Про бабушку

В конце июля 2021 года я поступила в больницу с воспалением легких. Несмотря на то, что ковид у меня не обнаружили, меня всё равно определили в ковидное отделение. В палате на два человека уже была соседка, бабушка 91 год, Мария Павловна.  Она вставала на ноги, ходила, температуры у нее не было, сатурация неплохая. Очень крепкая бабуля для своего возраста и говорливая.

Когда я поступила,  она спала. Ночью проснулась, и понеслось: пить, холодно, жарко. Я  всю ночь вокруг неё кружила: поила, давала ей в рот ложечкой йогурт, укрывала одеялом. Потом  Мария Павловна начала кроватью скрипеть, я глянула, а она руками вцепилась в обода койки, и подтягивается, зарядку делает, потом руками машет, потом опять пить, но не может подняться, сесть и дотянуться до воды. Я подошла к ней, дала воды. Так прошла моя первая ночь. Утром бабуля кричит: «Я усралась, прямо в койку!» Бедные санитарочки  её вымывали и вымывали, меняли постель. Хотя утка под койкой, могла попросить, просила ведь пить, я бы позвонила на пост, да и сама ведь бабулька на ноги вставала, могла дойти до туалета. Ну, уж ладно, как получилось.

Я ничего не видела, как ее мыли, укрылась с головой одеялом, думаю, если нюхну, точно вырву на пол или сама обделаюсь, тут же с пневмонией научилась не дышать, во! Дыхательная гимнастика!

Бабуленции звонит телефон, телефон кнопочный, она берет трубку, не нажимает ответ и говорит: «Ало, ало!» -  телефон звонит, бабка: «Ало, Галя це ты?» Телефон звонит, она: «Ало Галина!, Галю, ало!»

Пока телефон не перестанет звонить. Через пять минут он снова звонит, она также берет трубку и трубку называет Галей, трясет эту Галю, кричит на нее ало. Мне пришлось встать, нажать кнопку ответа на телефоне. И в дальнейшем я сама ей набирала номер её дочери, давала ей трубку, а когда бабульке стало хуже и она уже держала трубку вверх тормашками, не понимая, что это за предмет и что с ним делать, я сама уже по своему телефону, каждый день разговорила с её дочкой, сообщая о самочувствии матушки. Бабулька встала в очередной раз с кровати, чтобы пойти в туалет. Но, по пути к нужному месту, с неё полилось на пол, и струя шла до самого унитаза, обозначая обратный путь  до кровати, и всё это мокрое дело по всей палате растаскивалось бабушкиными тапочками. А тут и мне следом приспичило, так как нам ставили капельницы, а они провоцируют бегать по маленькому. Ступить на пол нельзя. Он залит и растерт бабушкиной мочой. Я звоню на пост, не отвечают. Звоню опять, нет ответа. Смотрю, что в туалете нет половой тряпки. Мне ничего не остается, как взять свою футболку, (благо у меня их было несколько) и начать протирать пол, самой двигаясь к унитазу. Добравшись до раковины, я сполоснула футболку и еще раз вытерла путь от унитаза до своей койки. Саму всю трясет от  слабости, возможно температурила. Дозвонилась на пост. Пришли, помыли полы. В следующий раз, опять бабулька направилась в туалет с теми же мокрыми симптомами по полу. Я сразу дозвонилась на пост. Прибежали санитары, и надели на нее памперс. Я стала единственной владелицей туалета!  Хотя ещё несколько дней я обороняла вход в мою (!) уборную, когда бабуленция, пытаясь снять с себя памперс, растопырив руки, пёрла на меня, а я  кричала, закрыв собой туалет: «Писайте в памперс! Вам в туалет нельзя!»

