Помещение, возникшее на экране было похоже на аудиторию, только вместо студентов, там собрались политики, журналисты и представители общественности.
В центре стояли два кресла. На одном сидел мужчина средних лет во всем черном, в другом молодая женщина, она задавала ему вопросы.
Бледное лицо мужчины с высокими скулами было малоподвижно, взгляд холоден и внимателен, речь размеренная, логически выверенная и четкая. Филипп Робийяр.
Потрясенный Леонар долго слушал Робийяра, его сторонников и противников.
Говорили о развале какого-то "блока НАТО", точнее вытеснении Соединенных Штатов в отдельный Альянс, в котором они объединились с Канадой и еще рядом переселенческих англоязычных стран.
Всё это ровно ни о чем не говорило Леонару. Какое еще НАТО, какое отношение к внутренним делам Франции... Европы имеют Соединенные Штаты?!
Слушал о том, как партия Робийяра пришла к власти, жёстко вытеснив, как сторонников "гей-парадов" и мультикультурализма, так и поднявших голову, под видом "борьбы за традиционные ценности" аристократов-роялистов, во главе с потомком Бурбонов, который уже видел себя "Людовиком Двадцать Первым".
Говорил, что именно в этот период Франция вернула себе политическую гегемонию в Европе и решения ее правительства в отношении неинтегрируемых в местную культуру мусульман очень вдохновили национальные движения в других странах региона.
- Вы назвали свою партию "якобинцами" по известной исторической аналогии...
- Верно, мы идейные наследники ценностей Первой Республики...не искаженных влиянием крупнособственнического элемента...
- Вот как... а как же этот агитационный плакат, это ужасно - эмоционально воскликнула девушка и развернула в сторону аудитории лист бумаги, на нем был изображен человек, шея которого была стиснута чем-то вроде колодки, сверху нависало странное скошенное лезвие, укрепленное на двух стойках.
Какое странное орудие казни... нож, укрепленный на стойках... не слышал ни о чем подобном, подумалось Леонару.
Об одну из стоек небрежно оперся человек в головном уборе красного цвета. А надпись внизу гласила: "Ну, кто еще хочет стать привилегированным?"
Тонкие губы Робийяра дрогнули в легкой усмешке:
- Показана максимальная серьезность наших намерений. С долей юмора, конечно. Мы, все же, дети СВОЕГО века...
- Да, но... - не унималась девица - разве сотни тысяч лиц, исповедующих ислам не высылались на историческую родину...разве потомки французской аристократии не лишены политических прав, разве не ущемляются права геев?
Робийяр спокойно поправил манжеты и кивнул:
- Воинствующих исламистов коснулся по справедливости наш принцип соответствия республиканским ценностям. Не нравится вам французская культура и политические ценности, чужды они вам... и нечего вам делать в нашей стране... и нечего предоставлять им гражданство, никаких пособий и никаких привилегий. Это справедливо.
Что касается "нетрадиционных". Их и так никто не трогает. Но... одно общее для всех требование, интимная жизнь должна оставаться интимной...нечего об этом орать на площадях и бегать с голым задом...
Крупные собственники не столь утеснены, сколь они жалуются. Они свободны действовать... в рамках закона... но пусть забудут о том, чтобы заменить собой феодалов...
Судьба потомков дворянства ...не всех... уточним... роялистов ... до сих пор мечтающих о восстановлении монархии.
После подавления попытки переворота с целью возвращения французской монархии... мы всё же не репрессировали их... а только лишили политических прав, а следовательно, всех претензий на власть.
Им предоставлена возможность жить вне Парижа, в провинциях, в своих замках, пусть там, на лоне природы играют в придворных Марии-Антуанетты.
- Но это как бы "резервации"?! - продолжала возмущаться мадемуазель.
- Пусть так...- спокойно пожал плечами Робийяр - но они обеспечены материально и также защищены законом, как прочие французы, лишены лишь политических прав...
