Когда я был студентом, Россия была ещё СССРом.
Неплохая, доложу я вам, была страна. В экономике – практически наравне со Штатией, а в некоторых очень важных моментах – и впереди.
И эта саркастическая песенка Визбора:
«Зато мы делаем ракеты
И перекрыли Енисей,
И даже в области балета
Мы впереди планеты всей» –
сейчас уже не вызывает весёлых улыбок. Страна и войну выиграла, и ядерную бомбу первой изготовила, и раньше других в космос вышла… Другое дело – уровень жизни. Но да подвиги требуют сил и средств, а нам без подвигов – лучше и не жить совсем. Скучно без них русскому человеку.
Но я – о другом.
Хотя, скажу кстати, образование, причём – любого уровня, и здравоохранение – были совершенно бесплатными. Не то чтобы платного не было, было, но только неофициально, подпольно, конспиративно. И не сказать, что лучше бесплатного.
Так вот.
Привели нас, студентов первого курса, в поликлинику ведомственную, куда дорожку мы давно знали, потому как мимо донорской кампании «два стакана крови за шоколадку и значок в виде изогнутой красной капли» пройти мало кому удавалось. Привели – и выстроили в очередь, торчащую на улицу, – для проверки зрения. А то как же студенты без очков грызть гранит науки будут! Не ровён час, глазные хрусталики затупятся!
Но нас подобным не проймёшь, не впервой на ступеньках лясы точить. За пивом, случается, «на трёх ступеньках», то бишь в очереди в ближайшем винном, дольше торчишь. И ничего, скучно не бывает…
И стоим мы с приятелем, насущные мировые проблемы перебираем, а сами тем временем исподлобья поглядываем на стоящих рядом молоденьких особей совершенно другого пола.
Ну так вот.
Все очереди когда-то кончаются – и моя подошла к двери кабинета с табличкой: «Окулист». Об офтальмологах тогда ещё не знали.
Услышав из-за двери тихое: Следующий! – что было как бы не проверкой и слуха заодно, я просунул голову в дверь.
– Можно?
– Входите-входите. Вот – у сестры зарегистрируйтесь. Студенческий – с собой, надеюсь?
В ближнем углу стоял обшарпанный стол, накрытый стеклом. За ним виднелась едва приметная бабулька в застиранном белом халатике. А в глубине большого кабинета располагалась огромная лакированная столешница на слоновых ногах, за которой восседала врач, напротив коей на стене красовалась таблица, которую знали назубок все подслеповатые абитуриенты. Ибо жаль не поступить в ВУЗ из-за зрения.
Рядом с врачом на стуле сидела симпатичная девушка, предшествовавшая мне в очереди, – и называла вслух буквы, на которые указывала докторша уникальным для тогдашнего времени прибором, карманным лазером, луч которого высвечивал жирную розовую точку под распознаваемым знаком.
– Эта? – раздалось в очередной раз.
– Нэ, ответила девица, невообразимым образом направившая на меня лучик взгляда, перпендикулярный основному лучу. Я аккуратно протянул билет старушке.
– Не нэ, а эн!
Эта?
– Мэ, – ответила испытуемая, залившись румянцем.
– Господи! – эм! Ну, ещё одну давайте, последнюю, сказала врач – и указала на жирную «Ш».
Лицо девушки стало тёмно-бордовым.
Это хорошо. Хорошо, что я стоял вблизи стены.
Симпатичная девушка, видимо, желая реабилитироваться перед присутствовавшими, а особенно – передо мной, произнесла звонко и с выражением, которое только можно вложить в одно-единственное произносимое название буквы.
– Эш!
Воистину, лишь стена спасла меня от падения, когда я не смог справиться с гомерическим хохотом…
