Это второй поход на реку. В первое посещение я медленно пересёк мост и спустился к реке по частично сохранившемуся спуску: бетонированные ступеньки местами полностью разрушены, повалены кирпичные с полу-обсыпавшейся облицовкой столбики ограждения, кирпичная кладка сияет пожелтевшей стариной, покрытой обильными разводами густо- зелёного цвета лишайника, пестрящего кое-где мрачной голубовато-перламутровой охрой.
Тем не менее, я мужественно спустился по ступенькам, покрытым прошлогодней листвой, а может даже, сохранившейся, как реликтовые рощи редких пород дерева в заповедных, глухих местах планеты, с тех пор, когда я посещал эти места в так давно минувшей молодости.
Изменений произошло не так уж и много, за тем редким исключением, когда помимо нашей воли, время вносит свои изменения во всё, окружающее нас.
Итак, спустившись к кромке берега, заросшему хаотично молодой растительностью, голыми стрелами длинных ветвей, устремившихся в небо, постоял у края воды. Здесь тоже ничего не изменилось за годы, только ещё больше заросли камышом берега, сузив и без того неширокое русло реки.
Во времена моего отрочества и юношества, слышал от некоторых болтунов, чьи языки вертятся быстрее крыльев ветряка, что в далёкие исторические годы наша река была судоходной, что её медленные воды разрезали грудью остроносые ладьи с воинами или с товаром, который везли купцы в дальние страны. Этим байкам не верил тогда, сомнительным казалось, что по глади усыпанной рябью, будто поле мелкими холмиками, могли носиться со скоростью древних лайнеров суда под парусами.
Постояв немного у берега, вслушавшись в шуршащие песнопения камыша и уловив в их неторопливом пении нотки и интонации, сродни моему настроению, двинулся дальше по скользкой тропинке. Ночью просыпался снежок и наутро весь растаял под ещё холодными лучами солнца. Ступая осторожно по раскисшей почве, перемешивая подошвами туфель грязь с прелой листвой, пробираюсь дальше. И с тем же облегчением заметил, здесь мало что изменилось. В невероятно далёкие годы процветания, берег реки облагородили, замостили тропинки, сделали бетонированные площадки с парапетом, с башенками, ступеньками спуска к воде. Они сохранились и сейчас, только плачевное состояние наводит на нерадостные мысли: раскололись площадки, частично ушли в воду, покрытую разводами цветных пятен, обложенный плюшками лишайника невысокие ограждения, столбики с шатровыми навершиями покрылись мхом, задорно понижающим настроение цвета прошлогоднего лета, исчезли под нанесённым грунтом тропинки. Если не подводит память, та же самая тополиная ветка, толщиной со ствол прилично прожившего дерева своей древесной жизнью, наклонившегося в мольбе к реке, наполовину утоплена в воде. Как-то в свой далёкий-далекий приезд ранней осенью я, проявив чудеса эквилибристики забрался на неё и, сохраняя равновесие, тогда ещё фотоаппаратом, сделал снимок площадки с воды, захватив ракурсом и прибрежную мелкую волну, и осыпавшиеся желтые листья, и блики полуденного сентябрьского солнца, и тени от деревьев, сказочно переплетающихся в дивный, едва уловимый узор, вытканный природой. Это был взгляд со стороны, со стороны постороннего наблюдателя, фиксирующего прекрасные мгновения жизни природы и человека.
Возможно, этот снимок и другие, тогда я фотографировал регулярно, «Кодак» техника отличная, даже на бюджетных моделях удавалось отразить и перенести на бумагу всю красоту, всю прелесть, многогранность и многоцветие природы, успешно сохранились. Есть повод порыться в старых альбомах или рундучках, с разным нужным хламом, отыскать фотографии и немного поностальгировать.
Иду по тропинке. Всё чаще встречаются поверженные временем исполины в полтора-два обхвата с облупившейся корой, устрашающе пугающие неестественной мёртвой белизной стволов и веток. Эти застывшие гиганты, изъеденные изнутри в труху червями и личинками, сохранили даже в таком, полумифическом, полном трагизма посмертном существовании былое могущество и красоту.
