- Как-то я не уверен, что стоит это делать, док.
- Я уверен! Пока вы не найдете источник проблемы, вы не решите саму проблему. А почему вы называете меня «доком»? Я не доктор, и вы не пациент.
- Ну, вы же копаетесь у меня в голове, разве нет? Вспомнить проблему, решить проблему…
- Нет-нет, Лаэрт, я не копаюсь у вас в голове, и мы это уже обсуждали. Это не гипноз, не психотерапия, это...
- Да, док, я помню. Это регрессивная терапия, возврат в прошлые жизни, что бы я мог вспомнить другие свои воплощения и понять, кем я был раньше. Это я помню – реинкарнация, карма, и все такое. Но очень уж это все похоже на психотерапию, которая у меня была.
- А эта психотерапия принесла вам пользу? Вы решили проблему, пока обсуждали с врачом свое детство и ссоры с отцом? Нет, не решили. Вы даже не смогли понять, в чем состоит ваша проблема. На нашем первом сеансе вы говорили об убийствах. Вам кажется, что вы родились, что бы кого-то убить. Вы говорили это буквально или здесь заключена метафора?
- Да уж конечно буквально, док, какие тут метафоры…
- И ни один терапевт не понял, что с вами происходит. Почему?
- Это вы мне скажите!
- Скажу! Они искали причину в вашем детстве, а она спрятана куда глубже, далеко за пределами вашего рождения. Это не детские травмы, а то, что вы несете с собой из одного воплощения в другое. Когда-то вы ощутили вину за чью-то смерть, и теперь вас преследует ощущение, что вы виновны в этой смерти, что вы – убийца! Поэтому вам кажется, что ваша судьба – убить кого-то. Так что вам не стоит буквально воспринимать наш последний сеанс.
- А как мне его воспринимать тогда? Я же сам все вспомнил! Все на самом деле было, я прирезал этого святошу, прямо бритвой по горлу! Там кровища кругом! А потом и себя самого прирезал! Саму... Или самого? Как мне говорить, если я тогда был теткой?
- Спокойнее, для начала, вот как стоит говорить. Вам не хочется снова это пережить, но без этого не обойтись. Вам нужно войти в сеанс и вспомнить, что тогда случилось. Вы расскажите мне все, что увидите, а потом обязательно запишите это в дневник. Мы сделаем так же, как в прошлый раз. Я буду считать от 10 до 0. Когда я скажу «ноль» вы вернетесь в ваше прошлое воплощение. Представьте лестницу, которая ведет вниз. Вы спускаетесь, и каждая ступенька – это годы вашей жизни. 10. Вы стоите на верхней ступеньке. 9. Вы делаете шаг вниз, и еще один, еще, уходите все глубже. 8... 7...
***
Мы думали, что чума осталась в далеком прошлом, и уже не вернется. Мы ошиблись.
Я помню, как в Кротвиль пришла весть о перемирии. Война закончилась! Ее называли Великой Войной. Говорили, что это война, которая покончит со всеми войнами. Владелец пивной выкатил бочки на улицу, наливал всем, кто шел мимо, и не просил денег. Театр отменил представления – кому нужен театр, когда сценой стал весь город! Люди смеялись и пели, кричали «Гип-гип-ура!», танцевали прямо на Соборной площади. Я танцевала вместе с ними. Меня толкали со всех сторон, какой-то моряк отдавил мне ногу и поцеловал у всех на глазах, и вовсе я не была против. Мы праздновали мир и встречали лучший день в жизни каждого из нас.
Мы думали, что беды закончились, и больше не вернутся. Но мы снова ошиблись.
Всадники Апокалипсиса уже шли через Кротвиль, один за другим. Первым пришла Война. За ней въехал Голод. А теперь и всадник Чумы пришел в город. Он веселился вместе с нами, и пока мы толкались, целовались и пожимали руки, мы делали его работу. Мы передавали друг другу вирус, из рук в руки, из дома в дом.
