Дверь.

- Ииих-хр- бум! – Неоднократно повторила перекошенная дверь сарая и, захлопнувшись от безжалостного ветра, вздрогнула вся, насторожилась, в ожидании повтора, но тот отлетел, давая ей возможность прийти в себя. – Весна. – Пояснила она своим, не смазанным и поржавевшим петлям. – Снег сошел, теперь будет нас болтать, «незнама» сколько.
- Виии-хр! – Ответили они ей, на что дверь, брезгливо замерев в грязной лужице и, чувствуя, как разбухает ее низ, не упустила согласиться:
- Самое то, не поспоришь! И это только начало, а там…. Даже думать страшно. Еще и полынья не сошла, а уже жди дождичка, да не теплого, а пронизывающего, холодного,  хлесткого. Помотает нас-то, ветер, покуражится.  Дотянуть бы, до деньков тепленьких, до солнца ласкового…
- Хр-виии! – Отозвались ее петли.
Тут бы ей помолчать, да петлям стихнуть, ибо не о чем говорить,  эдак же все понятно. Так нет, вернулся ветер, задергал ее, стараясь поскорее сорвать с петель и бросить «на сыру» землю.  Уж она упиралась, уж она визжала, скрипя, так пронзительно – ржаво, что слышно было за версту.
От ее скрипа даже птицы замолчали, видно призадумались. А она все скрипела и скрипела, скрипела и скрипела…
День пошел к закату, приморозило. Она закрылась более тихо, ветру надоело с ней общаться, и он унесся восвояси. Наступила ночь, и она пару раз вздрогнула, петли, ржаво ойкнув, угомонились.
- До утра, милые, до утра! – Прохрипела она им и замерла.
Утро пришло в радость. Потрескивал ледок, когда хозяйские калоши остановились возле перекошенной сарайной двери.
- Эхе-хе! – Мужчина почесал затылок, вытащил изо рта гвоздик. Там подколотил, там подшил. Прицепил крючочек и отошел в сторону. – Ну вот, как-то так! – Сказал он и пошлепал обратно.
А дверь, посмотрев на мир перед ней ровнее, скрипнула, ну так, в свое удовольствие и радостно осознала – заботливые руки, поживем еще!