- В центре Парижа установлен памятник Робеспьеру и Сен-Жюсту, так ли это было необходимо ...- журналистка уже не знала, к чему бы еще придраться.
- Что вы имеете против? Вы хотели бы, чтобы в столице Французской Республики открылся памятник одному из Бурбонов, особенно мнимому "Людовику Двадцатому", мечтавшему вернуть Франции короля еще в начале двадцать первого века?!...
В зале поднялся крик и шум. Зал поделился на "новых якобинцев" и защитников прежней либерально-толерантной Франции, а кое-кто даже робко пытался защищать права роялистов, потомков старого дворянства и их претензии...
Затем показали краткое выступление британского премьера Натху Чандрахаса, он говорил о всемерной поддержке движения в защиту прав коренного населения Европы и восстановления исторической справедливости...
... ... ....
Ошеломленный Леонар ткнул пальцем в кнопку продолговатого прибора, который девушка назвала "пультом". Экран погас...
Переварить всю эту информацию разом было физически невозможно, она никак не структурировалась в мозгу, и эмоции и разум сопротивлялись.
Изгнание мусульман из Франции, африканская элита Британии и их премьер индо-британец...возвращение европейцев к историческим культурным традициям...
Нет... Боже... нет... я не безумец... уговаривал он себя, не отводя взгляд от настенного календаря - ДВЕ ТЫСЯЧИ ДВЕСТИ ВОСЕМНАДЦАТЫЙ ГОД.
Леонар устало откинулся на спинку кресла, уставившись невидящими глазами в потолок. Рука подянулась к стакану с остывающим кофе.
И тут из заплечной сумки... о... здесь называют ее "рюкзак" вдруг раздался громкий мелодичный звонок. Молодой человек вздрогнул. Мелодичная трель не прекращалась.
Поднялся с кресла, открыл рюкзак, что могло там издавать звук. Одну за другой вытащил вещи, такие же узкие длинные брюки из грубой синей ткани, какие были на Бертье, мягкие ботинки, рубашка без рукавов, такой же нелепый головной убор с козырьком.
Наконец, вытащил небольшое устройство с ярко светящимся экраном и множеством значков внизу. Ткнул наугад, экран погас и мелодия смолкла.
Но через секунды устройство снова подало признаки жизни. Леонар, все также наугад, ткнул в другую кнопку, поднес его ближе к лицу и... услышал глухой голос:
- Я знаю, что вы меня слышите. Назовите свое имя и связно объясните, как у вас оказался рюкзак одного из наших людей...Наши новые сотрудники приняли вас за Даниэля Лагранжа, но он сейчас стоит рядом со мной.
С минуту Леонар простоял, как в ступоре, кто-то говорит с ним на расстоянии через этот прибор, как это работает?! Но затем решился и поднес устройство ближе к губам:
- Сударь, меня зовут Леонар Мари Дюбуа... и я... не крал рюкзак вашего сотрудника... он был им забыт... А я... последовал за ним из чистого любопытства...так понимаю теперь... по ошибке...
- Вспомните старика Декарта: "Ошибка есть вина"... -услышал Леонар все тот же сухой резкий голос - интересно, вы много успели здесь увидеть, услышать, узнать? Впрочем, разберемся... Оставайтесь там, где вы сейчас... мы вас найдем.
Вот что я скажу вам, Дюбуа... человеку дОлжно хорошо знать историю...а вот наперед лучше не знать ничего, пользы не принесет. Кто станет слушать непрошенную Кассандру? Вы меня поняли?
Чувствуете глубокий психологический дискомфорт? Полагаю, вам нужен врач и соответствующая клиника...
Сердце Леонара бешено заколотилось, он почувствовал в этих словах незнакомца для себя угрозу. Ошибка есть вина... много ли он успел тут увидеть и узнать... Хотят упрятать в сумасшедший дом, а там убить?!...