Грипп, Испанка, Синяя Смерть, Москитная Лихорадка – у болезни много имен, но в Кротвиле мы ее назвали просто «Болезнь», все и так знали, о какой болезни речь. Великая Война покрыла землю тысячами тел, оставшихся без погребения, превратила поля сражений в рассадник инфекции. Солдаты заболели первыми, но власти не потрудились рассказывать о новом вирусе. «Это могло вызвать панику среди населения!» - так нам потом скажут. Мы смеялись и танцевали на улицах, мы праздновали, и не знали, что приближается. А когда узнали, бежать было уже поздно, и среди населения началась такая паника, какой город еще не видывал.
Когда я окончила курсы медсестер, я еще умела мечтать, и в своих мечтах помогала людям, облегчала их боль, а они благодарили меня и дарили цветы. Я видела себя в белоснежном халате, в сверкающей операционной, где старый доктор Ансель, виртуозный хирург, прославленный на всю страну, принимает скальпель из моих рук. Однажды я смогу занять его место и стать первой женщиной-хирургом в Кротвиле! Да и во всей стране, а то и на всем континенте!
Но пришла война, и мой халат залила кровь. Мы зашивали раны, вправляли кости, отпиливали искалеченные взрывами руки и ноги, а раненные молились и кричали, умоляли дать им умереть, что бы боль прекратилась. И мы давали им умереть.
Война закончилась, но стало еще хуже. Бои обошли Кротвиль стороной, здесь никогда не было много солдат, и с всадником Войны мы еще могли справиться. Но Чума вошла в город и накрыла его целиком.
Город пропах. Вонь стояла повсюду, вонь от оставшихся в домах тел, от сгнившей еды на столах, от выгребных ям. Катафалки ехали по улицам один за другим, и каждый вез куда больше, чем один гроб. Когда умер гробовщик, в ход пошли шторы и одеяла. Мы заворачивали тела, что бы ни видеть их лица, и выбрасывали в ямы, которые никто не торопился закапывать.
Пока еще живые люди лежали на полу в больничных коридорах, кричали и плакали, молились Богу и проклинали его. Каждый вечер я клялась себе, что брошу все и сбегу, но каждое утро снова обходила больницу, раздавая лекарства. В ход пошли аспирин, хинин, лактат кальция… И даже хлор, стрихнин, креозот. И виски! Очень много виски.
Я не знаю, что убило тогда больше людей, болезнь или эти лекарства. Те, кто захлебывался собственной кровью, запивали аспирин стаканом виски, и требовали еще, даже если это не помогало. Утром я раздавала аспирин. Вечером я выносила тела. Мы сваливали их в яму с известью, врытую во дворе, без похорон, без отпевания. Преподобный читал свои молитвы только в храме, он никогда и близко не приходил к тем, кто заболел, он знал, что вера не защитит его от Болезни. Иногда мы поджигали тела в яме, что бы уничтожить заразу, но и это не помогало, зараза распространялась, а запах горящих трупов приносил еще больше отчаяния.
Я помню, как больные бросались с крыши больницы. Как врачи падали без сил и спали на полу, а место умерших пациентов занимали те, кто еще недавно их лечил. Я застала доктора Анселя в его операционной. Он держал на руках на руках тело маленькой девочки, плакал и пил виски.
Утром я вынесла во двор два трупа, маленькую девочку и доктора Анселя. Он вскрыл себе вены своим же скальпелем. Скальпель я выбросила в яму, не хотела испытывать соблазн уйти вслед за доктором. Но соблазн остался.
По дороге домой я купила бритву. «Мужу покупаете?» - спросил тогда лавочник. Глупый вопрос, но я его запомнила. На следующий день лавочник лежал на полу больницы, молился и умолял меня дать ему что-нибудь от боли. Еще через пару дней он проклинал меня, называл тварью и ведьмой, кричал, что это я принесла в его лавку заразу из больницы, и буду гореть за это в аду. А еще через неделю его посиневшее тело отправилось в яму.
Я сидела тогда на краю ямы, и держала бритву у горла. Но в тот день я не умерла. Просто упасть в яму с телами и исчезнуть, без цели, без смысла – это все равно сдаться болезни, а сдаваться я не собиралась. У меня была цель! Когда-то казалось, что эта цель – спасать и утешать, но лавочник был прав. Я несу смерть. Моя цель – убивать.
