Любовь, вот что занимало мысли и сердце начинающей поэтессы, и это она не давала ей уснуть, требуя выражения на бумаге или, на худой конец, на экране смартфона.
В это время, на другом конце нашей необъятной родины, мысли о том, что неплохо было бы подкрепиться, толкали опытного поэта в сторону холодильника. Голова его гудела от назойливых дум о налогах и судьбе родины, об особенностях национального развития одного народа, коего народом он не считал никогда. И ещё одна мысль мешала спокойно жить нашему герою. С недавних пор она крепко обосновалась в его голове. Она была так ему несвойственна, так назойливо приторна и противна его сущности, что, вспомнив о ней, он сразу забыл о народе, коего нет. Что ему мешало считать, что этой мысли, равно как и той, что ее вызывала, нет, ответить он себе не мог.
Он стоял перед открытым холодильником, внимательно вглядываясь в его недра.
- Черт бы её побрал совсем! Взялась на мою голову...пишет... пишет...и что она там написала...
Поэт хлопнул в досаде дверцой , так ничего и взяв. Его раздражало не сколько существование мысли о начинающей поэтессе, сколько собственная реакция на эту мысль. А реакция была такая...настоящая мужская реакция...а поэтесса была вдали...ну как бы очень далеко...короче ерунда получалась какая-то...Поэт опять открыл холодильник, взял бутылку пива и решительно снял с неё крышку. С некоторых пор он решил забить на переписку с поэтессой и заняться тем, что нужно было сделать давно - написать мистико-историческую повесть, а может даже роман. Но он почему-то не писался никак.
- Муза сдохла, хвост облез…
Пробурчал он недовольно себе под нос.
- Ну...что скажешь?
Спрашивающий, высокий подтянутый блондин с серыми глазами, с безукоризненными манерами денди, сидел у камина закинув ногу на ногу и покачивал начищенным до блеска ботинком.
- Ситуация усложняется. Моя протеже на грани морального истощения...на чём держится ее вера непонятно даже мне...Твой клиент не готов.
- Да вижу я, что не готов!
Собеседник гибким кошачьим движением пересел с кресла на край столика, стоявшего посередине небольшого помещения. Он выглядел полной противоположностью щеголеватому господину. Смуглое прохиндейское лицо, обрамленное черными, как смоль, кудрями, на миг исказилось веселой ухмылкой.
- Ну не готов клиент, крепким орешком оказался...ты же знаешь, что мы не в силах загонять людей в счастье, ОН им дал свободу выбора.
Собеседник с внешностью сомалийского пирата мотнул головой вверх.
Денди тоже осторожно посмотрел вверх.
- Наша миссия помочь родиться на свет той книге, которая имеет ценность для человечества.
- Ндаааа....
Пират задумался.
- Ты же знаешь, я и деда к нему посылал. Ему всё нипочём, упёртый...Ты тоже хорош, для чего надо было выбирать ему женщину за тридевять земель??? Ближе не нашлось никого? Какого черта усложнять задачу?
Пират в бешенстве забегал по кабинету. Денди переложил ногу на ногу и невозмутимо посмотрел на оппонента.
-Твой клиент пренебрежительно называет женщин бабами. Для этого злобного циника существуют их нижние и верхние прелести и больше ничего. Будь моя протеже в пределах досягаемости, они бы быстро оказались в объятиях друг друга, он бы насытившись, оскорбил ее, и всё...миссия провалена...Не успела бы она запасть ему в душу.
- Ладно, ладно, ты знаешь свое дело.
Пират, быстро успокоившись, опять приткнул себя на край столика.
- Ты видишь, он хочет умереть. Ему к родне захотелось. Да и друзья все у него здесь. И ведь не скажешь, что трус, тюфяк или болван, он же всё понял.
Денди недовольно приподнял бровь.
- Моя протеже готова была отказаться, мне пришлось лично проговорить ей, что она может и должна помочь ему...с ней проще...она слышит и готова сотрудничать...Хотя, что и говорить ,она приходит в сильнейшее недоумение, как только начинает задумываться... способность писать у нее появилась вдруг и она ей самой непонятна...представь себе, она стихи раньше не то, что не писала, она их не читала вовсе...
Щеголь посмотрел на пирата и продолжил.
- Я выбрал её потому, что она попросила ЕГО о Любви. Понимаешь? Не о квартире, не о машине, не о благополучии или везении.
Пират недоверчиво хмыкнул.
- Что делать-то? Замутили мы с тобой историю...Видишь ли, не хочет мой циник любить. Не хочет. Все понимает. Уже любит. Но характер сильный. И силу он направил на борьбу с Любовью. И он считает, что если силы закончатся, то Смерть придет на помощь.
Поэтесса, в очередной раз открыв почту, наблюдала пустоту. Уже неделю она развлекалась тем, что удаляла рассылки и спам, не читая.
Понимала, что больше от него писем не будет. Упорно открывала ящик заново и убеждалась в своей правоте. Это походило на помешательство. Она знала, что ей нужно делать дальше. Он не ушел совсем. Оставил подсказку. Оставил свою тень. И с ней, с тенью, как с его представителем, она могла общаться. И только определенным способом.
- Боже, что за ерунда? Почему я? Я не самая умная и талантливая, чтобы справиться с этим.
