнулся страх, но она молчала, а мужик был уже совсем близко. Тогда я выступила вперёд и твёрдо сказала:
– Не смейте бить ребёнка! Уберите ремень сейчас же. Вам самим надо было получше следить за малышом.
– Да кто ты такая, чтобы учить меня, как с писюнами обращаться! А ну, пошла отсюда, пока и тебе рикошетом не досталось.
От такой наглости я сначала опешила, но уже в следующую минуту сообразила, что с такими людьми надо вести себя соответственно.
– Если вы сейчас же не уберёте ремень, я напишу заявление в соответствующие органы и вас, – я обернулась к женщине, – лишат родительских прав, а ребёнка заберут в детский дом. Сейчас с этим строго.
– Толя, убери ремень, пожалуйста. Я не хочу лишиться сына, – голос женщины дрожал.
– Подумаешь, нашла, кого слушать – тётку какую-то приблудную. – Но, тем не менее, ремень вернулся на место.
– Имейте в виду, я проверю, и, если что, сниму побои. Надеюсь, вы оба поняли, Лёша – это человек, который тоже имеет права. – Я нагнулась к мальчику, поцеловала его в щёчку, потрепала по смешно торчащему хохолку. – Всё у тебя будет хорошо, Лёха…
Повернулась и пошла к своей машине.
Продолжать лесную прогулку мне расхотелось. На сердце кошки скребли, так жалко было Лёшку. Ну, почему наши женщины впадают в крайности? Либо напрочь отказываются от личного счастья, обрушивая всю любовь на детей, делая из них самовлюблённых маменькиных сынков, либо устраивают свою жизнь, забывая о детях, разрушая их психику, – лишь бы муж был.
С востока потемнело небо, подул неприятный ветер, видимо, кончается «бабье лето», наступает хмурая злюка – заплачет серыми дождями, вся эта разноцветная красота пожухнет и ляжет под ноги. Будет совсем невесело.
Я уже подходила к машине, когда услышала торопливые шаги. Обернувшись, увидела Лёшину маму. Теперь, когда лицо женщины не было перекошено гневом, я смогла разглядеть её: совсем молодая, почти девочка, очень хорошенькая. Лёшка-то на неё похож.
– Алина, хочу попросить у вас прощенья за своё поведение. Очень разнервничалась, когда Лешку потеряла. Я его так люблю… Не сдержалась. Извините.
– Ох, девушка, не у меня надо прощенье-то просить – у сына. Не позволяйте бить мальчишку. Он такой замечательный и тоже очень вас любит.
– Я для себя всё решила: если Толя ещё хоть раз тронет Лёшку, я уйду. Лучше одна буду с ребёнком.
– Всё правильно. А на Толе этом свет клином не сошёлся. Крест на личной жизни ставить не надо, главное, чтобы было хорошо и вам, и Лёше.
– Спасибо вам за сына, он назвал вас доброй волшебницей. – Она улыбнулась и протянула мне пакет с душистыми краснобокими яблоками.
На душе стало легче. И небо снова посветлело, тучи как-то рассосались. Это значило, что сказочница-осень ещё собиралась нас порадовать своей классической красотой.
Сколько потом ни проходила мимо знакомого дома, не видела там ни Лёшки, ни его мамы. Надеюсь, всё у них хорошо.
|
Да, европейцы едят шампиньоны и не вспоминают о России, какими именно мухоморами она травится.))