БУХТА РОЖДЕСТВА

[Из цикла Рассказы о Летучем Голландце]

…Странная история приключилась с французской китобойной шхуной «Сирэн» близ островов Кергеле́на.

Рейс не удался — пара десятков тюленьих туш, сотня шкурок морских котиков, вот весь улов за почти два месяца плаванья. Киты, которыми изобиловали здешние воды пропали напрочь. Большой австралийский кит, неумело подраненный, разметал шлюпку с гарпунщиками, двоих отправил на тот свет, троих изувечил.

***

…В ту ночь над морем тяжело нависал плотный туман, плыть вслепую было рискованно, море кишело плавучими льдинами. Капитан Жан-Луи Бастьен решил встать на ночёвку в бухте Рождества. Скалы стеной обрамляли эту бухту, оставляя лишь узкую, протяжённую горловину, заслоняли от свирепых океанских ветров. Даже в самый лютый ураган внутри бухты царил гулкий колодезный покой. Однако было в ней нечто такое, что заставляло суда проходить мимо, не останавливаясь. Изглоданный, изрытый ветрами базальт был исполосан, хищными мазками багрового полярного мха и куцего щетинистого кустарника. Они сливались, особенно по весне, в немыслимые не то картины, не то письмена с грозным, скрытым для разума смыслом.

─ Как ни говори, а тут самое спокойное место в чёртовой этой округе ─ сказал капитан Бастьен. ─ Хоть и не самое уютное.

─ Не знаю, ─ сумрачно отозвался Огюст Бюжо, старший гарпунщик, ─ не очень-то мне спокойно тут, ваша милость. Ежели по правде, так вовсе неспокойно. Ей богу, по мне лучше там, в открытом море. Так и кажется, что тут кто-то есть.

Мир вокруг действительно переменился. Даже небо над головою было другим. Там, за скальным панцирем неистово лютовало ненастье, режущая снежная крупица волнами застилала небо, до слёз секла лицо, запутывалась в снастях. Здесь же, в бухте, в ребристой базальтовой чаше со сколотыми краями, в помине не было никакого шквала, а лишь ленивая округлая рябь на глади воды и вязкая тишина. Поистине странная рябь. Она шла не со стороны океана, а будто бы снизу, из глубины, то расходилась кольцами, то вновь соединялась и уходила назад в пучину. Да и тишина была необычной. «Тишина есть не отсутствие звуков, а мерный, тревожный сон пространства», – вспомнил вдруг капитан Бастьен чьи-то слова. Так оно и было. Именно сон пространства. Звуки продолжали жить, Но как бы в полусне. И эта тишина, и эти тяжёлые, сонные волны, словно из подкрашенной ртути – всё неспроста. И бухту эту корабли сторонкой обходят – тоже ведь неспроста. Всё, чему быть не должно, но оно есть, то не от Бога. А коли не от Бога, то, от Дьявола. Так говаривала его матушка некогда. Он уже собрался сообщить эту простую мысль Бюжо, но неожиданный странный звук сквозняком выбился из тишины. Какой-то странный упругий, свистящий перещёлк, сырая, переливчатая дробь, то звучащая в отдалении, с безжизненных склонов опоясывающих бухту обглоданных ветрами скал, то совсем рядом, будто прянувшая из-под ног. Это был птичий голос, но вовсе не схожий со злобными, истошными воплями морских птиц. Это была та, дивная птичья трель, как сквознячок из иного, давно отторгнутого от него мира, мира тёплого и вязкого речного песка под босою ступнёй, весёлой ряби мальков на отмели и неторопливого ветра в прибрежных ракитах…

─ Тише, ─ властно перебил он взволнованно тараторящего Бюжо. ─ Слышишь? Птица поёт. И не одна. Это трясогузка, правда? Я вот не сразу признал. Да, Бюжо, вообрази, именно трясогузка. Я совершенно явственно слышал. Не пойму, откуда они здесь. Но это были трясогузки, мне не померещилось. Трясогузки, точно как у нас там, на речке Дордонь в Аквитании. Наша деревня, Виоле, стояла на холме на самом берегу. Даже и не знаю, есть ли она сейчас, наша деревня, нынче ведь так всё меняется… Так вот этих трясогузок там, на речке, было видимо-невидимо! Особенно по весне. Они носились над самой водой, только что брюшками воды не касаясь. Аж воздух свистел. Лесные птицы так не поют! Они поют красивее, но ─ не так. Когда одна ─ ничего особенно. Просто ─ цюи-цюи! А когда много их, то это как дождик из серебра. У нас так говорили: коли поют трясогузки, стало быть, лето пришло. Да… Что это ты на меня так смотришь, Бюжо?

