Руки

            -    Что   это?
            -     Сметана, ешь,  давай, -  не  предлагает, а  упорно  настаивает,  -    Тут
немного, а то  с  непривычки  живот  скрутит.
           Раньше,  здесь   была  школа,  теперь,     пункт  содержания  пленных
бойцов  Всеславии.      Ниша  под   лестницей,   много   лет   назад   искусно
превращенная  в  маленькое   подсобное    помещения,  площадью  в  два
гимнастических  мата.     На  них   мы  и  сидим. Я  и  она.     Пленник  и
пленившая  его  шматландка.
          Было  так.     Не успел  я  отойти  от  окончания  срочной  службы,  как  
попал  под   мобилизацию.    Война  со    Шматландией      складывалась  не  так,
как  хотелось  нашим   властителям.   Добровольцы    неумолимо    заканчивались.
Настал  черед   созерцателей.    Пока,  брали  с  опытом  службы,  вот  и  подфартило
мне.     Водил  броник  неплохо,  поэтому  сразу послали  на  фронт.
          Путь   вышел   долгий.      Нашу  команду  мобилизованных   возили   из  
легиона   в   легион,   постепенно, вытряхивая,  как зерна   сквозь  сито.    Меня
доставили  последним.
          Начальник  когорты   был  рад  моему  прибытию,    в  одном  манипуле,
неделю назад,   снаряд  попал  в  укрытие,  где    находились   водитель   и
два  бойца.     Пришлось  командиру  сесть   за   руль   самому,   а  это  не   дело.
Хороших  водителей  мало.    Я  сказал,    что  прежние  мои командиры  не  
жаловались  за  исправность  и  вождение   машины,   чем окончательно  успокоил
начальника.
         Отправил  он  меня  отдыхать, время  за   полночь   было.    В   надежно
вырытом   и   укрепленном  блиндаже    места  хватило.    Хорошо  дреманул.
        Утром    будит  младший командир.   Иди, говорит,  к  бронику,    начальник
смотр    устраивает,  завтракать  потом  будем.
        Машина     была  в   окопе,    скрывавшем  до  среза  башни.    Проверил.
Электрика,  топливо, смазка  в  порядке.     Завел  двигатель.   Работает.
        Тут  начальник  когорты  подходит.   Поздоровался.    Я об  исправности  
ходовой  части   доложил.     Молодец,   говорит, иди,  завтракай,   я  пока
пулемет   проверю.
         Только    завтрак  накрылся   вместе  с  броником.     Не успел, толком,
отойти, как  рванет.     Хорошо,    что  выработанное  чутье     подсказало,
падай.     Долго ли  лежал,  не  помню.     Голову  поднял,   стряхнул  землю
с  плеч,   вижу,  бегут  с  позиций   наши  храбрые  воины.      Броник  дымится.
         Там же  начальник!      Точно,    Сидит  у  пулемета.  Руки, как  плети,
обвисли, и  голова  в  грудь  уткнулась.      А  еще  дым,   так  глаза  и   выедает.
          Пробрался  к  нему,   с сидения сдернул.     Тяжелый  какой.      Вытолкал
в  боковой  проем   и  сам   вывалился.      Потащил  подальше  от   машины,  
которая  вовсю   разгоралась.
          Тут  и  уперся  мне  в   затылок  ствол автомата.
           -   Руки!    Не дергаться!   -   деловой   женский  голос, без какого-либо
оттенка  злобы.
          Ловко  сдернула    с  плеча   оружие.     Приказала лечь  и  отползти  на  два  
шага.
         -   Он  ранен, - говорю, -   помощь нужна.
         Коснулась  пальцами  шеи  начальника.
          -   Заботишься  о  командире?  Хорошо!  -  говорит   с  уважением,  -   Растешь
в  моих   глазах.      А  помочь  ему   ничто  не сможет.     Могу  лишь  это…
          Быстро    обшаривает    карманы,  достает   документы.
         -    Завтра  его  семья  и  начальство    будут   знать о  гибели, -   вздыхает
она, -   Пособие  выдадут,    -   встает с колен,   -    Убитый   командир и  пленный
бойкий  цыпленок, хорошо  начинается  день.   Пошли?
         И  мы  пошли.    Какие  у  нее  жгучие  карие  глаза   и  огненно-рыжая,
выбивающаяся  из-под  шлема  челка.  
          -  Давно здесь? -  спрашивает.
          - Вчера  прибыл, -  отвечаю.
          -   Значит,  оскотиниться   не  успел,-   выводит  для   себя,- Тут  давно  уже
никто никого  на  себе не  тащит.   Как  беда, свою   шкуру спасают.   А  ты  молодец,
тащил.    Уважаю.
