Любовь и (или) занятие любовью

   
Любовь или секс? Кто-то скажет: не следует противопоставлять чувство дополняющему его действию. Так ли уж дополняющему? Вычитал у одной поэтессы фразу: “Страсть тянет одеяло на себя, любовь им укрывает.” Многие возразят – одно не противоречит другому. Можно было бы с ними согласиться, если, если бы…

    Его любимую звали Лика. Тоненькая, изящная, склонив головку, она прятала за длинными ресницами озерца глаз, отсвечивавших: когда синь неба, когда серую непогодь.
    Они вместе учились в университете на одном курсе, но в разных группах. На общих лекциях Игорь всегда садился позади, сбоку от нее, исподтишка стреляя взглядом на милый ему курносый профиль. Лика чувствовала его взгляд, поворачивала головку, отстреливаясь насмешливостью. Тощий, длиннорукий, неуклюжий, ему казалось: она недосягаема для него. Многие догадывались о его влюбленности, знала, наверное, и она...

    Осенью поехали на картошку, Игорь очень рассчитывал на эту поездку, надеясь, что решится, наконец, на признание, увы, девушка заболела, а ведь все могло сложиться иначе.

    Почему на Игоря запала приставленная к студентам бригадирша Зина?
    Неутоленность плоти туго распирала ее блузку. Что могло быть общего у этой женщины с ним, смотревшимся рядом с ней мальчишкой? Почему-то он раздражал ее женское естество, она легко угадывала его неопытность, тем сильней к нему тянуло.
    Волновала и она Игоря, тело ее источало терпкий полынный запах греха, а замутненный похотью взгляд вызывал неудержимое желание захлебнуться в сладостной жути неизведанного.

    Завершался срок пребывания студентов в деревне.
    Как-то под вечер Игорь с Зиной развозили по домам поселка сложенные на прицеп трактора мешки с картошкой. Завезли и в ее дом.
    Мучимый жаждой он попросил воды. Она спустилась в погреб, принесла кувшин крепкого сидра. Выпив несколько кружек на голодный желудок, он разомлел, откинулся на скамью. Склонилась над юношей, вытирая полотенцем пот с его лица. Не застегнутая (случайно) блузка не смогла удержать вырвавшееся на свободу изобилие плоти. Против такого аргумента возразить было нечего.
    Что было дальше, он помнил смутно. Раздавила его сладкой тяжестью, впилась в губы. Целоваться он не умел, тем сильнее распалил. Островком в памяти остался восторженный ужас, с которым его глаза расстреливали высвобождавшиеся из одежд роскоши соблазнительницы. Невменяемая от желания, не владея собой, она, как удав на жертву, натянулась на него, погрузив в муть наслаждения...
    Оставшиеся мешки тракторист развозил без них.

    Из деревни Игорь приехал другим. На лекциях, как и прежде, садился чуть позади Лики, но что-то изменилось – он смотрел на девушку, а перед глазами стояла пьянящая воображение картина женского изобилия.
    Как-то Лика подошла к нему, и насмешливо поинтересовалась:
    – Как там твоя колхозница? Наслышана, наслышана.
    Уличенный, он покраснел и понял – шансов у него не осталось!
    Теперь на занятиях он садился спереди, исподтишка подсматривая за девушкой, она удивленно вертела головой, не обнаруживая его на прежнем месте...

    Спустя лет десять Игорь неожиданно встретил Лику. Она приятно пополнела и из хрупкой девушки превратилась в невозможно привлекательную женщину.
    Без былого стеснения пригласил ее в ресторан. Потягивая вино, он не без удовольствия разглядывал ее, и вдруг признался:
    – А ведь я любил в жизни только одну женщину.
    – Кого?
    – Тебя.
    – Почему? Отчего не открылся, хотя я знала это и так. А ведь и ты мне нравился, да не могла же я первая! А потом почему-то утратил ко мне интерес.
    – Не утерял.
    И рассказал тот случай на картошке.
    – Господи, какой же ты дурак, ведь я отчаянно ревновала тебя!
    – Может, исправим ошибку?
    – Поздно, в любовницы к тебе не пойду, в жены пошла бы, да несвободна как, вижу, и ты…