Жареное - вредно!

Каждое политзанятие нашей роты я завершал темой, вызывающей уксуснокислую реакцию у некоторых особо нерадивых солдат:
-Повторяю для особоодарённых! Мамедов! Какая тема?
-Жареный - вредна!" - подскакивал боец, до того сидевший на табуретке, как нахохлившийся африканский пингвин.
-Гы-гы-гы! - радостно ржали его сослуживцы, разглядывая толстую картофелину лица Мамедова. - Молодец, "бульбаш", знаешь тему!
Толстомордого мясистого солдата, уроженца солнечного Азербайджана, прозвали бульбашем за его прямо-таки маниакальную любовь к жареной картошке.
Однако сегодня, в жаркий ноябрьский день 1988 года, мой вопрос завис в спёртом, пропахшем ароматом вонючих портянок, воздухе казармы.
-Где Мамедов? - мой взгляд пробуравил рядового Разгильдяева.
-Дык он того! - встал солдат и почесал затылок. - Того!
-Чего "того"?
Допрос мой прервал нервный клич дневального:
-Рота! Сми-и-рна!
Как всегда, политзанятия решил проверить замполит батальона капитан Конев, подозревающий меня в разгильдяйстве.
-Чё, лейтенант! Опять херней маешься? Жареную картошку разбираешь вместо политики партии и товарища Горбачёва?
-Херня, товарищ капитан, это туркменское слово "всегда"! Рядовой Бердыев подтвердит!
-Так точно! - подскочил Берды Бердыев. - Товарищ лейтенант правильно сказал!
Улыбнувшись, я медленно выговорил:
-Херня гелсемь, шу тайда отурсын!
Замполит удивлённо раскрыл рот, хлопнул челюстями и рявкнул:
-Ты чё, бл..дь, материшься?
-Никак нет! По-туркменски это значит "Когда ни приду, ты всегда тут сидишь". Бердыев научил!
Конев побагровел как недоваренная свёкла:
-Кто тут сидит, бл..дь? Я, бл..дь, сижу?
-Никак нет, товарищ капитан! Это выражение такое! Я ж изучаю туркменский язык! Единственный в нашей части изучаю! Мне награда полагается за это!
-Лейтенант, бл..дь! - взвизгнул замполит. - Где рапорт о драке? Кинжал где? Трое суток прошло, а ты молчишь как рыба об лёд!
Пришлось мне соврать, что никакого кинжала я не видел. И чтоб усилить эффект, наивно воскликнуть:
-А может, это был Джохар?
-Какой Джохар? - выпучил глаза капитан.
-Джохар - это у туркмен волшебный меч-кладенец.
Маленькие злые глазки Конева стали ещё злее:
-Да ты, бл..дь, издеваешься! Ладно! Второй, бл..дь, вопрос! Почему не показал очередной опус перед тем, как газета напечатает?
Сделав туповатую, как положено перед всяким начальством, морду лица, я удивился:
-Так я командиру части показал! Он одобрил. Сказал, чтоб я шёл со своей статьёй к ядрёной маме редактора "Дзержинца". Я и пошёл!
Капитан взбеленился, услышав мои наивные речи:
-Лейтенант! Для тебя комбат - это я!
Замполит, по своему обыкновению, собирался прочитать мне длинную нудную лекцию на тему почитания замполитов. Но вмешался дневальный со своим боевым кличем.
В дверях казармы стоял комбат майор Андрейчук и недоумённо взирал на замполита:
-Это кто тут комбат? Аж на улице твой клич слышен!
Конев ничуть не смутился, с ходу начав жаловаться на моё разгильдяйство и вредные прокламации:
-Опять херней занимается! Жареная картошка ему не нравится! Вредная, говорит!
Комбат махнул рукой, разрешая застывшим солдатам приземлиться на покинутые им табуретки. Хитро прищурившись, он пригладил пышные чёрные усы:
-Моя жена сказала, что лейтенант прав. Жареная картошка говорит рассадник канцерогенов! Жареное, говорит, опасно для жизни! Надо, говорит, кормить солдат только пареным и варёным. И будут они здоровы, как суворовские чудо-богатыри.
Замполит криво ухмыльнулся и доложил:
-Лейтенант не выполнил приказ, не составил рапорт о массовой драке! И кинжал не нашёл!
Комбат посмотрел на часы:
-Так! К исходу дня рапорт - мне на стол!
Развернувшись, майор покинул казарму.
Пока он двигался к выходу, я прокручивал в уме события трёхдневной давности.