На вторую ночь чувствую моя кровать качается и снится мне, что я еду в поезде. Начинает качаться ещё сильнее. Открываю глаза, за кровать держится бабка вся в белом, седая и улыбается с одним зубом. У меня и так пульс 110, а тут сердце выпрыгнуло и побежало из палаты. Я спрашиваю бабусю: «Вы куда идёте?» - «В туалет!» - «Вам туда нельзя, надо в памперс, идите в кровать, ложитесь». Бабулька пошла, легла на койку. Я покыскыскала своё сердце, оно испуганно оглядываясь, снова запрыгнуло в меня.

Пришли нам ставить очередные капельницы. Мария Павловна, как увидела медсестру, у неё началась истерика, расплакалась, кричит: «Заберите меня отседова, хочу домой!»

Медсестра начала ей молитвы петь, бабка еще пуще кричит. Сестра: «Ой, надо ей укол успокоительный!»  Дальше ей молитвы поет, та ещё пуще орет, просто оргия! Сестра ушла, укол так и не сделала.

Бабушка белугой ревёт, и тут мои нервы не выдерживают.  Я как рявкну: «Молчать, смирно!»

Все, полчаса золотой тишины!

Истерика закончилась, бабуля всё понимает!

Все дни Мария Павловна беспрерывно что-то своё бубнила, понять было невозможно, но когда я разбирала слово «Пить», я вставала и давала ей пить, потому что видимо что-то случилось с её сознанием, и она тянула в рот телефон, пустой стакан, открывала уже открытую бутылочку воды, выливая её на постель. Я перенесла все её кушанья и питьё на свою тумбочку и днём и ночью, услышав «пить», поила её, кормила жидким детским питанием и укрывала, так как она постоянно раскрывалась и, можно было заметить, что человек дрожит от холода. Как же не встать не укрыть его?

Шел пятый день моего пребывания в больнице, который мне казался пятидесятым. Температуру мне сбили, лечение эффективное, кашель стал легче.

А бабушке с первого дня надевали кислородную маску, но ею всегда дышал её лоб или подбородок. Я ей поправляла маску, она её тут же стаскивала.

Я сестре сказала: «Маску ей скочем прилепите!»

Сестра: «Что я, фашист???»

А я бы прилепила, она бы у меня через три дня выписалась!

Как-то я ей закричала: «Маску наденьте!»

Так она сама надела! И правильно надела, и дышит! Значит, понимает? 

Однажды ночью бабуся сошла с орбиты. Астероид грохнулся с кровати.

Вызываю космонавтов. Пришли санитары, в защитных комбинезонах, в пластиковых масках на лицах, положили бабулю на кровать. Через время, этой же ночью, метеорит снова врезался в пол. Она сегодня стабильно  летает, тренируется. Снова пришли инопланетяне, привязали её бинтами к орбите, то есть к кровати, иначе она себе разобьёт голову, или отобьёт органы.

Эх... Космонавты плохо закрепили стыковочные ремни. Бабуся их разорвала, развязала. И астероид опять врезался в пол, сидит. Ждем МЧС!

Хорошо хоть со своей стороны падает, к окну, не с моей стороны.

Привязывает медбрат опять бинтами, ремней нет. Он уже на матах в полные слова на нее, и меня не стесняется.

Так он третий раз прибегает за 2 часа.

Всё! Привязал! Если только кровать перевернет!

Надеюсь, она не будет, как паночка из Гоголя летать ночью на койке. А то может мне мелом начать кровать свою обчерчивать?

Мария Павловна бинты порвала! Эх. Студент! Слабак! Даже бабушку не смог крепко привязать. Как он девку склеит?! Нууу, ничего, пусть пока тренируется на бабках!

00.30 ночи. Тело с грохотом рухнуло плашмя с кровати на пол. Я спала. У меня от испуга легкие вместе с сердцем подпрыгнули вверх, да так там и зависли. Звоню на пост. Опять привязали бинтом.

Безудержно захотелось колбасы.. Но колбасы нет.
Полезла в тумбочку. Съем яблоко, сок,  мафины (кексы). Иначе я с этой мафией до утра не доживу.

