Украина.точка.РУ Глава 3. Гектор Орлов

Глава 3
Гектор Орлов

Дебилятор захлебывался от восторга, объявляя «саму останню»  и потому самую великую мобилизацию всех народов. Его вообще нельзя было смотреть без отвращения, однако без новостей, даже без очень и очень паршивых, было ещё хуже. Так они в своей изоляции хоть что-то узнавали, иначе волком вой. В США уже подсчитано, сколько орудий и снарядов нужно Киеву, чтобы сравнять Юго-восток с землёй. Назывались города и местности, где Цветаев бывал и отдыхал с женой Наташкой. Есть там такое место, называется «Слияние»: чистовые парковые леса, холмы из синей глины, поросшие пахучим чабрецом, и две реки, в слиянии зажатые горами, похожими на Карпаты. А дубы! Какие там были дубы! Картины Ван Гога, а не дубы!
– Старик, что ты думаешь, слил или не слил?.. – отрёкся от экрана Цветаев, с которого кричмя кричали: «Слил! Слил! Слил!», а ещё плевались: «Так! Так! Так!»
Как ни приятны были воспоминания, но он вдруг обратил внимание, что Пророк слишком долго и с подозрением смотрит на него. Чтобы задать вопрос, нужно наверняка знать ответ, который был прямо-таки на писан на лице Пророка: не слил, а как обычно, хитрит.
– Думаю… его что-то держит, – подумав, сказал Пророк.
– Нам-то от этого не легче, – укорил его Цветаев, намекая, что пора разойтись по домам к своим любимым, по которым они истосковались. Старое чувство одиночества снова охватило его. Он как мог боролся с ним, но оно было сильнее разума.
Пророк снова подумал, но так, что Цветаеву стало стыдно за горячность:
– Поверь мне, всё будет нормально. Не можем мы проиграть, иначе бандерлоги скажут, что они победили Россию.
– Тоже верно, – моментально остыл Цветаев. – Твоими молитвами мёд пить.
Но объяснение его не порадовало. Оно было слишком поверхностным и попахивало дешёвой пропагандой, а Пророк не должен опускаться до такой пошлости. После таких фраз возникает недоверие к реальности, к её сути, и хотелось убежать куда подальше, чтобы забыться и ни о чём не думать.
– Победа не бывает простой, – азбучно сказал Пророк. – Слышал, – он кивнул на дебилятор, – у нас своя артиллерия появилась. Не просто же так им дали пыром по копчику!
– Хорошо бы… – мрачно заметил Цветаев, с головой погружаясь в то лето, когда они с женой бродили перелесками в поисках луговых шампиньонов. Хорошее было время, теперь уже довоенное. И похоже, это время никогда не вернётся.
– А что ты хочешь?! – уточнил Пророк, дёрнув его за рукав и вернул в реальность.
– Старик, я ничего не хочу, – неожиданно для себя зло выразился Цветаев. – Хочу Орлова вытащить до того, как его засунут в штрафбат! – А ещё хотел добавить: – Чтобы побыстрее вернуться домой! – Но не добавил, а подумал, что если лето не выгорело, то почему бы не спасти друга?! Он только не сказал Кубинскому, что у них с Гектором тайный уговор: не бросать друг друга ни при каких обстоятельствах. Может быть, поэтому Гектор ещё и живой, однако, говорить об этом не имело смысла, глупо сотрясать воздух. Пророк послала бы подальше за сентиментальность и ребячество и лишний раз продемонстрировал бы абсолютный прагматизм. Не то чтобы он не верил в мужскую дружбу, просто она однажды у него дала трещину из-за предательства, с тех самых пор он с насмешкой относился ко всем подобным проявлениям чувств, как будто говоря: «Не доросли вы ещё до меня, вот когда одни из вас предаст другого, тогда я вам, молокососы, поверю, но будет поздно, ибо вы познаете всю глубину ваших заблуждений». А ещё Цветаев думал, что даже на войне нет место дружбе, а есть место только приказам и дисциплине. И тут его осенило: «Мы судорожно цепляемся за прошлое, которое потеряли, и жаждем будущего, которого не нашли, поэтому и злимся друг на друга». Да, мы потеряли прошлое и ищем будущее, цепенея, повторил он. Холодок пробежал у него по спине, он нашёл объяснение тому, что его так долго мучило.
