ЗНАКОМСТВО

    Христина Гавриловна давно уже живет одна.  На этом конце улицы стоят много пустующих хат. Соседи постепенно умирали, уезжали, село опустело. В свои восемьдесят пять Христина Гавриловна была еще бодренькая, могла сама за собой ухаживать. В город к дочери переезжать она отказалась наотрез: здесь, говорит, буду умирать, в своей постели, на своей земле! Единственное, о чем очень переживала Христина Гавриловна, так это о том, что в селе нет церкви. Она была, но после смерти батюшки в этот забытый Богом приход, где было меньше десятка прихожан, нового батюшку не прислали, и церквушка, построенная еще при царе, пришла в запустение, разрушилась и стала пристанищем лишь для ворон и для летучих мышей.
  Христина Гавриловна молилась исправно дома. Она была богобоязненной старушкой, соблюдала посты, верила в потустороннюю жизнь… Однажды, сидя у окошка и разглядывая, как ловкие стрижи носятся по воздуху, как плывут куда-то серебристые груды облаков по небесной синеве и вспоминая о чём-то своём, бабушка заметила, что в соседнем дворе напротив, появился сын покойной её подруги Алексей. Он там что-то хозяйничал, заменил старые покосившиеся деревянные ворота на другие, привезённые с собой на небольшом грузовичке. Провозился он почти до вечера. Христина Гавриловна пошла посмотреть на новые ворота и поговорить с живым человеком – всё же какая никакая, а новизна в её монотонной жизни. Но пока она собиралась Алексей и был таков, уехал уже в город. Ворота были металлические, ажурные, с завитушками, а в середине был крест. Бабушка, конечно же, осенила и себя крестом, походила около заросшего бурьяном соседского двора с благословением Господним решила, что Всевышний услышал её молитвы, и в селе снова будет церковь, да ещё и так близко к её дому. Наверное, Алексей отдал хату мамы за ненадобностью церкви, потому как Фрося тоже была очень набожная. Радость появилась на душе! Христина Гавриловна не переставала благодарить Бога за такой подарок, который давал ей  надежду.
  Через несколько дней под вечер, когда бабушка Христина снова сидела у окошка и разглядывала облака, ворон и соседский двор, к нему подъехала красивая машина, кто-то весь в чёрном открыл ворота, машина въехала в подворье. Из неё стали выходить все такие же, все в чёрном, люди… Их было шесть человек, но бабушке показалось, что их гораздо больше. Она уже отвыкла от человеческого мельтешения перед глазами, а тут сразу столько народу. Они были в длинных чёрных одеждах. Плохое зрение бабушке не позволяло разглядеть лица, но фигуры, двигающиеся туда-сюда, она хорошо видела. «Священники» - решила Христина Гавриловна. «И слава Богу, точно будут оборудовать в Фросиной хате церковь! Ради такого случая, я отдам церкви свою икону Пресвятой Богородицы. Вот именно там ей место, и молиться туда буду ходить…» - думала бабушка. «А пока суд да дело, сегодня святые отцы уж точно не будут работать по благоустройству, день уже заканчивается, схожу-ка я к ним и отнесу гостинцев. Проголодались, небось, с дороги.» Бабушка с молодецкой прытью насобирала всяких вкусностей из того, что ей дочка навезла и сама она наготовила для себя, сверху в корзину положила икону, завёрнутую в расшитый рушник, и пошла знакомиться со святыми отцами.
  Она, как водится, перекрестилась у ворот и посеменила по заросшей тропинке к дому, который стоял мрачным напоминанием об одиночестве и заброшенности. На тёмных, много лет не мытых окнах в паутине были раздвинуты белые занавесочки. Из сеней вдруг выпорхнула летучая мышь и мгновенно исчезла где-то в темноте кроны яблони. «Сколько лет я сюда не хаживала!» - вспоминала Христина Гавриловна. «А ведь раньше мы с Ефросиньей встречались каждый день, и чаи распивали и наливочку по праздникам…У неё была отменная наливочка, малиновая». Робко перешагивая порог знакомой до боли хаты, бабушка снова осенила себя крестом и постучала в дверь. Из комнаты доносилось какие-то заунылые звуки похожи на страдальческое пение. «Наверное, это такие песнопения сейчас в церквях» - подумала бабушка. «Молятся святые отцы, а я тут со своими гостинцами… Хотя, все живые люди и всем кушать надо!» - с этой мыслью Христина Гавриловна открыла дверь.
