Потрясение

- Где ты была сегодня, киска?
- На ноут-буке и жестком диске.
- Что ты видела между пластмассой?
- Видала мышку с синим глазом.


Кошечка-то была хорошая. Ласковая, смышлёная… Вот потому и возмущала порой:

- Ника, ну ты разве не понимаешь: нельзя обои драть, нельзя! Царапка, вон, для того есть!

И приходилось тогда, подхватив серую на руки и потыкав для приличия в очередную, оставленную острыми кошачьими ногтями, полосу на новых обоях, нести и усаживать кошку в картонную «царапку» из зоомагазина.

Царапка, впрочем, была собственностью Василисы – крупной рыжей четверолапой красавицы, хозяйки квартиры.  Как-то сразу она Василисе приглянулась, смекнула кошка, что к чему, и теперь не только с удовольствием драла картон – точила когти, но и частенько, едва уместившись раскормленными боками, лежала и спала на ней.

- Василиса! Ну, хоть ты Никусю научи, где надо когти точить - на правах старшей-то!

Василиса была точно не в восторге от совместного использования любимой вещи, и даже однажды, когда в ходе очередного внушения несли уже Нику к царапке, быстренько свои тренажер – лежанку заняла: «Моя вотчина, делов не знаю!».

Серая, маленькая, пугливая поначалу ко всему Ника появилась в трёхкомнатной квартире вместе с дедушкой, которого забрали для ухода – сам себя обслуживать он уже не мог. Кошка почти не отходила от хозяина, «лечила» его – спала с дедушкой рядом, лежала на ногах и на груди.

Дедушка ушел через полгода.

Никуся за это время вполне освоилась и прижилась. Худо – бедно, поладила с Василисой, и частенько они гоняли друг дружку по большой, опустевшей от большого, больного деда, квартире. В еде была совсем не жадной, хотя и прихотливой: сметанки,  уписываемой  Василисой за обе щеки, не признавала, зато любила сырую рыбку.  Оставалась также ласкова, волнуясь на каждое оставление квартиры домочадцами. Только вот, что обои всё драла…

За что однажды и была-таки шлёпнута пару раз метёлкой – несильно, символически: ну, как-то надо показывать, что не дело это совсем, нельзя безнаказанным такие проделки оставлять! Но, видимо и такая экзекуция была полнейшим шоком для кошечки, которой дедушка позволял буквально всё, вплоть до еды со своей тарелки. Нашкодившая сначала забилась под диван, а уж оттуда юркнула на открытую ненадолго лоджию: дело хоть и шло на весну, но окна неотапливаемой лоджии снизу были подёрнуты еще морозным узором.

Прошло с полчаса субботней уборки.

- Так, а где у нас Ника?

Заглянув, увидали в конце – там, где стоял крашенный деревянный ларь, зимующую на шелковой подушке кошку. Подоткнув под себя лапы, недавняя виновница лежала спокойно и смиренно: мол, тут мне самое место. «Здесь я и обоев не подеру, и метёлкой гонять никто не станет. Авось, и дотяну до тепла, как-нибудь…». И показалось даже, что пар идет от серой, сирой кошки.

Знать, так велико было её потрясение!

Кто про что, а кот про сало: как бы хотелось, чтобы не было никаких иных потрясений ни внутри нашего домашнего очага, ни за его крохотными пределами. И не погрузится никогда он в холод и мрак, и будут сыты наши кошки, а и мы, непутёвые, также терпеливо, раз за разом, будем подранные обои подклеивать: «Ника, я тебя к тётке в деревню отправлю!».

Пусть так и будет!