Бюжо впрямь смотрел на него снизу вверх, округлив глаза от удивления: всегда сухой, желчный, злоязычный капитан Бастьен вдруг заговорил, взволнованно, запинаясь, как чувствительное малое дитя, ни дать ни взять.

─ Не знаю, мсье, я по правде никаких трясогузок не слыхал. Не пойму, о чём вы. Я о другом думаю. Вон гляньте-ка туда. Вроде как чернеет что-то, а?

Там, где бухта опрокинутым раструбом переходила в узкую, извилистую горловину, у подножья похожей на опрокинутую арку скалы впрямь что-то темнело. Некая сильно сгустившаяся и, как будто слегка поблескивающая изнутри тень.

─ Не пойму, ─ изменившимся голосом пробормотал капитан, то вглядываясь в подзорную трубу, то, чертыхаясь, протирая её поминутно запотевающие линзы. ─ Неужто корабль? Быть не может.

─ А может, это кит? Киты иногда заплывают в бухты, когда гонят рыбьи косяки.

─ Может, и кит, ─ кивнул, усмехнувшись, Бастьен, ─ ежели существуют на свете киты с тремя мачтами и бушпритом. Как ты думаешь, Бюжо, а не поднять ли нам поскорее якорь, покудова этот трёхмачтовый кашалот не надумал познакомиться с нами покороче?..

***

На «Сирэн» подняли якорь и потушили огни. Опасливо прижимаясь к берегу, шхуна двинулась к выходу из бухты. Однако у выхода, решив не рисковать во мраке, бросили лот. Под килем было почти двадцать футов, но Бастьен не торопился двигаться дальше.

─ Слушай, Бюжо, ─ задумчиво сказал он, ─ а на судне-то, похоже, никого нет.

─ И мне так показалось, мсье. Хотя поди разбери в этакой темнотище.

─ Постройка голландская, ─ бормотал, не слушая его капитан, щурясь и гримасничая в подзорную трубу, ─ Ост-Индская компания. Интересно, кой чёрт его занёс в эти широты? А судно-то ─ целёхонькое.

─ Слыхивал я о таких историях, ─ мрачно кивнул Бюжо. ─ В море часто находят целёхонькие суда. И ─ не единой живой души на борту. И ли все ─ Господи, прости! ─ мёртвые, и не понять, отчего, ни крови, ни ран. Будто уснули.

─ Да. Ежели нам повезёт привести судно невредимым в Капстад, мы за это получим такой куш, какого нам не заработать за пять рейсов. Да ещё с полными трюмами. А ведь они полные, судя по осадке! Есть смысл рискнуть а?

─ Конечно, есть! ─ тотчас загорелся Бюжо. Прикажете спускать шлюпку, мсье? Я бы пошёл старшим. А?!

─ Не сейчас, ─ он покачал головой. ─ Дождёмся утра.

─ Э-э, господин капитан! У нас говорят: удача ─ ночной цветок. Давайте сейчас, мсье! Возьму пяток ребят. Гарпунщика так легко не застращать. Ну а ежели там есть кто ─ эка беда. Моряк с моряком всегда договорится. Я ж с Эльзаса родом, потому по-немецки разумею. А голландский с немецким схож. Так как, мсье?

Капитан кивнул. Соблазн и мальчишеское нетерпение передались и ему.

─ Возьми с собой Лакруа, Фабрэ, Готьера. И, пожалуй, Агостини. Только не спускай с него глаз, мальчишка горяч не в меру. Заходить с левого борта, швартоваться к корме. И давайте без глупостей там.

***

Шхуна «Сирэн» колыхалась на участившейся водной ряби в ста ярдах от таинственного судна. Даже цвет воды как будто переменился, стал каким-то тёмно-красным, вода словно перебрала сонного, туманного зелья. Четверо матросов сошли в шлюпку. Трое угрюмо молчали, изредка исподлобья переглядываясь. Зато Бюжо болтал без умолку, жестикулируя и поминутно сплёвывая за борт.