Боль...резкая боль не дала вдохнуть...сердце как будто кто-то сжал сильной рукой и начал выкручивать, вены и артерии затрещали от напряжения...
- Я...я не откажусь, я люблю его...
Слезы и рыдания помогли воздуху влиться в легкие и боль отступила.
Поэт веселился, стихи писались легко, он вполне мог написать набело за полчаса интересное произведение на любую тему. На любую. Но если в его стихотворении присутствовала женщина, то она неизменно была глупа и лжива. Так ему было легче принимать жизнь и себя в ней. Так было, пока не появилась она. Своим существованием она рушила все его представления о женщинах и меняла его моральные принципы. Напускное веселье как ветром сдуло. Ничто не помогало вернуть привычное благодушие: ни хорошая книга, ни любимое вино.
- Нет уж! Все нежные слова я подарил другой. Той, которой они оказались не нужны. Я поклялся себе тогда, что никто и никогда не заставит меня страдать.
Самовнушение помогало не очень. Сердце болело так, что хотелось умереть. Он мечтал о Смерти больше, чем о Любви. Смерть искренна и постоянна, без этих игр глазками и обещаний. Но он был очень талантлив, и поэтому понимал, что Любовь его не отпустит и там.
Поэтесса уже не молилась, не плакала и ничего не страшилась. Ее состояние было сродни затишью перед бурей. Размышлять о том, что это мистика, тоже перестала. Чувства обострились до предела. Пока благоразумные мысли об отказе не приходили в голову, сердце работало без перебоев. Однажды она отступила, сдалась и потеряла любимого. Сейчас она не допустит этого.
- Ситуация изменилась. Пока рано радоваться, но есть кардинальные сдвиги в сознании и настрое моей протеже.
Безукоризненный денди был немного взволнован.
- Ты знаешь, как люблю эти истории о преодолении. Нужна немалая сила, чтобы справиться с врагом внутри себя. А моей героине это похоже удалось.
Пират с удивлением смотрел на расчувствовавшегося собеседника.
- Никогда не видел тебя таким.
- Да я и сам не понимаю, что со мной. Я не смогу оставаться сторонним наблюдателем. Я помогу ей всем, чем могу. Не ради твоего клиента и его книги. Ради их Любви.
Пират сидел, уставившись под ноги, и усиленно о чем-то думал.
- Слушай, я, кажется, придумал. Мысли и чувства - это хорошо… Это для вас с ней хорошо. А я, если честно, давно сплю и вижу, как они, извините уж за прямоту… - увидев, как брезгливо изломились брови у собеседника каждая ровно посередине, пират оборвал себя на полуслове.
-Ну хорошо, а как ЭТО называется по-твоему???
- Никак не называй, - умоляюще произнес джентльмен. - У каждого оно своё. Она ему это слово шепотом скажет.
- А я о чём? Давай думай, как их сводить будем, чтобы она ему сказала. Она ему скажет, а я подслушаю.
Пират довольно заржал.
- Только всё это бесполезно. Не услышу я, похоже, это слово. Ох уж эта свобода выбора. Не будь её, вот была бы красота. А тут, нянчись с ними, а они и знать не знают, чего им надо. Чисто дети малые!
Поэт хотел умереть, но не насовсем. Смерть представлялась ему верной и доброй. Пусть не такой красивой, как Любовь. Любовь он не знал и не доверял ей. Начинающая поэтесса писала ему о том, какая любовь бывает, но мало ли кто что пишет. Иногда он вдруг начинал верить ей, и как какой-нибудь слюнявый романтик писал стихи о любви. Вот дурак-то. Надо только немного подождать и все пройдет. Вот выпить бы таблеточку...или чего там от боли в сердце и лечь спать, а наутро, всё как рукой снимет. Или бежать...бежать...как Форрест Гамп...бежать и ни о чем не думать...Но как убежишь, если она в печенках сидит, зараза такая...
Если и днём, и ночью все мысли о ней, если карандаш в твоих руках рисует ее силуэт, если во сне и наяву мечтаешь только об одном...Стоп! Ну что ж это за напасть такая...
Поэт был очень сильным мужчиной. Во всех смыслах этого слова. А эта ненормальная зависимость от женщины его делала уязвимым. А зачем это ему спрашивается?
Нет, он конечно же знал примеры настоящей любви, когда женщина вдохновляла своего мужчину, когда она была готова за него в огонь и в воду, о такой любви ему рассказывал дед. Понятно, его же бабушка любила, ей-то можно верить. Но как довериться этой незнакомке, которая пишет ему о своей любви? Мистика какая-то...
Он неделю не отвечал ей. Потом письма перестали приходить. Но легче не стало. Сколько ещё надо потерпеть, он не знал. Может ещё неделю? Или месяц? А через год точно пройдет? Где найти рецепт от этой зависимости. Дед сказал, что и смерть её не берёт. Вот влип!
Поэтесса перестала писать и письма, и стихи. Всю рвущуюся из нее любовь она укладывала в строки, обрамляла запятыми и украшала вопросительными знаками. От неё не отходили два типа, один наговаривал ей на ухо слова любви, другой перебивая, вставлял скабрезности, но оба не дыша смотрели на то, как на экране ее смартфона буква за буквой появлялась история их Любви.
|
Всё норм.
