Товарищу Нетте, пароходу и человеку
- Настюшка, хочешь поехать в Тагай?
Папа, заглянув в комнату, с нескрываемой любовью смотрел на склонённую над книгой русоволосую головку доченьки.
- В Тагай? Ты серьёзно, папуль? Когда едем?
- Едем завтра, ты согласна?
- Конечно!
Настя моментально представила село, в котором прошло раннее детство. Пряничные, цветные, в резных наличниках, деревенские дома и кирпичные, старинные, одноэтажные здания с претензией на купеческие, соседствовали там друг с другом. Вековые дубы раскинулись вольготно вдоль мелкой и быстрой речки Тагайки, несущей прозрачные, искрящиеся на солнышке воды по разноцветным камушкам. Солнце то появлялось из-за туч и постепенно заливало сказочную пастораль окраины села, то по дивным кронам дубов уходило быстрыми шагами от неё, маленькой Настеньки, куда-то далеко к лесу…
Настя окончила третий курс ВУЗа в большом городе и к концу второй недели каникул успела заскучать в сонном, тягуче-неспешном провинциальном ритме жизни родного городка. Предложение папы было как нельзя более кстати.
Выехали они рано утром. Лето было в разгаре. Дурманящий свежий воздух из открытых окон машины слегка кружил голову. К обеду проехали большую часть пути. Чем ближе к Тагаю, тем больше нахлынувшие воспоминания захватывали в свой будоражащий сладкий плен. Будто снова храбро шагала она, совсем кроха, одна по тёмной, длинной улице навстречу своей мечте…
Редкостно любознательная в свои четыре с половиной года, Настенька не давала прохода старшей сестре, выспрашивая каждую букву. Сестра была на десять лет старше и отмахивалась, как от назойливой мухи:
- Это - буква «Ч». А, вообще, мешаешь, шла бы ты…на печку.
Настя послушно лезла на печку, дышащую теплом, и уютно гнездилась рядом с рыжим одноухим бывалым котом Васькой. Мама заглядывала на печь и ахала:
- Доченька моя, опять ты в темноте с книжкой? На-ка, лампу, только осторожно, не задень её.
Керосиновая лампа имела узорный пузатенький животик, в котором плескался этот самый керосин. В горлышко лампы был вставлен стеклянный фигурный колпак, бережно охранявший фитиль с трепещущим огоньком.
На коленях Насти лежала книга: А.С. Пушкин «Сказка о царе Салтане».
С трудом разбирая по слогам, она медленно продвигалась по строчкам:
«Три девицы под окном пряли поздно вечерком…»
Значение слова "пряли" малышка уже знала, поскольку часто видела, как мама садилась за прялку. К вертикально стоящей доске был привязан большой пучок шерсти барашка Стёпки, безжалостно остриженного папой большущими ножницами. Из этого шерстяного кокона мама вытягивала, ловко двигая пальцами одной руки, длинную нить. Пальцами другой руки, захватившими конец этой тонюсенькой верёвочки, она вращала веретено. На него наматывались слой за слоем шерстяные ниточки. Пальцы мамы двигались завораживающе, как в танце, создавая волшебный клубок. Зимними вечерами мамуля вязала из этой шерсти, подаренной Стёпкой, толстые варежки и носки.
Наконец, Настя осилила непростое для неё чтиво. Она страшно гордилась собой и поэтому написала карандашом на последнем листе книги большими буквами: «НАСТЯ И ПУШКИН ЧИТАЛИ».
Заветной мечтой её было как можно скорее пойти в школу, стоящую в конце улицы и таинственно зажигающую жёлтые огни больших окон по вечерам. Настеньку это здание манило, как королевский замок, но стояло оно так далеко! Ещё она знала, что перед входом, по обе стороны от высоких ступеней, стоят две большие белые фигуры мальчика и девочки, и одна рука у каждого из них поднята к пилоткам на голове.
Сидя однажды у соседей, она слушала, как Валя, старшеклассница, учит стихотворение, которое очень непонятно называлось «Товарищу Нетте, пароходу и человеку»:
- Я недаром вздрогнул. Не загробный вздор.
В порт, горящий, как расплавленное лето,
Разворачивался и входил товарищ "Теодор Нетте", - так многократно повторяя и заглядывая в текст, мучительно учила Маяковского Валентина.
- Это он. Я узнаю его, - Валя запнулась и замолчала.
Тут послышался голосок:
- В блюдечках-очках спасательных кругов.
- Здравствуй, Нетте! Как я рад, что ты живой!
Это не выдержала доселе смирнёхонько сидящая кнопка Настюша. Проходящая мимо в этот момент мама Вали ахнула:
- Глупая ты у меня, Валюшка. Ребёнок уже выучил, а ты…
Наконец, настал день, когда что-то подтолкнуло Настюшку под вечер на подвиг…
В маленькой сумочке с длинным ремнём через плечо, связанной мамой, у неё лежали несколько тетрадных листов, карандаши и даже ручка с пером.
Настенька, поправив коричневые атласные бантики в косах, уложенных красивой корзиночкой, вышла на тёмную улицу, слабо освещённую тусклыми лампочками, заключёнными в допотопные железные колпаки. Школа манила жёлтым светом, льющимся из множества окон, и четырёхлетняя девочка храбро пошла на этот свет к заветной цели, не сворачивая с пути.
