Третья вазочка

Как вагонетка не разваливалась на ходу, Юра понять не мог. Она гремела, скрипела, подвизгивала, да и мотало ее из стороны в сторону так, что ему пришлось вцепиться в ржавые края до белых костяшек.

- Это новая ветка, только что проложили.

Юра обернулся. Вагонетку тянул вперед какой то странный механизм, отдаленно напоминавший английский мотоцикл начала девятнадцатого века. Спиной к нему сидел парень в потертой кожанке. Он то и дело с силой, но тем не менее крайне проворно, выжимал педали, которые словно висели в воздухе под его ногами, правой рукой переключал длинные увенчанные матовыми черными  шариками рычаги, а левой крепко держал хлипкий железный прут, напоминавший одинокий велосипедный «рог», по-видимому, заменявший руль. Он на пару секунд развернулся к Юре. Расплылся в широченной улыбке, обнажив крупные больные зубы, местами синие, местами коричневые, хлюпнул носом и поправил авиаторскую шапочку на голове.

- Меня Гриша зовут, - радостно сказал он. -  А тебя Юра. Ты лучше не болтай, а то ветрина тут такой, осипнешь и ничего ответить толком не сможешь на суде.

А вокруг и вправду ветрила зима. Такая колючая и сухая метель, не сильная, но самая противная, с кусачими снежинками и настырными струйками холода, пробирающимися под любую одежду. Они ехали по невысокой насыпи посреди голого снежного поля. Даже сохлых, спящих до весны кустиков не было видно. Юра покорно молчал, да и говорить не хотелось. Не только от холода – голова сильно болела, под правой бровью, в глазу. Он пульсировал и подрагивал, как будто внутри него устроили дискотеку, и глазное яблоко вибрировало в такт басам.

И тут послышалась музыка. Рождественский гимн. Словно сейчас из-за поворота должен был появиться Санта-Клаус на оленьей упряжке, распивающий кока-колу. Не выпуская руль, парень полез за пазуху и вытащил огромную зеленую телефонную трубку, отрезанную от аппарата, с одиноким, свисающим вниз шнуром. Музыка шла от нее.

- Ну что такое, - недовольно буркнул он. Потом слушал, потом опять же недовольно ответил: - Блин… Ну вы опять. Уж график и то составить не можете, чтоб без лажи… Лана… Подожду.

Засовывая трубку обратно, он резко выжал педаль и вагонетка остановилась. Гриша опять развернулся, опять расплылся в улыбке, поправил шапочку и с деланным сожалением сказал:

- Уж извини, друг, но мы раньше времени. Придется тебе погулять немного.

И Юра проснулся.

Он лежал на сложенном диване у окна, в одежде, все тело затекло от неудобной позы. И сильно болела голова. Под правой бровью, в глазу. Жаркое июльское солнце светило прямо на него, и все лицо горело, словно обожженное.

«Опять я заснул. Да и еще под солнцем», - подумал Юра и начал медленно поднимать тело, сначала ноги, потом ноющую шею и голову. Наконец он сел, положил лицо в ладони, аккуратно, но сильно помассировал виски, лоб, провел руками по волосам, нажал пальцами на затылок. Легче не стало. «Пил я, что ли? Похмелье как - будто. И жара такая».

Он встал и побрел из комнаты в зал. Сестра Ксюха сидела в кресле и листала телевизор. Он прошел в коридор. На кухне мама с полотенцем на плече возилась у стола.

«Надо бы умыться, что ли. Кажется, я все-таки пил. Ничего не помню».

Он запнулся. На пустом месте, словно одна нога зацепилась за другую. И почти упал, но вовремя успел ухватиться за полку в коридоре. Китайская вазочка, ее привезла Олеся, мамина сестра, покачнулась, он попытался было ухватить ее, но не успел. Вазочка упала на кафель в коридоре и разлетелась вдребезги.

Мама вздрогнула и тут же выбежала с кухни. Прибежала и Ксюха. Юра вжался в стену и сморщился – маме эта безделушка уж очень нравилась.

- Я случайно, мам… - пробормотал он.

Мама встала посреди коридора на колени, начала всхлипывать и собирать осколки в полотенце.

- Ну мам…

- Третий раз уже, - пробормотала она. – Ну что это такое…

Ксюха присела рядом с ней и обняла за плечи.

- Мама… - опять попытался что-то вставить Юра.

- Да иди, - мама махнула рукой в сторону него и Ксюхи. – Я сама соберу.

Ксюша медленно встала и побрела обратно в зал. Юра решил, что лучше ему сейчас уйти, и поплелся за ней следом, напрочь забыв, что шел то в ванную. Ксюха опять плюхнулась в кресло, а он вышел в открытую настежь по случаю жары балконную дверь, оперся о перила и вздохнул полной грудью. Хорошо, что балкон выходил на теневую сторону, тут было прохладно. Но голова так и не проходила. Он пощупал по карманам – сигарет не было. Да и курить не хотелось. Даже странно. Он всегда много курит, больше пачки в день.

Кошка Кира бесшумно появилась за его спиной, прошла между его ног и запрыгнула на перила рядом с его рукой. Потом внимательно посмотрела ему прямо в глаза и громко замяукала, требуя ласки.

- Кир, ты че? – удивился Юра. Кошка была характерная, ласки никогда не просила, только изредка допускала, чтобы ее погладили, а тут…

Он протянул было руку, но раздался звонок в дверь. Когда Юра заходил обратно в зал, в коридоре послышались знакомые голоса – пришла тетка Олеся с мужем и племянницей, десятилетней Нинкой. Он решил не толкаться в коридоре, оперся задом о подоконник и опять потер болевшую бровь.

- Привет, - сказал он, когда в комнату вошли все родственники. Но они были так увлечены разговором, что даже и не ответили.

- Сейчас к нам поедем, - сказала Олеся. – Тамара с мужем из Москвы приехали, Васька отпросился с работы. Ты не дури, - это она к маме обратилась. – По-людски надо проводить все-таки.

Мама покорно кивнула и побрела в комнату, переодеваться, наверное.

- Ну как она? – спросила Олеся у Ксюши, как только за мамой закрылась дверь.

Та ничего не ответила, только поджала губу и грустно покачала головой из стороны в сторону.

- Ужас какой… - Олеся присела и стала обмахивать себя газетой. – Надо же какая глупость. Из-за телефона и каких то копеек. И с такой жестокостью. Точно – наркоманы. Штырь в голову то воткнуть. Уж просто бы ограбили что ли.

Олеся заплакала. Муж сел рядом и обнял ее. Ксюха отвернулась, уголки губ у нее задрожали. Нинка стояла тихо в стороне. А по спине Юры пополз холодок.

- Ну, сороковину нужно справить все равно, - пробубнил муж Олеси. Поглаживая ее по плечам. – А то не по-людски.

Юра оторвался от подоконника, медленно подошел к зеркалу над телевизором и посмотрел себе в лицо. Вместо правого глаза было черное пятно с рваными багровыми краями.

Раздался тихий стук по стеклу. Гриша стоял на балконе и широко улыбался больными зубами.

- Ну что, друг? Вот сейчас время подошло. Поехали, теперь уж без остановок.