Пройдя через толстые ветви кустарника, хватавшие за куртку и не желавшие отпускать, они уже упруги и налились соком, весна берёт своё, выхожу к второй площадке. Спускаюсь по граффити мха, подошвы мягко тонут в толстом слое, к воде. Присаживаюсь на корточки, смотрю на тёмную воду, почти неподвижную в маленькой заводи, вижу отражение неба, плывущих облаков, вижу своё подвижное отражение и машу ему рукой, и оно, улыбаясь моей забытой мною юношеской улыбкой машет мне в ответ.
Вдруг слышу птичий крик. Удивлён неимоверно, в зарослях камыша плавает утиный выводок. Крупная мама с широкой белой полосой на крыльях и маленькие утята. Переговариваясь между собой, совершенно не боясь меня и не обращая на моё присутствие внимания, они кружат по воде. По очереди ныряют, выставляя наружу чёрные хвостики, отыскивают в воде пропитание. Затем, вспугнутые чем-то, птицы быстро скрываются в камышах, растворяясь в густой поющей серо-жёлтой подвижной стене.
Таким образом, отвлекаясь на старые воспоминания, бродил по берегу, предаваясь мечтам и мыслям.
Густой, звонкий шум воды выводит из медитативного состояния. Непроизвольно ноги по старой памяти вывели в дамбе. Шум, грохот, водяная пыль, белая пена и утки, в брызгах воды солнечные лучи преломляются в радужные изогнутые мостики. Важные птицы расхаживают по кромке запруды, куда не достаёт вода. Завидую им, этим созданиям, они берут от жизни, отпущенного им срока всё, что могут. Даже, вероятно, больше, чем человек за данные ему дни под солнцем.
Возвращаюсь назад по выложенной булыжником дороге. Её мостили по верхней кромке естественного холма с последующим продолжением, отсыпав крупным камнем и щебнем продолжение, удлинив холм, для доступа к станции забора воды и к зданию с турбиной, она обеспечивала электричеством в далёкие годы предприятие по переработке промышленных материалов. С развитием энергосистемы, турбину демонтировали, выложенное из красного кирпича круглое здание с конусной черепичной крышей долго стояло, понемногу разрушаясь. Выпадал из кладки кирпич, осыпалась черепица, кровля проседала. В последнее посещение я застал одни руины, из которых сохранились глубокая яма фундамента с кусками ржавой арматуры и рассыпающиеся балочные перекрытия. Они и сейчас пугают своими раскрытыми пастями, стоит едва лишь в них заглянуть и увидеть там, среди накопившегося мусора, что-то жуткое.
Вспыхнувшее ненадолго солнце, вышедшее из мягкого плена бархатно-серых туч, скрылось за свинцовой замшей облаков. Стало мрачно и неуютно. Поднялся ветер, холодный и пронизывающий через одежду, подталкивающий настойчиво в спину, мол, пора домой, бросай лить слезы, прекращай терзать память воспоминаниями, былого не вернуть.
Уходил по мосту с реки, а в спину дул ветер, он смягчился надо мной, теперь он обвевал меня прохладными струями и вслед за его потоками, уходящими в небо, куда-то умчалась и моя печаль, внезапно нахлынувшая.
Сейчас я не собираюсь покорять Фермопилы, постоял на мосту. По медитировал, глядя на водную рябь, порефлексировал, вызывая в памяти забытые светлые образы прошлого, прослушал жалобы камыша и ветра. И услышал тонкое пение свирели, ласково кольнувшее слух и снова размечтался.
Захотелось внезапно с кем-то поделиться и передать передать посетившее меня настроение и, к сожалению, понимаю, слов этих пока нет в языке. И предпочёл молча стоять и слушать пение вечности под аккомпанемент камыша и ветра.
Комсомольск, 7 марта 2023 г.
|