Прохладный сентябрьский ветер пробирался через тонкое пальтецо и заставлял Настеньку слегка поёживаться. В воздухе пахло свежесрубленными деревьями, привезёнными на дрова, тянуло сладким дымком из труб. Настенька на фоне тёмных силуэтов домов с тусклым, мерцающим светом окошек казалась крохотной звёздочкой на Млечном пути…
Как же не заметила исчезновения любимой доченьки мама Маруся? А она полезла в погреб, чтобы достать к ужину солёных овощей. Выбравшись по отвесным ступеням из холодного погреба, Маруся не увидела привычной фигурки Насти, которая всегда терпеливо ждала маму. И в доме было темно и тихо. Включив свет, обойдя все углы, заглянув на печку, она уже почуяла недоброе. Сердце Маруси гулко стучало, перепуганная насмерть, она бросилась на улицу.
- Настя, Настя, дочка, - кричала она в темноту.
Первой была страшная мысль о колодцах. Она пронзила её и сковала диким страхом. Ведь колодцы в селе имели низкий сруб, меньше метра высотой. Был случай, что в один из них упал телёнок…
С леденящим страхом заглядывая по пути в чёрный непроглядный мрак колодезных срубов в густых сумерках вечера, Маруся, плача, продолжала звать дочку. Уже охрипшим, срывающимся от слёз, голосом, она кричала:
- Настя, Настя…
Навстречу ей быстро шла женщина. Издалека она громко окликнула Марусю:
- Мария Ивановна, всё хорошо, ваша беглянка сидит в школе, эта егоза пришла учиться.
Звали женщину Анна Александровна, она учила детвору начальных классов и жила на их улице неподалёку.
- Батюшки мои, - вытирая фартуком заплаканное лицо, сказала Маруся, - такая маленькая, а чего удумала, за такой нужен глаз да глаз!
- Сидит в учительской, разложила свои листы, показывает, что она умеет, наизусть шпарит Маяковского, сложнейшее стихотворение «Товарищу Нетте, пароходу и человеку»! Уму непостижимо, - продолжила с улыбкой учительница, - хотела бы я себе такую ученицу.
Конечно, Настеньке здорово влетело. Отчитывали её и мама и папа, но больше всех старалась сестра Таня. Если честно, читать нотации здесь все были непревзойдённые мастера...
Очнувшись от нахлынувших воспоминаний, Настя увидела знакомый пейзаж.
Папа тоже заулыбался:
- Да, доченька, мы приехали. Это Тагай! Смотри направо.
Там стояла её школа. Но, увы, она не вызвала у Насти ничего, кроме светлой грусти и сострадания. Мечта, воплощённая в реальность через подвиг, выглядела теперь, как глубокая старушка, сгорбленная от времени. Пионеры пострадали и обветшали. То ли непогода, то ли хулиганы лишили их части носов и пальцев. Никто не восстанавливал скульптуры. Настя отметила и приятную деталь: не стало страшных колодцев, на их месте были уличные водоразборные колонки.
- Поедем-ка по нашей улице Цветкова к тёте Клаве и Вале, дорогим сердцу соседям. Надеюсь, помнишь, как они выручали нас. Сколько раз помогали маме, присматривая за тобой, - заглянул в лицо погрустневшей дочери отец.
Когда подъехали, Настя, первым делом, осмотрела дом, в котором они жили когда-то. Старый кирпич с облупившейся от времени побелкой и чрезвычайно характерный запах древнего подвала всколыхнули в памяти множество картинок детства.
Вспомнила соседа Серёжку, с которым они со страхом исследовали этот подвал. Часто дрались, потом мирились и были не разлей вода…
Валю, небрежно посадившую её на багажник велосипеда, в результате чего она пришла домой с ободранной спицами колеса окровавленной ногой и спряталась от мамы за печку…
Дрова, которые пилила с папой огромной ерзающей пилой с крокодильими зубьями, а им, как её казалось, не было конца…
Себя, провалившуюся по пояс весной на огороде в снег, и перепуганную маму, растирающую её потом докрасна водкой…
Красные в горошек штанишки-песочники с резинкой внизу, куда она ловко спрятала оладушек у соседки, но была обличена в преступлении и наказана самым страшным образом – лёгким шлепком по попе...
Трактор, сваливший кучу травы у дома, себя, с разбега ныряющую в этот благоухающий оазис, и маму, истошно кричащую в окно:
- Настя, там могут быть змеи!..
Теплую мягкую кровать с периной и огромными подушками из пуха, да такими, что казалось, ложишься и проваливаешься сразу в мягкую сказочную негу до первых лучей солнышка...
Незабываемое роскошное деревенское детство…
Ни с чем несравнимое, ни с какими богатствами, без покемонов и миньонов, без плэстейшен и смартфона.
Детство, расцвеченное красотами лугов, усыпанными земляникой, с зелёным голенастым кузнечиком в руке, тёплой чистой речкой с разноцветьем камушков.
Детство, наполненное счастьем, которое можно потрогать и вдохнуть полной грудью.
* МТС – машинно-тракторная станция – государственное сельскохозяйственное предприятие в СССР, обеспечивавшее техническую и организационную помощь сельскохозяйственной техникой.
(Просмотров за всё время: 33, просмотров сегодня: 1 )
|