На следующий день привезли преподобного. Ежедневно он проповедовал смирение и утешал людей. Рассказывал о неисповедимых путях Господа. Говорил, что у всего есть своя причина, что смерть не повод для скорби, а те, кто покинул нас, теперь перешли в лучший мир, мы должны верить в это, и не забывать, что Бог есть любовь, и он не посылает нам испытаний, которые нам не по силам. Надо лишь верить!
Но он не верил, и не молился. Пока все вокруг умоляли бога пощадить их, преподобный требовал перепроверить диагноз, предоставить лучшие лекарства и привести к нему лучших врачей. Он не знал еще, что лучшие врачи давно ушли в яму во дворе больницы. Когда его привезли, я поняла, для чего я лечила людей, для чего отпиливала ноги, раздавала аспирин и плакала ночи напролет. Все это – ради него! Моя жизнь – ради него. Бритва в моей руке – ради него.
И я убила его.
Во время обхода, раздавая бесполезные лекарства, я вынула бритву и провела ей по горлу преподобного. После стольких лет отчаяния и ужаса, после Войны, Голода и Чумы, я сама стала последним всадником. Я – Смерть. Все случилось именно так, как должно было случиться, и я улыбалась, глядя как преподобный умирает. Я знала, что во всем права, и знала, что должна сделать дальше.
«Мы увидимся снова, преподобный!» - так я сказала, пока еще могла говорить. А потом поднесла лезвие бритвы к своему горлу.
***
- Сеанс регрессии, 22 мая, Лаэрт Лаймон, запись включена. Расскажите мне...
- Я все еще сомневаюсь, что стоит продолжать, док! Это же жуть жуткая, я в тот прямо вспомнил, как сам резал себе глотку! Больно было, как на самом деле! И я убийца, я точно помню. А я даже не знал тогда этого священника, но все равно прирезал его! И еще это вот: «Мы снова увидимся!» - это как понимать вообще?
- Обещаю, мы во всем разберемся. Присядьте, Лаэрт, присядьте! Вам ничего не грозит, ваше прошлое не может причинить вреда ни вам, ни мне, оно лишь помогает решить проблемы вашего настоящего. В том, что вы видели, может быть иносказание, метафора.
- Да какая еще метафора, док? Я человека зарезал и мне понравилось. Это у всех так, что бы прямо помнить все, все ощущать? Что бы снова было больно, как на самом деле?
- Нет, обычно нет. Ваши воспоминания о прошлой жизни самые яркие, какие мне встречались. И на моей памяти еще никто не продвигался так быстро. Вы делаете большие успехи, Лаэрт! Но вы упоминали сны. Расскажите мне о них.
- Сны... Кошмары! И в каждом все кончается одинаково, я опять убиваю кого-то, а потом себя. И всегда говорю эти слова. Это тоже связано с моими прошлыми жизнями, док? Воспоминания во снах?
- Просто расскажите мне, что вам снилось.
- Я убил ребенка. Где-то в Азии, похоже на Китай, только не современный, а в прошлом. Ну да, это же моя прошлая жизнь! Глупость сказал, конечно, в прошлом. Я был старой женщиной, и встретил мать с ребенком, они гуляли на берегу реки. Маленький мальчик, лет пяти – шести. Я так обрадовался, как будто искал его всю жизнь, поговорил с его матерью, похвалил парнишку, а потом взял его на руки и прыгнул в реку. И мы оба утонули. И я опять сказал это вот: «Мы снова увидимся!».
- Мы найдем причину, обещаю, мы...
- Да я сам причина, я! Я псих, я убиваю людей. Детей! Я так не хочу! Это моя карма, да?.. Бывает вообще такая карма, что бы убивать кого попало? Я же с собой нож принес, док. Я теперь все время нож ношу!
- Что бы убить кого-то как, в ваших снах?..
- Нет! Нет, что вы, док. Я никого не хочу убивать. А что делать, если вы не правы? Если это не метафора, а я реально вот так живу по кругу, раз за разом, и каждый раз кого-то убиваю? Какой-то