Озеро

Вечером решили, что с утра пойдём на подъём. Без фанатизма, насколько хватит сил. Неподалёку есть озеро. Чтобы добраться до него на машине, надо делать огромную петлю по серпантину. Оно того стоит. Окружённое горами, с берегами, покрытыми сочной осокой, окунающей изумрудные стебли в воду, настолько чистую, что просматривается дно; тишиной, не нарушаемой туристами; с настоящим утиным домиком среди кувшинок и ненавязчивым сервисом травяных пляжей. Гладь, отражающая рай. Не знаю, бывают ли там ветра. Штиль в любое время года. И небо отдыхает на воде.

Нам хочется именно дойти до него. Дорога к раю нелегка. По навигатору километров семь постоянного подъёма. Иногда совершаем пеший путь. Но всякий раз выдыхаемся и возвращаемся, не дойдя до озера совсем немного.

Мы живём у подножия горы, как раз в том месте, где дремучий горный лес плавно переходит в толкиенские холмы. По склонам холмов рассыпаны одиночные шале с беззаборной территорией вокруг них и подсобными постройками, напоминающими, скорее, младших братьев самих домов: с той же черепицей на крышах и теми же, отделанными крупяной штукатуркой, белейшими стенами. Фасадные части стен украшают развешенные на них сельскохозяйственные орудия труда вековой давности. Такими же древними кажутся приземистые корявые яблони, охраняющие аккуратные газоны, фигурно подстриженные вечнозелёные кустарники и цветники, которые и в зимнее время остаются колоритным атрибутом любого сада. Лишь слабонатянутая проволока, креплёная на колышках кругами то тут, то там, напоминает о когда-то больших хозяйствах с выпасом домашнего скота. Теперь в уютных лугах можно наблюдать с десяток медитирующих тонкорунных овец, белых длинношёрстных коз или гладкобоких коров в пятнах всех оттенков шоколада, вальяжно расположившихся в бархатистой траве и сонно цепляющих губами её сочные ворсинки.

Основным наблюдательным пунктом для меня служит широкая угловая терраса нашего дома, перила которой увешены длинными цветочными контейнерами. В них густо сидит герань вперемешку с разноцветным вереском: фонтанчики его кустиков немного оттеняют клубящиеся красные шапки цветоносов и придают флористичному образу некую законченность.

Поскольку, наше жилище венчает одну из самых высоких точек долины, с террасы хорошо видна просёлочная дорога, серебристой асфальтовой лентой огибающая дома в нескольких ста метрах от нас. Когда рассеивается утренний туман, сквозь редкие высокие придорожные ели просматривается мозаика нижнего города. Пряничные, с фасадными фресками, домики зависают на облаке, опускающемся к обеду ещё ниже, к реке.

Кажется, Господь вознаграждает за что-то. Дышишь и благодаришь. Плечи укрывает узорная шаль с длинными пушистыми кистями, шевелящимися от тихого ветерка. И ничего в этой жизни не нужно, кроме того, что уже имеешь.

Тянет печным дымком, тут же растворяющимся в свежести горного воздуха.
Конец февраля. Скоро зацветут луга, и фиалковый аромат полетит над окрестностями, дурманя голову. А пока, сколько хватает глаз - молодая трава, горы, покрытые смешанным лесом, и мерцающие в голубой дали снежные вершины горнолыжных курортов. Радуешься их отдалению: туристы наш угол не очень беспокоят.

Словно чувствуя моё благостное настроение, с тентовой перекладины на столик террасы прыгает белка. В пушистых ворсинках её хвоста замечаю застрявшую чешуйку сосновой коры. Гостья в ожидании вертит головкой, оставаясь на месте, и я послушно беру с подоконника дежурный пакетик, высыпаю орешки в блюдце, оставляю красавицу наедине с завтраком и спускаюсь в спальню.

Не желая тебя будить, на мысочках скольжу к высокой прозрачной двери, бесшумно отворяю её и от порога попадаю в сад.

Интересно, какое количество зелёного цвета необходимо глазам, чтобы утолить жажду его созерцания. Вряд ли получится измерить внутренний восторг от великолепия природы.

Спустя некоторое время выходишь ты, в шлёпанцах на босу ногу, позёвывая и, щуря заспанные глаза, затягиваешь пояс халата.

- Доброе утро, - голос спросонья немного сиплый и обиженный. - А про меня забыла.

Беру тебя под руку и тычусь носом в твоё тёплое махровое плечо:

- Пошли.

Огибаем сечёную каменную горку, покрытую густорастущими лианами с бусинами ярко-красных ягод. Сворачиваем вправо, где старый падуб приветливо тянет к нам ветви с блестящими от росы остроконечными листьями. Дышим молодой хвоей, обходя голубую ель с сидящим под ней миниатюрным львом, высеченным из камня. Уши льва покрыты мхом, что не умаляет величия хранителю волшебного сада. Пройдя по мягкой траве ещё немного, ныряем под широкую арку из виноградных стеблей, креплёных на высоких дугообразных шпалерах. Своды укрывают нас застрявшим в сухих листьях туманом, и мои волосы в момент увлажняются, закручиваясь в кольца на концах.

- Потряси, - просишь ты.

Трясу кудрявой гривой. Ты ладонями слегка касаешься моих волос, будто опасаешься их развить. Снимаешь со своей головы бейсболку и напяливаешь на мою козырьком назад, отчего делаешься довольным, будто наелся любимой сгущёнки:

- Ты похожа на лысого еврея с пушистым нимбом над висками.

- То есть - на тебя, - уточняю я.

- Если мне не брить остатки волос, то - да, - хмыкаешь ты. - Лучше посмотри туда, - и поводишь рукой окрест. - Сегодня видны все три кирхи.