Я ем, а бабуля лежит на койке привязанная и песни поет! Реально поет! Как в ресторане! Ночной фуршет, песни прошлого столетия!

В три часа ночи пришлось мне добавить свой вокал. Мой вокал в одно слово «Заткнись!» оказался такой силы, что бабка сразу замолчала. Я рухнула на кровать с ощущением, что я в психиатрической клинике. Около шести утра в больнице в коридоре включают свет. Я открываю глаза и вижу, бабулька освободив одну руку из бинта, с другой привязанной рукой, сползла на пол на мою сторону, и бухает из бутылки воду! Наверное, бутылочку взяла со своей стороны, до моей тумбочки дотянуться ей нереально. Санитары пришли сами, так как в начале седьмого они уже приходят к пациентам мерят температуру, сатурацию, давление. Бабушку подняли и привязали за две руки и одну ногу к кровати. Вот теперь она не развяжется. У меня давление стабильно все дни держится 160. Врачи больше таблеток стали мне давать от давления, чем от легких! Шёл девятый день лечения. Девятые сутки я не спала, а только впадала в забытьё, смотрела на часы…а прошло только двадцать минут…тридцать минут…Мне казалось прошла вся ночь, но нет.

С моей стороны бабушке к кровати поставили два стула. Она, привязанная за три конечности, ухитрялась телом все равно сползать с  койки. Так хоть попой попадала на первый стул, а ногами на второй. Но имея в 91 год не дюжую силу, она непривязанной ногой отпихивала стул. Я также всегда подходила к ней, укрывала одеялом, поила, все равно ведь встаёшь из-за самой себя, это не было трудно, но поднять её ногу я была не в силах. Я подвигала  отодвинутый ею стул и кричала ей (кричала из-за её слуха) «Поднимите ногу!» И она поднимала ногу с пола до высоты кровати, что для меня на тот момент было верхом физической силы, так как меня все дни заливал пот от слабости, и я не могла держать даже пластмассовую ложку, чтобы поесть. Мария Павловна поднимала ногу и я подсовывала под неё стул. Она всё понимала! Но через несколько минут она снова отпихивала стул… У меня уже не было сил двигаться, я лежала тряпочкой и даже не хотела шевелиться, чтобы звонить на пост. Был десятый день нашего лечения. Лечение бабушке не шло, так как она не дышала кислородной маской. Только когда ей привязали две руки, она стала дышать, а это всего три дня, но и тогда движением головы ей удавалось сдвинуть маску и кислород шёл впустую. На десятый день, в 5.30 утра, я перестала слышать беспрерывное бубнение Марии Павловны. Я лежала отвёрнутая от нее. Подумала: «Наверное всё». Повернулась к ней. Ура! Бабушка дышит. Дышит в маске. Но бабуля  сползла всем телом вниз с кровати, не доставая до пола из-за привязанных двух рук. Звонить санитарам не пришлось, они уже делали обход. Положили бабушку на кровать. Через время пришёл врач с сёстрами. Посмотрел, походил вокруг неё с приборами, ушёл. Привезли каталку. Увезли бабусю в реанимацию. Через пять часов её дочь, с которой я общалась каждый день, написала мне смс в одно горькое слово.

Когда Мария Павловна поступала, у неё в анамнезе значилось, что у неё диабет. За все десять дней лишь один раз ей проверили сахар и сделали один укол из тоненького шприца, из чего я поняла, что это инсулин. Её дочь говорила, что каждый день звонит лечащему врачу и говорит, что у матушки диабет. Не понятно, почему за все десять дней ей только раз проверили сахар и сделали один укол. Может быть инсулин был несовместим с теми лекарствами, что были в капельнице? А может всему виной возраст. Нам этого не узнать. Сахар поднялся до 33.

Больше ко мне никого не подселили, за что я благодарна Небесам! Я была полноправной царицей в комнате и в туалете. Чистота, тишина  и свежий воздух! Но бессонница меня покинула только когда я приехала домой и то через неделю.