  - Мир вам, добрые люди! Доброго вечера, да благословит Вас Господь! – бабушка стала присматриваться к тем, кто был в комнате. Двое человек лежали поперёк кровати, всё в том же чёрном одеянии и что-то мычали себе под нос. Ещё двое сидели за круглым столом. Они были до ужаса странными, с чёрными глазницами, чёрными губами, у одного висел в носу белый крестик, а у другого просто кольцо. А у того с кольцом в носу на голове был чёрный венок из каких-то то ли спиц, то ли стрел. Ещё один стоял у окна. У него тоже были чёрные губы и чёрные глазницы, а у виска почти на всю щёку был нарисован крест. Он лениво посмотрел на бабушку. Та неистово крестилась, осеняя то себя, то всю компанию спасительным животворящим крестом.  Христине Гавриловне показалось, что это она попала уже в преисподнюю, стала присматриваться, стоят ли эти гости на копытах, есть ли там под чёрными сутанами хвосты… Конечно же, на священников они никак не похожи, значит, это… «Свят, свят, свят, Пресвятая Богородица, спаси и сохрани!». Бабушка начала пятиться назад, ноги подгибались, она прятала себя за корзинкой, пыталась вспомнить еще молитвы, но на ум приходило, лишь:
- Господи, прости меня грешную! – проговорив несколько раз это заклинание, она спиной упирается во что-то живое. Это шестой приезжий, входя в дом, остановился в дверях, разглядывая гостью.
- Что бабуля, много грешила? – услышала Христина прямо над ухом.
«Святой Пётр» - мелькнуло в её голове. «Молиться надо, молиться…» - Отче наш, иежеиси на небеси…, зашептала она онемевшими губами.
  - Так ты с подарками, я вижу…
- Да, да, вот угощайтесь, - она повернулась, чтобы пропустить в комнату сзади стоящего и протянула ему корзинку.
- Это хорошо, - миролюбиво сказал тот. Но Христине стало ещё страшнее, потому что она увидела облик его. Совершенно белое лицо, чёрные глазницы, чёрные губы, в носу кольцо и на тонкой белой шее металлический ошейник с огромными иглами, торчащими прямо над её головой. Он был высоченным, в чёрном халате до пят. А когда он брал из рук бабушки корзинку, то та увидела на его тонких пальцах много черепов.
«Господи, Боже, это, наверное, старший», - подумала бабуля и стала уже посматривать по сторонам в поисках чана с кипящей смолой. «Старший» заметил испуг бабушки, да и узнал саму Христину Гавриловну.
  - Баб, Христь, не пугайся, проходи.
«Боженька, они меня знают!» - бабушка попятилась внутрь комнаты.
- Готы! Знакомься, бабуль!
- Льготы? Да, да, льготы, понимаю, - шептала она, уже ничего не соображая. Наверное, её в преисподнюю за то, что льготы себе требовала в Совбезе, ругалась там когда-то…       
  А тем временем «старший» потрошил её корзинку. – Чуваки, гуляем, здесь целый ужин. Баб, Христь, ты молодец. Я всегда любил твою стряпню. А помнишь, как мы с твоей внучкой Светкой сажей вымазались и пугали тебя в детстве? Весело было. Вот и сейчас ты такая же – перепуганная.
  И тут Христина Гавриловна вспомнила, как внучок Фроси с её Светой летом приезжали в село, играли вместе, да однажды напугали её до смерти, измазавшись сажей так, что светились лишь зубы и глаза…Выскакивали из бурьяна перед ней на тропинку, как чертята…  «Так это Алёшка, что ли в таком виде?»
  - Лёша, ты, что ли? – осмелела бабушка Христя.
  - Я бабуль, я, а кто же еще! А это мои друзья. Мы готы! Вот, на тусню приехали в село. В городе скукота, а здесь тёмные ночи, летучие мыши…