– Тащи, кто тебе мешает? – Пророк демонстративно выключил дебилятор, в котором диктор с пеной на устах перечислял освобожденные города Востока. – Занимайся тем, что ты лучше всего умеешь. И Цветаеву послушалось окончание фразы: «Только не умничай!»
– Я и занимаюсь! – вспылил Цветаев, словно Пророк был виноват в том, что прошлое не возвращается и никогда-никогда не вернётся, и уже не будет ощущения того счастья, которое он испытывал с жёной и с любимым псом по кличке Африканец.
– Ну и занимайся! – в том же тоне ответил Пророк и ушёл на кухню пить чай, а Цветаева не позвал.
Некоторое время Цветаев всё ещё злился, потом остыл и подумал, что неправ, что нервы «в нашем деле», как говаривал Антон Кубинский, вещь хрупкая и потому в условиях войны непозволительно роскошная.
Он уже два дня не мог обрести душевное равновесие, и всё из-за плохих вестей из Славянска, и из-за того, что ему даже не снится жена. На третий – проснулся как огурчик, энергичный и по-деловому злой. Убьют, так убьют, решил он, стараясь не думать о Наташке.
– Я ушёл! – бросил он, нацепляя на рукав жёлтую львонацистскую повязку с чёрной рунической свастикой.
Куртку он надел самую яркую и рубашку тоже – особый тип маскировки.
– Топай-топай! – крикнул ему вслед Пророк.
– Ну и ушёл… – зло пробормотал Цветаев, подхватывая «калаш».
«Машку» он ещё позавчера ночью отвёз к Татьяне Воронцовой, ибо шляться в открытую с «Машкой» по Киеву, разумеется, было нельзя – отобрал бы первый попавшийся сотник.
Цветаева злило равнодушие Пророка, словно Орлов никому не был нужен. Не понимаю я тебя, думал Цветаев, ломая голову, как всегда, над этой загадкой. Но Пророк был непостижим, и Цветаеву оставалось только мучиться неразрешимостью проблемы.

***
Цветаев, чертыхаясь, выскочил из подъезда, плюхнулся в «косоглазого» серебристого цвета, который они угнали пару недель назад недалеко от ипподрома, в Феофании, и понёсся в центр. На сидение рядом неприкрыто бросил «калаш». Теперь многие ездили так, это было в порядке вещей, номеров тоже не вешали. Однако номера у них были – на всякий случай снятые с другой машины, чтобы на постах меньше придирались.
Первый такой пост оказался на площади Толстого, у подземного перехода. Ещё вчера не было, а сегодня вдруг появился, как прыщик на бугре. В центре под рекламным щитом стоял БТР, естественно, под странным флагом. Цветаев начале не понял, а потом сообразил, что видит государственный флаг Украины с рунической свастикой в центре белого круга. Часы на банке «Кредит» показывали четверть десятого, а дорога была перегорожена с двух сторон от тротуара до разделительной линии. Вход в метро тоже был блокирован, сидящие на парапете бандерлоги пили пиво и бросали банки вниз. Ну и ладно, с угрозой на их беспечность среагировал Цветаев.
– Кого ловимо?!  – спросил он типа с пацанской челкой и с круглым значком на лацкане куртки. На значке было написано: «Я бандерівець! Трепещіть!»
– Да говорят, российские шпионы просочились, – по-русски ответил бандеровец. – Пропуск! – и заглянул внутрь. Его лицо с рыжеватой бородкой выражало добродушие.
– И всё, что ли?
Стоило ли огород городить, удивился он. Должно быть, его настроение передалось бандеровцу, и он ответил:
– Да говорят, что русские через Чернигов ударить могут, не приведи, господь! – бандеровец готов был перекреститься, но передумал. – Вот и готовимся!
– А-а-а… – Цветаев сделал глуповатое лицо.