           Ни  злобы,  ни  насмешки  в голосе.   Сожаление  и  усталость.   Мельком
глянул,  такая  боль  в  глазах.
            Подошли   к  зданию  бывшей   школы.     Вход  охраняют  двое
           -  Вызвать  приемщика,-  говорит  охране,   словно, приказывает.
           Один, как услышал,  сразу,    внутрь метнулся.    Минуты  не прошло,
как  вышел  с  начальником,  уровня  помощника  коменданта, не  меньше,
за  годы  службы  научился  руководителей,   по повадкам,   различать.
            -  Зара! -   радостно  развел  руками   приемщик,-  Вот  нежданная  встреча.
            -   Пленный   и    убитый   начальник  когорты, -   протянула    она
документы,  проигнорировав  дружелюбие.  
            -   Будешь  премию  проставлять?-  с  надеждой поинтересовался  приемщик.
            -   Перебьешься,  -  разрушила  мечты  Зара, -   Лучше  слушай,-   и
тихо  что-то  произнесла.
             Улыбка   испарилась  с  лица  начальника,   он  судорожно,  утвердительно
кивнул     и   повел  меня внутрь  узилища.  
             -  Повезло  тебе, парень,-  неожиданно произнес. -   Сама  Огненная   Зара
на  тебя  глаз  положила.     Раньше  пленных  не   брала.  На месте  разбиралась.
             -  Почему?   -   задал  я  наивный  и  глупый  вопрос.  
             -    Потому  что  муж  и  двое  детей   при  бомбежке     погибли,  -  
бесстрастно   прозвучал   ответ.  -    Пошла   добровольцем,   с  целью,   убить
побольше   таких,  как ты.    А   теперь   пообещала   порвать   любого,  кто  тебя
хоть  пальцем  тронет.      Это  как  охранная  грамота,   до  самого  обмена.
Счастливчик.   Понравилась?   -    вопрос  застал  врасплох.
               -  Да,-   помимо  воли  брякнул  я.
               -    Не надейся,- вздохнул  приемщик.- Ей тридцать пять,   а тебе  чуть
больше   двадцати.   Съест  и не  подавится.  Знаешь, почему волосы  в  огонь
красит?
               -    Если  боли  много,   то  седина.   Не  хочет показывать,  -   предположил
я.
               -  Умный, -  с  уважением произнес    помощник  коменданта,-   Жаль,  что
за тебя  в обмен   двоих  наших   потребовать  нельзя.
               -  Спасибо,  -   какая  бы  не  было  похвала, а  приятно.
               -   Благодарность  до   отъезда  к  своим  побереги,   - кажется, я  его
смутил.
             Что  дальше?    Двух ярусная      кровать.     Товарищи  по несчастью .
Пища  три  раза  в  день.       Вкусовые  качества  опускаю, но  есть  было  можно.
умываться  давали.   Прогулки, как  в  приличной     тюрьме.  
             И   Зара.      Когда-то  она   училась в  этой школе   и   знает  все  тайные
закоулки.     В подсобке, под    лестницей, на  гимнастических   матах,  мы  сидим  
спина  к  спине.    Она принесла  мне  сметану.       Вкусно.
            -   Будут,  за  звонок  домой,  публичное  общение   предлагать,  не
соглашайся,  -   предупреждает   она.  – Свои  не  простят.    Лет  на десять
посадят, после  обмена.    Дай  номер, сама  твоей  матери  позвоню.  
             Я    дал,    все  готов  отдать,   если  бы  имел.       А   она   смотрит
оценивающе, пытаясь   разрешить   внутри  себя  какие-то  сомнения.
             -   Я  верну  тебя домой, -    обещает не  столько   мне,    сколько  себе.  –
Верну и  забуду.
            -   А  я  нет,  -  возражаю  ей, -   Мое  сердце  всегда  будет   с тобой,    -
как   хочется  положить   ладонь на  ее  коленку.
            Тут  она    сама    взяла  кисть   моей руки  и  приложила  к  колену.
Волной  накрыл   стыд.
             -  Этого    хотел?  -   насмешливо  спрашивает, -    Больше  не  дразни.
Было  внутри  все  выжжено, а  из-за  тебя    треснула  корка.  Только,    там  не
ручей,  а   огонь.    Сожгу.
            -   Прости, -   взял  ее   за   руку,  -     Не буду,   но    приходи, хоть, иногда.
            Она  не  освободила  ладонь,  просто   накрыла    другой  рукой  мою.
             Ночью  не  мог  заснуть.    Сметана  возбуждала  ненужные  фантазии,
которые,  при   всем   разнообразии, сводились    к  рыжей  челке   и  жгучим
глазам, с  загнанной  внутрь    болью.