И впрямь, сегодня они, как на ладони. Три кирхи в районе досягаемости взгляда. Самая дальняя микроскопичной стрелкой примостилась на вершине могучей горы. Две других - недалеко, в радиусе километра от нас. В горах удивительная аккустика. Колокола нежными переливами прозванивают утро почти одновременно.

И вот уже сосед заводит мотоцикл, выжимает газ, вылетает на крутой пригорок и поднимается по узкой тропке на холм. Мотор ревет. Яркую экипировку мотоциклиста венчает суперсовременный шлем. Его напряжённая жилистая фигура в облегающем комбинезоне источает восторг от любимого занятия. Лихачу недавно исполнилось восемьдесят шесть. Он сокрушается, что спина начала сдавать, поэтому дважды в неделю посещает занятия йогой в нижнем городе. Поджарый. Лицо с тонкими мужественными чертами. В синих глазах задор. Красив и статен в своей старости, как Клинт Иствуд. И жена ему подстать: такая же моложавая, смешливая, с ухоженной стрижкой, любящая белоснежные хлопковые блузки, тёплые юбки прямого кроя, вязаные безрукавки и шерстяные гетры. Пара держит огромное двухэтажное шале с тремя пристройками и круговым садом. Дом ставили их предки двести лет назад, и господин Петер с фрау Хельгой надеятся на своих потомков в дальнейшем содержании родового гнезда.

Любим бывать у них. В гости ходим с коньяком, конфетами и свойской выпечкой. У тебя свободный немецкий, и пока ты заводишь беседу со стариками, я пользуюсь моментом и юркаю на площадку с длинной широкоступенчатой деревянной лестницей, ведущей в подвальное помещение. Тут же следом выходит хозяин, предусмотрительно включает для меня дополнительный свет и деликатно удаляется.

Мощные несущие балки лестничного пролёта изъедены жучком, специально не реставрируются в желании сохранить в доме кусок старины и увешены антикварной домашней утварью: огромными начищенными чанами, длинноносыми чайниками с боками, спело отливающими медью, угольными щипцами, железных рукоятей которых мне страшновано касаться после недавнего посещения одного средневекового австрийского замка, в котором есть зал с экспонатами орудий пыток. Гоню странные ассоциации, удивляюсь себе всякий раз, но поделать со своей впечатлительностью ничего не могу.

Оштукатуренные стены украшают несколько масляных портретов предков - прошлых обитателей дома. Как объясняет господин Петер, портреты уважаемых родственников занимают стены основного лестничного пролёта. А висеть здесь - удел тех, кто не особо отличился в деле облагораживания семейного клана.

Рассматривая лица людей, старательно выписанные не самыми лучшими художниками, пытаюсь вообразить их занятия, интересы, образ жизни, стараюсь угадать характер каждого чопорного и вместе с тем расслабленно смотрящего мне в глаза человека в нарядных одеждах и принимающего стандартно-выгодную позу натурщика с полупрофильным ракурсом. И всякий раз меня зовут наверх, нарочито сердито попрекая в длительном отсутствии. И я поднимаюсь, захожу в просторную, уютную от тихого света торшеров, комнату, где из кресел на меня приветливо смотрят хозяева, и со смешливым деланым укором - ты. Извиняюсь, говоря, что оправдать меня может любовь к искусству и чужим корням. Ты переводишь на немецкий. Хозяева благодарно кивают и весело улыбаются. Фрау Хельга поднимается и шустро семенит в кухню, я - за ней. И вот уже блюдо с запечёным мясом на столе. Коньяк налит в пузатые фужеры. В камине трещат дрова, наполняя помещение ольховым духом. Вечер в тёплом доме прекрасен как всегда...

- Ну, что, делаем марш-бросок? Сегодня надо дойти.

Твой голос переносит меня из благостного мысленного флёра под сень виноградной арки.

- Посмотрим, - говорю. - Пошли завтракать.

Кругленькие черри мастихиновыми мазками кадмия красного на плоской фарфоровой тарелке, шесть тонких ломтиков исходящей соком селёдки в прозрачной розетке, полукруглые куски душистого хлеба, смазанные сливочным маслом, на деревянной дощечке и, конечно, кофе из турки. Можно со сливками, можно без, какая разница, всё равно вкуснота.

А потом мы переоденемся в походное, натянем пружинящие треккинги, и уже спустя минут пять после выхода из дома начнём подъём в гору по мелкому гравию широкой тропы. Увитые плющом ели мохнатыми лапами будут укрывать нас от солнца, невидимые птицы запоют над головами, и кем-то заботливо сколоченная скамейка на плоском пятачке у обрыва позволит нам отдохнуть в середине пути. Мы немного посидим, наберём в бутылку воды из журчащего поблизости ручья и двинемся дальше. Вверх, вверх. И непременно встретим неспешный пограничный патруль из семи бородатых парней, ведущих под узцы лошадей: до австрийской границы рукой подать. Граница условна как и обязателен патруль, улыбчиво приветствующий в ответ на наше "гутен морген". Мы и не подумаем прятать телефоны, напротив, сделаем несколько кадров, а ребята, доброжелательно поглядывая в нашу сторону, спокойно пройдут мимо.

Мы продолжим путь. Подошвы вновь затеснят гравий. Подснежники начнут хвастаться узорчатыми лепестками в тёмной опавшей листве. И мы станем напевать "Imagine", просто оттого, что будет хорошо на душе.

Пройдя километров пять и добравшись до развилки с указателем направления к озеру, поймём, что наши ноги не выдержат дальнейшего подъёма, потопчемся для порядку на месте и повернём обратно.

Ничего. В следующий раз мы уж точно дойдём. У нас с тобой впереди целая жизнь.