Стёкла на «китайце» были тонированными и сквозь них трудно было разглядеть «калаш». Но когда бандеровец в довершение ко всему увидел разорванную десятку с конечным номером «пять», то потерял к Цветаеву всякий интерес:
– Езжайте!
Обычно забитая площадь Толстого была подозрительно пуста. Цветаев без проблем свернул со «встречки» на полосу справа и поехал в центр. Надо было учесть то, что появились посты и то, что перед кинотеатром «Киев» толкутся львонацисты, превратившие его в казарму, этих отличали бандеровские знаки различного калибра: кокарды, трезубцы; и ходили они гордыми, как на плацу. Рогнидинская оказалась заблокирована БТР-ром, а в подземном переходе напротив, которым иногда пользовался Цветаев, сновали бандерлоги с «цинками»: никак готовили огневую точку. На шпилях банка «Южный» вдоль фасадов по обе стороны развевались красно-черный знамёна ОУН , а в окнах торчали стволы скорострельных пушек. Так, сообразил Цветаев, уходить будем другим путём. На домах появилась таблички «вулиця Бандери»  и лозунги во всю стену: «Набудеш Української Держави або загинеш у боротьбі за Неї» , «Ненавистю і безоглядною боротьбою прийматимеш ворогів Твоєї Нації» , «Кожен українець – солдат, кожен солдат – українець!»
Улица Бандеры вывела на грязный Крещатик мимо Шевченко, выкрашенного в жёлто-голубой цвет; справа у Бессарабского рынка темнели два танка с расчехлёнными пушками. Ого! – удивился Цветаев, по нашу душу? Последнее время они действовали совсем в другом районе – Печёрском. Наверняка это реакция на гибель графа Сморчевского-Потоцкого. Если Пророк знал об этом и не предупредил, то гад, гад, гад, и ещё раз гад! Впрочем, когда тяжёлая техника и бандерлоги останавливали нас? – задал он сам себе риторический вопрос и от одной этой мысли развеселился. А потом понял, война на востоке! Что-то произошло, а он ещё не знает. Что-то важное. Может, действительно, «наши» ударят через Чернигов? Но звонить Пророку не имело смысла. Он брал трубку только в исключительных случаях и обычно предварял разговор фразой, которую Цветаев выучил наизусть: «Без имён и фамилий». Цветаев не знал, наступил ли этот самый исключительный случай, или нет. Город больше не списывался в кривую Гаусса, в нём возникла некая нервозность, причину её нетрудно было понять. Это произошло вследствие рефлексии на мобилизацию. Или жареным запахло. Самые дальновидные из майданутых бандерлогов увидели в этом залог поражения. Скорее всего, и то и другое, к своему удовольствию решил Цветаев и суеверно скрестил пальцы.
Так или иначе, следовало выбрать «точку» обзора площади «Нетерпимости» и вычислить Гектора Орлова. Больше всего Цветаев боялся, что после того инцидента в кафе Орлова переведут на другую работу. О штрафбате даже думать не хотелось. Или я ничего не понимаю в контрразведке. Ведь должны же бандерлоги контролировать такие вещи. До сих пор я был о них высокого мнения, и, может быть, поэтому оставался в живых.
После «метро» намеренно сбавил скорость, заметив «точку» задолго до Прорезной, как только слева перед ЦУМом закончились трёх- и четырехэтажные непрезентабельные дома купеческого Крещатика и пошла помпезная киноварь гранита, возвеличивающего Сталина. Как это ещё до него не добрались бандерлоги? Должно быть, они плохо знали историю СССР. Идея украсить в столицах республик первые два, а то и три этажа гранитом, символизирующем могущество и незыблемость СССР, могло прийти в голову, естественно, только Сталину. По идее, львонацисты вкупе с бандерлогами должны были ногтями и зубами срывать гранитную облицовку и заменить на педерастически-лазурную бирюзу с золотыми блесками. Вот это и будет абсолютно неповторимый финал!
«Точка» находилась в доме наискосок от Главпочтамта – в башенке со смотровой площадкой, колоннами и шпилем, внизу располагался магазин одежды «Mango». Магазин закрыт, а витрины –