Они уже давно жили втроём - Он, Она и Одиночество. Нет, Он, конечно же, не сблизился с Одиночеством, ему было некогда, Он его не подпускал близко к себе. Он жил в окружении работы, друзей, коллег, любовниц… А Она, да, Она впустила Одиночество в свою жизнь так близко, что оно уже поселилось в её сердце, в её душе, в её мыслях, даже в её квартире. Оно вытесняло всех и стало уже её покоем. И в этом покое ей нравилось жить, она была в нём счастлива и вовсе не страдала от него, а наслаждалась им, как наслаждаются свободой, вдыхая свежий воздух. Она перестала делиться сокровищами своей души с людьми и прежде всего с ним, потому что уже знала, что не будет понятой и её сокровища никто не стремится принимать. И сама Она не стремилась понять сокровища его сердца, потому что знала, что там их очень трудно в темноте найти. А потому они шли бок о бок друг с другом по одиночке, шли не понятые и не понимая…Так было проще. Она погрузила себя в эту среду всепоглощающего Одиночества, как погружают биологический экземпляр в бальзамический раствор, и это стало смыслом её жизни. Она таким образом сохраняла себя, а для чего, пока и сама не знала. Иногда её приглашали подруги поболтать, Одиночество ей шептало: «Сходи, развейся!». Она шла, но потом снова возвращалась к нему, к Одиночеству, потому что оно уже стало её настоящим другом, оно понимало её мысли, оно всегда было рядом, оно влекло её к себе. Это было для неё самое комфортное общество из всех существующих…
Однажды она почувствовала странное, неведомое ей ранее чувство беспокойства. Ещё не понимая, на чём оно основано, Она интуитивно стала догадываться, что ей придётся расстаться с Одиночеством. Будто внутри её оно уже начинало таять, уменьшаясь в размерах, а образовавшуюся пустоту заполняла непонятная тревога. Она была приятной, новой. Нарушенный беспорядок в мыслях и душе нарастал и вскоре вовсе овладел всем тем пространством, где обитало её Одиночество. Волнение оповестило её о том, что Она беременна. В ней зарождалась новая жизнь! И это чудо имело полное право вытеснять из неё всё, в том числе, и Одиночество. Это был бесценный дар небес! Он заполонил её мысли, её лоно и всё вокруг осознанием того, что в ней теперь бьются два сердца, что её жизнь переплеталась с зародившейся в ней новой жизнью, а ведь две жизни сплетённые в одну не могут быть одинокими. И для её Одиночества уже не находилось места. Оно отошло на второй план, предусмотрительно удалилось подальше и стало ожидать…
Дождалось. Через много лет, когда сын вырос и улетел из их семейного гнезда, Она стала очень скучать по своему Одиночеству и оно снова вернулось к ней. Как настоящий друг, оно не могло уйти насовсем, бросить её наедине с собой. Она с ним делила свои воспоминания, наслаждалась его пониманием, его принятием всех её проблем…Они были счастливы вдвоём и все вокруг были счастливы без них, и об этом состоянии не нужно было никому рассказывать, ибо Одиночество и Она понимали друг друга без слов, а остальным их ощущения были ни к чему. Но старость повлияла на Одиночество. Оно время от времени стало приглашать к себе Забвение. Тогда на некоторое время удалялся покой и ей становилось больно. Болела душа, сердце, ныло всё тело, а квартира становилась постылой, как и погода, которую несла с собой поздняя осень. Вместе со своим Одиночеством она стала чаще обращаться к Богу, чтобы хоть как-то наполнить себя смыслом. Забвение вместе с Одиночеством были жестокими опустошителями, им вместе нельзя было давать волю хозяйничать, и привыкать к такому содружеству ей очень не хотелось. Они пожирали время с такой скоростью, что ей уже очень мало оставалось на дожитие. Она понимала, что уже не может быть ни опорой, ни учителем, ни соперницей, а только слабым препятствием для полного Забвения...
Он же с годами пытался вклиниться поближе между нею и Одиночеством, овладеть какой-то частью занимаемого Одиночеством места в их доме, но у него это плохо получалось. За много лет Она сроднилась с Одиночеством гораздо ближе, чем с ним, но давала возможность им обоим быть в её жизни. А потому они так и доживали свой век втроём – Он, Она и Одиночество…, но иногда врывалось еще и Забвение.
|