              Шли  однообразные,  текучие  дни  ожидания решения  судьбы,   с
тайной  надеждой  возвращения.     Мама,  наверное,  извелась   вся.    Один  я у  нее.
Отец  давно с нами  не  живет.     Но  волнения ее  не будут  напрасны.     Я   верил,
все   будет  хорошо.    Верил  в  Зару,  как  счастливую  звезду  судьбы.
            Она  появилась  внезапно,  но  я  чувствовал,  что  расстались  мы  лишь
вчера.
             -    Ты   в  списках  на  обмен, -  принесла  долгожданную  весть,   прервав
наслаждение   от   принесенных  наггетсов  с  жаренной   картошкой,  -   Спасибо
за то, что  вернул веру  в  жизнь.    А  теперь  забудь.    
               - Но  почему? -  не  мог  понять я.  
               -   Честность имеет границы,-  пояснила  Зара,   -    Ты  вернул  мне  веру,
я   верну  тебе  свободу.     Равновесие.     Зачем  хочешь   нарушить?   Там
тьма  и  туман.
                Она  говорила, а  мои  руки  сами    обнимали   плечи, а  губы     раз
за    разом    касались   шеи.  
                 -    Остановись, я  еле держусь, -  с трудом, произнесла    Зара,   но
так   томно,   что  я  иначе  понял  ее   желание.
                И не   ошибся.     Нас  закружил    такой  вихрь, что одежду   пришлось
собирать   долго.     В  эти  мгновения мы  принадлежали,  лишь,  друг  другу.
                Дальше,   неизбежно  ждало  расставание.     Автобус, со  счастливчиками,
подобными  мне.     Правда,   вряд  ли  они  был счастливее  меня.
                Мы  въехали   в   нейтральную  зону.     Два  автобуса  стояли  напротив
друг  друга.    Те   тоже возвращались   домой.     Поменялось   сопровождение.
Наши.   Поздравили  со  скорым  возвращением.  
              Стали  сверять   списки.   Ходили,  меж  рядов,  пристально   вглядываясь
в  лица.  Наконец,  процедура  проверки  закончилась.     Началась  дорога  домой.
В  эйфории  от   скорого  возвращения  я   не  сразу   заметил,     остановившегося
рядом,   сопровождающего.  
              -   Есть   дело, -  начал   он,-  Государственной  важности,  -   и   передал
лист   с  напечатанным  текстом,  -    Зачитать по прибытии.
             Я  посмотрел.
              -  Извините,   не могу, -   протянул  бумагу  обратно,  -    Это  ложь.
              -   Какая  разница,-  изумился  отказу  сопровождающий,-  Это  нужно
нашей  стране.
              -   Не  думаю,   что  стране   нужны  мерзкие   поступки,   -    пришлось
пояснить   отказ.
              -   Ладно, -   сопровождающий  принял   бумагу и  пошел  в   голову  
салона.
              Автобус   остановился.
              -  Выйдем?  -   требовательно  предложили  мне.
              Пришлось  выйти.
              -   Отойдем,-  предложил сопровождающий,-  Лишние  уши  и  глаза  не
нужны.
              Мы   отошли  от  дороги, зайдя      за  кромку леса.
              -   Пока  о  твоем  отказе   знаю только  я,  все  можно исправить,  -
предложил    собеседник. -  Зачем  ломаешь свою  и  так  потрепанную  судьбу?
Знаешь, что тебя  ждет?
              -    Догадываюсь,-   как  холодно   внутри,  -  Но сволочью   не  стану.  
              Ясно, все  кончено.    Лишь рыжая  челка  и   боль  в   глазах.
              Он отступил  назад,  сунув руку  за  пазуху.    Меня  не  арестуют, не
осудят.     Просто  положат  в  этом  лесу,  на нейтральной  территории.  
               Он  ведет    себя,   как   бандит,  преступник,  наемный  убийца.
С этой   мыслью,  внезапно,  подкосились   ноги,  и  сверху  накрыло   что-то
тяжелое, затмив  свет.
                Пробуждение   пришло     с  пощечинами    и  видением  воина  в  маске.
                -  Ожил, -   пробасил   он, -   Целехонький.
                Снова  видение.    Челка,  глаза.   Только,  объятия  и  поцелуи  настоящие.
               -  Милый!    Никуда  тебя  больше  не  отпущу!  -    и  слезы  по   щекам
текут.  
              Сопровождающий    получил   пожизненное.   Я выступил    в  суде,
свидетелем  обвинения.    Дорога  домой,   теперь,   закрыта.    Впрочем,  маме
нет оснований   волноваться.  Я  в  надежных  руках.
            А  надежные  руки  в  моих   руках.    А  в  кольце  рук  растет  маленькая  
девочка.   Наша  дочь.     Мы  любим   друг   друга  и  верим  в