Воришка

Женщины, конечно, когда-нибудь меня погубят. Я это точно знаю, но всё равно ничего не могу с собой поделать. Люблю я их кокоток-вертихвосток всеми фибрами своей драгоценной души. Как увижу длинную косу да румяную мордашку, аж на месте подпрыгиваю, так мне хочется побыстрее красавицу в постель затащить.
Я их всех люблю, и худеньких, и пышечек, и умненьких, и глупеньких, и чёрненьких, и беленьких. Я парень не привередливый, мне любая в радость. Вот и не получается у меня подолгу с одной задержаться.
Я вообще люблю жить красиво. Наружностью меня бог не обидел, спасибо  папаше покойному Аполлинарию, видный был мужчина, конюхом служил у княгини Растопчиной. За воротник только крепко закладывал, его по пьяному делу необъезженная кобыла зашибла. В барском доме я и нахватался дворянских привычек, старуха  мне благоволила, одевала хорошо, обещала в университет отдать. Бес попутал: княгиня со своей племянницей застукала. Выгнали  с позором из имения, и оказался я сиротинушкой на улице, мамаша-то моя при родах скончалась, когда меня на свет производила.
Бедствовал сильно, с помойки питался, Петербург – город жестокий, думал уже, смерть моя приходит. Тут меня дядя Яша и подобрал.
Дядя Яша карточный шулер, ему шустрый мальчишка был нужен, где карты подсмотреть, а где и «краплёную» подсунуть. Сначала я на подхвате бегал, подай-принеси, а потом дядя Яша сделал меня полноправным партнёром. Лихо мы по стране колесили, гуляли, куролесили, дядя Яша одесским негоциантом представлялся, а я, смешно-то как, двоюродным племянником княгини Растопчиной. Пока год назад в Нижнем на ярмарке мы на архангельских купцов не нарвались. Те нас раскусили, по мордасам надавали,  я успел сбежать, а дядю Яшу в казённый дом отправили. Уж не знаю, жив ли бедолага.
С того дня я единоличный хозяин в деле. Зарабатываю я много. Ношу синий костюм тройку с пурпурным шейным платком и кремовые штиблеты. Курю англицкие папиросы, которые достаю из серебряного портсигара, и сверяю время по швейцарским золотым карманным часам. Жизнь удалась!
А чего ей не удасться? В конце девятнадцатого века живём, не хухры-мухры.  Прогресс прёт как беговая лошадь на скачках. Паровые машины по земле ездят и по воздуху летают, электрический свет и телефон в каждом доме, в самой последней халупе. Одним словом, вокруг всеобщее процветание и благоденствие. И царь у нас добрый и справедливый.
Ну, вот, лежу я, значит, с Машей в постели. Маша моя новая пассия, я с ней недавно на улице познакомился, сразу отвёл в ювелирный магазин, серебряное колечко подарил, потом в ресторан,  потом, как водится, к себе. Я в нежной дрёме,  Маша рассматривает кольцо.
- Красивое колечко, - говорит Маша. -Только я тебе так скажу, Матвейчик. Нашей царевне такое кольцо из Парижу доставили, просто прелесть. Оно, наверное, мильон стоит.
- А у тебя, что, царевна в подружках?
- Я во дворце служанка. Каждое утро царевне постель перестилаю. Такое кольцо, вот бы его украсть. Продать, сбежать в теплые страны и целыми днями бездельничать. Денег на всю жизнь хватит.
- Чего же не украдешь? – лениво произношу я.
- Я боюсь, - Маша целует меня. – А ты парень бывалый, у тебя получится.
- Как же я дворец попаду? Там гвардейцы «на часах».
- Я тебя проведу, - Маша продолжает целовать меня. – Знаю я одну тайную дверцу, через нее царевна на свиданки бегает. Шалава ещё та.
Я выставил Машу, налил  винца и крепко задумался. Меня всегда тянуло к аристократкам. И княгиня Растопчина, и, особенно, её племянница были страсть как хороши. Царевна вообще высшая проба. Овладеть её, она мне и колечко подарит, и любую прихоть исполнит. Сообщаю без ложной скромности, в койке я Геракл. Шалавой Маша её назвала. А куда ей деваться, нагуливается, пока замуж не выдали. У высших особ судьба незавидная: этикет денно и нощно и нелюбимый муж в придачу.
Следующей ночью я стоял у тайной калитки и ждал, когда Маша откроет. В небе светилась яркая, сочная, ядовито жёлтая Луна. Полнолуние, подумал я, плохая примета, хоть я и не очень суеверный. Ладно, задний ход давать поздно.
Во дворце было тихо. Я прокрался в спальню царевны. Она спала на животе, ночная рубашка заголилась, показывая в неровном лунном свете  очаровательную попку. Я взмолился всем богам и ринулся вперёд. Царевна взвизгнула и стала подмахивать.
Минут через двадцать красавица открыла глаза и сказала: «Ты Матвей Воронцов?»
«Ага, - сказал я. – А ты откуда про меня знаешь?»
- Машка все уши про тебя прожужжала. Какой ты классный любовник. Мы с ней вместе на блядки бегаем.
- Неожиданно, - сказал я. – Похоже, я попал.
- Попал, - чья-то мощная рука подняла меня за волосы так, что я встал на цыпочки. Краем глаза я покосился и увидел здоровенного мужика метра под два ростом, сплошную гору мышц. Постыдное чувство страха заныло в низу живота.
- Эй, дядя, ты кто? – пробормотал я.
- Это Ярик, - сказала царевна. – Мой телохранитель. Бережет мою честь и достоинство.
- Что-то он подзадержался, - ухмыльнулся я.
Ярик сжал мне плечи стальными тисками.
- Не сообразил, - завыл я. – Шутка оказалась неудачной. Туповат я.
- Нет, Матвей Воронцов, - сказала царевна. – Ты не тупой. Ты наглый выше всякой меры. Это же надо, царевну в её же собственной спальне изнасиловал да ещё собирался родовое кольцо спереть. Каторга тебя ждёт, а то и кол. Царь-батюшка, конечно, добрый человек, но когда в ярости, лучше ему на глаза не попадаться.
- Какие есть варианты? – быстро спросил я.
- Есть варианты, - сказала царевна. – Ты про птицу Феникс слышал?
- Это из сказок? – я сделал задумчивое лицо.- Так чего-то, смутно припоминаю.
- Это из яви, - веско сказала царевна. – Птица с телом женщины. Далеко она живёт, в Лукоморье, за семью морями, за девятью горами. Очень мне её волшебное перо нужно. Доставишь, в любовниках оставлю, может, и заветное колечко подарю.
- Отчего бы и не доставить, - бодро сказал я. – Бешеной собаке тридцать верст не крюк. Только ресурс нужен, денег побольше, машину паровую, что по воздуху летает. Дорога дальняя, чтобы не оскоромиться в пути.
- Восхитительный ты наглец, Матвей Воронцов, - рассмеялась царевна. – Будут тебе и деньги, и машина паровая. А чтобы не чудил и волком в лес не смотрел, Ярик с тобой поедет. Понял ты?
- Как не понять, - сказал я. – Я пойду тогда, котомку собирать, сухарики сушить.
- Пойдём, приятель, - Ярик положил мне на плечо пудовый кулак. – Мы теперь с тобой друзья надолго…