Случай этот произошёл в далёкие семидесятые годы прошлого века, в деревушке, расположенной на живописном берегу реки Псёл.
Мне тогда было всего семь лет от роду. И я, как и все мальчишки нашей небольшой деревни, любил рыбачить на этой речке. Тем более, что в те времена она славилась изобилием различной рыбы. Рыбаки постарше и поопытнее, как мой отец Алексей, ловили рыбу солидную: сазанов, лещей, язей, толстолобов, жерехов, судаков, щук. У них для поимки этой рыбы были прочные бамбуковые удилища с кольцами и надёжная леска с коваными крючками. Мы же – пацанята, довольствовались поимкой рыбы помельче: густеры, плотвы, уклейки, окуньков, пескарей и прочей мелочи. Да и снасти у нас были попроще: удилищем, чаще всего, была высушенная ровная ветка лесного орешника; поплавком служило гусиное перо, прикреплённое к леске с помощью двух колечек резинового ниппеля; вместо грузила использовали гайку или болтик, поскольку свинец в деревне был в дефиците, а крючки отец давал мне из тех, что подешевле. Вот и вся нехитрая оснастка.
У каждого взрослого рыбака на речке было своё излюбленное место, которое постоянно прикармливалось, чтобы удерживать рыбу на своей "точке". Но был один участок реки длиной около пятидесяти метров, на котором никто не рыбачил. Это была сомовья яма, которую было видно издали по вращающимся в разных направлениях водоворотам. Берег в этом месте был немного выше, а глубина реки достигала здесь двенадцати метров, в то время, как средняя её глубина составляла всего три метра. В этой яме водились большие сомы длиной около двух метров, а самый крупный из них, по словам очевидцев, достигал трёхметровой длины.
Рыбачить в этом месте было бесполезно, поскольку ни одно удилище, из имеющихся у местных рыбаков в то время, не выдержало бы яростной борьбы с такими речными монстрами. В этом смогли не единожды убедится пытавшиеся ранее поймать хотя бы одного из сомов. Ни одна такая попытка не увенчалась успехом – либо обрывалась леска, либо разгибался крючок, либо ломалось само удилище.
А сомы, тем временем, обнаглели настолько, что начали поедать домашних уток, которых выращивали хозяева домов, находящихся в непосредственной близости с речкой. Уток, естественно, тянуло к воде, а тут их поджидали голодные сомы. Больше всего страдала от сомовьего беспредела баба Даша, дом которой был расположен ближе всех к реке. Каждый день она недосчитывалась одной-двух уток. В начале она грешила на то, что уток воруют лисы, которых в последние годы развелось очень много. Но её сосед Василий, часто рыбачивший на деревянной лодке недалеко от сомовьей ямы, видел однажды, как большой сом схватил одну из уток за лапки и утащил под воду. Утка истошно кричала, махала крыльями, но вырваться из пасти так и не смогла.
Баба Даша не поверила соседу, любившему частенько выпить, и на следующий день рано утром погнала уток к речке сама. Утки плескались в воде и шумно разговаривали о чём-то на своём утином языке. А их хозяйка сидела на большем пне, оставшемся от спиленного сухого дерева. И вдруг, из глубины речки вынырнули сразу два больших сома и, ухватив по утке, моментально скрылись под водой. Баба Даша от неожиданности и испуга не могла ни пошевелиться, ни крикнуть. Оставшиеся утки начали быстро выбираться из воды на берег по деревянному трапу, который ранее смастерил муж бабы Даши – дед Павел, для удобства спуска уток с берега в речку и выхода обратно из неё. "Спасательной операцией" руководил старый крупный селезень, который по-джентльменски пропускал уточек вперёд. И вот, когда уже и селезень ступил лапками на трап, хвост огромного сома со страшной силой обрушился на него. От этого удара трап разлетелся на щепки, а бесформенное тело селезня безжизненно упало в речку и, в тот же миг, было проглочено огромной пастью самого крупного сома. Баба Даша беззвучно рыдала, горькие слёзы текли по её щекам. В этот момент кто-то подошёл сзади и, приобняв её за плечи, сказал: "Ну вот, видишь? А ты мне не верила". Это был сосед Василий, успевший с утра пораньше изрядно опохмелиться.
Продолжение следует.
