Не удалось интеллектом придавить

В ту зиму ходил я за знаниями, как Михайло Ломоносов – пешком. Скрипел снегом под ногами целый час – столько занимала дорога от подъезда серой панельной девятиэтажки до университета. Тропинками узкими, на которых вдвоем уже не разойтись – сползай в снег! -  да тротуарами скользкими. И пешеходов в те приснопамятные времена (упаси от них Господь! ) водители на «зебре» не пропускали – выгадывай интервал, перебегай дорогу быстро. И весь мой путь лежал – в подъем.

Возвращаться вечером, после занятий,  как-то повеселее было: под уклон, все же, да торопиться уже некуда. А если еще и пятёрку по литературе на семинаре получил!.. Но на занятия, что начинались на рабфаке в половине третьего, надо было поспешать вовремя – без академических пауз.

Минут через двадцать пути ходок уже покрывался испариной. Сдуру выпивал же перед выходом большую чашку кофейного суррогата – напитка: настоящий кофе в эту суровую, после дефолта, зиму мы позволить себе не могли. Я экономил даже на проезде в общественном транспорте. Еще и потому, что напрямую, без пересадок, шел лишь один трамвайный маршрут, и прождать на остановке его можно было с полчаса и больше, тогда как трястись в вагоне предстояло минут сорок, не меньше: на кой сдались такие пряники!

Нет, лёгких путей я тогда не искал! Так и петлял по тропинкам в снегу, кляня встречных на пути и замечательный свой свитер – из «ангоры».

Свитер был знатный.  Красивый и тёплый – жаркий, даже! -  высоким воротом на молнии. Сидеть на лекциях в холодной аудитории в нем было самое то! Но топать в темпе, да еще под курткой – запаришься.

Свитер я приобрел с последней своей печной шабашки, стоимостью в пятьдесят долларов: но, что я мог взять с пожилой школьной учительницы математики, на даче которой переложил кафельную печь, дефолтной осенью? Тут уж не до хорошего – тут уж хотя бы какая-нибудь работа, хоть какой-то дохлый заработок. Получив под расчет зелёные, тотчас поехал на рынок к дружбану, торгующему шмотками: надо было утепляться к зиме.  Друг-то и подсуетил мне в своем ряду знакомую продавщицу, у которой оставался последний свитер ангорской пряжи.

- Так, она его за тридцатник продает, но, мы пятёрочку-то скинем! – ответственно заверил друг Дима.

Да уж, куда там! Тоже бывшая учительница – только химии – за пять-то лет вполне уже заматеревшая среди барыг - торговцев центрального рынка, наотрез отказалась уступать хоть цент:

- Я его брала за двадцать!.. Не-не, Дима - тридцать долларов, и никаких! Он у меня по любому уйдет.

- Да ладно, Димон – берём за тридцать!

Получилось, что львиную часть печного заработка пришлось отдать за шмотку, за тряпку, по сути. Неуступчивая продавщица, смущенная, верно, таким неподкупным покупателем, бонусом налила нам с Димоном по пятьдесят граммов контрафактного коньяка: с драной овцы хоть шерсти клок, с ангорского свитера – палёнки глоток!

И на том спасибо!

Хрен с ней – с этой «зеленью», главное, что я теперь учился! Поступил в ноябре на рабфак филологического отделения университета.

- А чего он будет делать? – спрашивал о моей будущей специальности тесть у тещи?

- Буквы переставлять.

Впрочем, суровая моя теща была в отношение учебы тоже непреклонна: «Главное – чтоб он учился!» - так она супруге все тяготы и невзгоды житейского момента, совпавшего с судьбой всего народа, разъясняла.

А кто, с другой стороны, в студенчестве нужду не мыкал?!  Разве, что молодежь золотая.

Зато, шесть дней в неделю меня ожидали студенческие аудитории – обычные классы на манер школьных, с точно такой не вытертой, зелёной доской и совершенно сухой тряпкой с облаком мела – только тронь!  С исписанными партами и покоцанными стульями, с продувными щелями в оконных рамах.

Но, все то стоило одного – лекций по литературе. Которые, казалось, не читал, но песней пропевал наш преподаватель – Станислав Витальевич, что не только одухотворенностью взора, но и внешне великого нашего Александра Сергеевича напоминал немало. И поспешал я старательно услышанное конспектировать – так, что и кисть руки немела порой; и тянул руку на семинарах неизменно – было, чай, что сказать толкового! Воистину – ложилась на сердце такая наука! И продвигался в обучении я теперь семимильными шагами.

Но вот, в какой-то день то ли лениво стало пешком до университета чапать, то ли трамвай удачно подъехал – в общем, оказался я на задней площадке трамвая. Тесновато было, но еще смог вытащить книгу в рукодельной бумажной обложке, и с головой уйти в чтение: чего даром время терять, коль за проезд уплачено?

Однако, с каждой последующей остановкой трамвай только прибывал оболтусами и недорослями из близлежащих школ, что ехали домой после учебы.  Народу в проходах и на площадках набилось, как селёдок в бочке, но я своего упертого занятия демонстративно не оставлял. Уперев – расположив при этом книгу на груди какого-то акселерата старшеклассника. Тот, впрочем, недовольства не высказывал, а только оглядывался с полуулыбкой на своих счастливых товарищей, которым удалось пробиться к поручням у окошка, и крепко за них теперь держаться.

- Что, Лёха – придавили тебя интеллектом? – вполголоса спросил наконец кто-то из компании.

Благодушный Лёха с улыбкой кивнул.

- А че там? – одними губами спросил другой.

Интересно им стало. Что, что: Стивен Кинг, елки-палки, с Мураками напополам! Залепить бы вам, дотошным, по подлещику – почти по-отечески. Да ведь, нашел, с кем связываться: наваляют еще!

Тут строчки малость заплясали перед моими глазами -  Лёха упорно подавливал приступы смеха.

- Катерина… Гроза, - полушепотом передал он.

Юноши, скрывая улыбки, отвернулись в окно – воспитанное, все-таки, было еще поколение! Но что-то очень похожее на уважение замелькало в их глазах: взрослый человек по своей воле, а не по учительскому принуждению, читает в переполненном трамвае «Грозу» Александра Островского – читает, как детектив, как бестселлер: оторваться, бедный, не может!.. Видать, чего-то они, сопливые, в русской литературе еще не догоняют.

К счастью, буквально со следующей остановки трамвай начал редеть, и угроза быть вусмерть придавленным для Лёхи миновала. А еще через остановку вышла и вся разбитная ватага старшеклассников, заполучивших в придачу к сегодняшним знаниям и наглядный пример их безусловной пользы. А я поехал дальше – за знаниями своими.

Да – тогда еще учились понемногу…