Биографические листки (продолжение)

15
    Я с котёнком на тёплой печке. Черень у нас – это голые кирпичи, истёртые телами и временем. Тут старая фуфайка да домотканый зипун царской поры. Можно спать, сидеть невзирая на сильно нагревшееся ложе. Рядом с жёрдочки свисают связки заплетённого лука. Я вовсе не в стороне от забот родителей-валяльщиков, не отлыниваю. Сказано, что собственные валенки каждый должен сам и побрить.
    Берёшь в руку не бритву, а пористую пемзу, не имеющую ни одного угла. Когда-то она была гораздо большей, истёрлась вся. Причём и опал шерсти мать использовала. Мохнатые валенки вынуты из печи, в которой сушились. Колодки ещё сохранили тепло. С ними брить легче, хотя возни всё равно немало.
    В нашей хате под мостом (это пол) находилось подполье, где хранилась часть урожая бульбы с огорода. Поднимет батька широкую мостницу, Гришка спустится туда. Наберёт корзину с верхом. Её в хозяйстве на пару суток хватало. А в погребе овощи хранились про запас и для весенней посадки.
    Разница между нахождением на печке и мосту быстро ощущается. Внизу завсегда прохладней: яма даёт о себе знать. Взгромозжусь с валенками на запек (по-другому – лежанку). Полпути к моей печке, на которой жарко. Возьму пемзу и начинаю скрести ею валенок. Силёнок маловато, зато старания много.
    Одно дело – обработать основные площади голенищ. Частые движения вулканического стекла срезают шерсть. Голенища с двух сторон становятся гладкими. А носок, задник и переднюю часть побрить сложнее. Я и так и сяк пробую, однако сноровки недостаёт. Матери приходилось добривать за меня оба валенка.
    Я не задумывался, сколько в них труда вложено. Меня интересовала пемза. Она, жёлтая, чуть-чуть напоминала пену у берега Ипути в ветреный день. Мне казалось, словно добродушный волшебник взял её, отвердил и отдал на потребу людям.
    Сбритые шерстинки мать заметала сухим куриным крылом. Некоторые могли остаться на кирпичах либо в воздухе. У бобовцев, имевших бани, подобные закавыки редкие. Именно там они валяли валенки. У нас чаще случались. Мать разложит из махотки по мискам жаркое с добряками (белые грибы). Вдруг ни с того ни с сего - возглас: «Волосина!». Значит, шерстинка из воздуха или с кирпича оказалась в детской миске. Мы с братом ели, потому что вкусная еда побеждала сомнения. Сестра могла и отказаться. Тогда мать давала ей пару варёных картофелин и стакан парного молока. Всё улаживалось.
    Так и жили, росли, крепли, даже не задумываясь о незаменимой роли крахмалистой бульбы сорта «лорх» да рыжей бурёнки нашей. В начале пути привыкали к труду.