Событие произошло, в общем-то, не по нашей вине.
Советский Союз раскачивался и трещал, полыхая националистическими выходками.
Трагедией этого, 1988 года, стала кровавая резня в азербайджанском Сумгаите. Жившие там армяне были потеснены и массово покинули город. Резня и перестрелки возникали по всему Азербайджану.
А тут, как назло, подоспел очередной призыв в армию. Какой-то неумный военкоматчик взял да пошутил, отправив в Ашхабад большую группу призывников из "дружественных" Армении и Азербайджана.
В первый же день злая, как шайтан, сотня призывников устроила массовое побоище на плацу нашей воинской части. В ход пошли ножи и кастеты, а также разные подручные штакетины и арматурины.
Чтобы пресечь это побоище, я ринулся в самую гущу, прорубая брешь между призывниками. Молотя кулаками, я успел заметить молнию сверкнувшего ножа. Уклонившись от сабельного удара, нанёс мощный удар ногой и выбил оружие.
Подскочив к ножу, я удивился длине и красоте клинка. Тут же спрятал кинжал за голенище сапога. И продолжил прорубать коридор между дружественными народами Кавказа, пока шайтаны не успокоились.
Вызванные на подмогу мулла и православный священник долго уговаривали "настоящих джигитов" не враждовать. И уговорили-таки! После этой политбеседы ни одного межнационального конфликта у нас не было!
Хозяин кинжала, к моей радости, не отзывался. А печаль наводила упрямая решимость замполита отобрать у меня это кавказское оружие. Подозревал капитан, что спрятал я кинжал и не желаю дарить ему, собирателю раритетов.
-Кинжал не найден! - не моргнув, соврал я, преданно глядя на замполита. - Поэтому и рапорта нет.
Капитан вытаращил на меня круглые наглые глазки и завёл свою любимую песню:
-Комсомольский билет на стол! Ты позор всего комсомола! Неуставные допускаешь, массовые драки!
"Ну, опять пошла морока про коварный зарубеж!" - вспомнились мне слова Владимира Высоцкого.
Впрочем, морока сия длилась недолго.
Оглушительный взрыв потряс здание солдатской столовой, находящейся аккурат напротив нашей казармы.
Зазвенели стёкла и задрожали стены!
-Разрешите, товарищ капитан?! - выкрикнул я. И ринулся наружу.
Поварами ведь были мои солдаты!
К счастью, все были живы и здоровы. Только немного контужены.
Посреди кухонного зала стоял какой-то незнакомец, лысый и чёрный. На его картофелеобразной голове, украшенной картошкой носа, не было ни единого волоса. И бровей не было. Зато стоял жуткий запах палёной свиной шерсти.
Приглядевшись, я недоверчиво спросил:
-Мамедов, ты?
-Так точна, тварыш лейтнант! Она винават! - ткнул он чёрным пальцем в большой варочный котёл.
-Не понял! Он же пустой! - заглянув туда, хмыкнул я. -
Хлеборез Гасанов, стоявший за моей спиной, еле сдерживал смех:
-Товарищ лейтенант! Видите бачок с картошкой-фри? Это жарил другой солдат. Показал, как надо жарить, и ушёл. А Мамедов делал вторую порцию. Но нарушил технологию.
Всё ясно! Знал я эту технологию!
Солдаты откручивают от варочного котла шланг, подающий газ, и направляют пламя на котелок с мелко нарезанным картофелем. Масло закипает и быстро готовит вкусные хрустяшки.
Мамедов, не мудрствуя лукаво, отвинтил шланг и включил газ. А потом долго искал коробок спичек, завалившийся в щель. Пока ковырялся, газ всё поступал и поступал. И когда наш бульбаш чиркнул спичкой, газовая смесь и рванула!
Поразительно, что солдат в момент взрыва успел зажмуриться. Это и спасло его глазки.
Но пламя начисто сбрило шевелюру и сожгло брови.
Таким, без волос и бровей, но с бачком жареной картошки, и предстал Мамедов перед топочущей копытами и ржущей как лошадь казармой.
-Товарищ капитан! Вот вам подтверждение, что жареное очень опасно для здоровья! - констатировал я, с гордостью глядя на замполита.
И поднял своего учителя, рядового Бердыева:
-Как будет по-туркменски "жареная картошка вредна"?
-Говрулан ералам - ярамаз! Картошку называют "земляным яблоком", то есть "ер-алма". - пояснил солдат.
Я перевёл взгляд на замполита:
-Ну что, прав я был?
-Точно! Жареное вредно! - согласился капитан.