- Оставайтесь, там, где вы сейчас... - его тайные мысли словно были подслушаны - нам неважно, что именно вы увидели или узнали. Кому вы об этом расскажете, вернувшись к себе домой? Над вами в лучшем случае посмеются. Ждите нас. Мы идем.
Дюбуа нервно нажал на кнопку и экран погас, бросил устройство на диван. Нет уж, будь что будет, но покорно ждать своих возможных убийц он не станет.
Тихо закрыл за собой дверь комнаты отдыха и в коридоре смешался с пестрой толпой, вовремя не сообразив, что в своей одежде конца восемнадцатого века он более чем приметная персона...
... ..... ....
Вдруг в одном из коридоров, неожиданно для себя Леонар увидел целую группу молодых мужчин одетых также, как и он.
Фраки, жилеты и кюлоты, длинные волосы, собранные в хвост. Всё это приятно радовало глаз после местной экзотики. И давало шанс затеряться среди них.
- О, где вы так задержались, ваши документы мы передали секретарю! Вы ведь Раймон Буше, верно? Мы вас ждали - ему явно обрадовались и Леонар не спешил разочаровывать их.
В голове еще отчетливо звучал сухой голос неизвестного...мороз пробежал по коже...прочь отсюда, куда угодно...
Помещение было залито ярким золотистым светом. Вокруг по стенам стояли какие-то неизвестные Леонару приборы.
В центре нечто вроде стойки в рост человека, кнопки на ней играли всеми цветами радуги.
- Проходим, не задерживаемся! - им приветливо кивнула молодая женщина в белом, перед ней светился экран, руки лежали на управляющей клавиатуре - собираемся в плотное кольцо вокруг терминала - перестаньте разговаривать, сосредоточьтесь.
Вдруг неподалеку от себя Леонар услышал шепот, переговаривались двое молодых людей:
- Пикардийский портал разве еще не закрыт? Я бы хотел побывать в предреволюционной Франции... ну, согласись, интересно же...
А еще интереснее снять скрытой камерой штурм Бастилии! Что скажешь?!
Дюбуа напрягся. Он собирался, замешавшись в их среду попасть домой, в свой родной 1786 год. О каком же времени они говорят?!
Штурм Бастилии?! Что за бред... о чем они?!
Какая еще предреволюционная Франция?! У нас, в 1786-м... в Париже все спокойно...а если они говорят о том, о чем рассказывал этот... Робийяр с экрана... борьба с мусульманами и прочее... так это происходило в конце 21 века... и ему туда не надо!
Но взял себя в руки и продолжал слушать:
- Мы сейчас и пойдем... через пикардийский портал, грозят его прикрыть, но так и не прикрыли.
Мы сейчас попадем прямо на историческую реконструкцию...
Контуры всех предметов вдруг заискрились мертвенным голубоватым сиянием...Пространство сделалось туманным и вязким...
.... ..... .....
Ночь. Леонар вздрогнул, он стоял, держась за металлические прутья забора рядом со старым пятиэтажным домом.
Улицы родного Арраса он узнал даже в темноте. Вырвался стон, переходящий во вздох облегчения.
Дома... Наконец-то это необъяснимое безумие закончилось...
Остановился рядом со своим домом... Но что это?!...Ладони вдруг стали влажными от ужаса.
Луна вышла из-за туч и осветила здание. На том месте, где должен быть нужный подъезд, лишь ровная серая стена без намека на вход...
Пошатываясь, и мелко, нервно дрожа, Леонар прошел дальше и нашел дверь в подъезд и с удивлением отметил, что она металлическая, а рядом с ручкой панель с кнопками.
Дернул ручку, дверь не поддавалась. Такие же двери оказались и на втором, и на третьем подьезде.
Скрюченная от отчаяния серая человеческая тень просидела на лавке под подъездом всю ночь...
Когда рассвело, поднялся с лавки и без всякой надежды на чудо отправился на улицу Рапортер, на