А капитану показалось, что тишина, которая заполняла бухту Рождества, как молоко чашу, вдруг коконом сгустилась вокруг него: он отчётливо слышал звуки, но смысл и значение их ускользали от него. Бюжо, выдохнув «С богом!», оттолкнулся кормовым веслом, мрак и туман бесшумно поглотили шлюпку, лишь три неровно горящих факела да носовой фонарь тусклым созвездием посверкивали темноте. Не было слышно даже плеска вёсел. «Святая Дева, прости, помилуй нас», ─ всхлипнул рулевой Бойер. Капитан Бастьен вздрогнул, переспросил и посоветовал ему заткнуться. Хотел было засечь время, но с удивлением обнаружил, что безотказные лионские карманные часы, которые он заводил ещё днём, после полуденных склянок, ─ стали. Удивляться, однако, времени уже не было: шлюпка, похоже, достигла наконец судна и зыбкой тенью скрылась за её бортом.

***

Швартовый крюк, проворно брошенный Бюжо, описав дугу, с глухим, вязким стуком вклинился в чёрную, волглую древесину чуть ниже фальшборта. Звук многократно отразился от скалистого хребта по обе стороны бухты. Боцман несколько раз с силой потянул трос на себя, проверил надёжность.

– Вроде, нормально, держит. Ну, – он, усмехнувшись, обвёл взглядом вновь притихших матросов, – кто полезет первым? А? Что, неужель некому?

– А давайте я! – Марсовой матрос Джанкарло Агостини, самый юный на судне, обвёл всех сияющим взглядом ребёнка. – Я мигом. Уж пожалуйста, capitanu mister!

Весёлое нетерпение распирало его, он уже сжимал наготове моток верёвочной лестницы и кривой корсиканский нож-вендетту.

– Да пусть, он самый вёрткий, – неохотно , но со скрытым облегчением кивнул Лакруа, и хохотнул, – только нож-то тебе к чему, парень? Ежели там нету никого, так он не понадобится. А ежели есть, так не поможет.

– Да как же без ножа? – Фабре, судовой бондарь, залился смехом. – Корсиканец да без ножа? Никак это невозможно. Корсиканцы, говорят, даже с бабой в койку ложатся с ножом в зубах. Правда ведь, Агостини?

Однако Агостини его не слышал. Он стремглав, извиваясь по-змеиному, взмыл вверх по пеньковому тросу, перевалился через поручни фальшборта и тут же сбросил вниз верёвочную лестницу…

***

Вскоре блуждающие огоньки факелов замаячили на темной палубе. От этого стало как будто немного спокойнее, даже светлее.

– Вот мы уже здесь, Мсье капитан! – послышался неожиданно гулкий голос Бюжо. – Эй, вы слышите меня?! Тут, по всему видать, нету ни души!

«Да слышу, не ори, – почему-то шёпотом отозвался Бастьен. Откуда-то из мрака, чуть не из-под борта шхуны потревожено выпорхнула гигантская тень альбатроса. Он едва не налетел на мачту, задел крылом фалинь, исполинским распятием взмыл вверх, на мгновение недвижно и пристально завис над шхуной и скрылся за скальной грядой. Бастьен невольно отшатнулся и перекрестился дрожащей рукой. «Тьфу, воистину дьявольское местечко», – буркнул он смущённо.

– Это впрямь голландское судно, мсье капитан! – вновь крикнул Бюжо. – Роттердам. Это ведь в Голландии? Э, да тут… – голос его неожиданно оборвался.

– Ну?! Что там ещё? – подался вперёд капитан Бастьен. – Эй, Бюжо, – выкрикнул он, сложив пальцы рупором, – что у вас там?!

Глухое молчание. Лишь в отдалении – тоскливые одинокие выкрики кайры. Огоньки факелов как-то незаметно угасли.

– Шлюпку! – сорванным голосом закричал капитан Бастьен. – Робер! Шлюпки на воду! Дюваль, бегом в каюту за пистолетами и мушкетом.

– Они уходят! – вдруг пронзительно закричал юнга Дюваль.

Неизвестное судно действительно разворачивалось с неслыханной быстротою. Еще мгновение назад убранные паруса были в мановенье ока расправлены. Происходило невероятное, непостижимое

– Все на брашпиль! – снова выкрикнул капитан. – С якоря сниматься! Ну! – он схватил вымбовку, сунул её, не глядя, в гнездо брашпиля и обернулся.