Слово о Сафари Глава 9

Глава 9. ОПТИМУМ

Остатки 1992 года и весь 1993 год прошли на Симеоне без эпохальных событий. Одно за другим прекращалось финансирование госпредприятий: клуба, ПТУ, фельдшерско-акушерского пункта, многотиражки, и они тихо-мирно переходили в полную сафарийскую собственность.
Переход в поголовное дачничество всего поселкового населения, между тем, начал приносить свои плоды. Чтобы заработать дополнительные трудочасы, многие симеонцы ограничивались вместо двух одним выходным днём в неделю, находя в окрестностях Галеры всегда какую-нибудь дополнительную пусть работу и тщательно высчитывая свой переход в более высокий дачный разряд.
Сафари под ручку с Симеоном словно перешло на третий курс своего садово-фермерского университета, когда уже скучны и несносны первокурсные выходки, но ещё всерьёз не задумываешься о своей дипломной работе и о дальнейшей профессиональной деятельности, а просто занимаешься тем, что тебе больше по душе.
    Отец Павел обрёл баланс между комфортным отшельничеством и возможностью словесного воздействия на весь остров, Севрюгин по темечко был занят посёлком, Аполлоныч – после двух пробных постановок в Ивниковском театре нацелился возглавить строящийся симеонский театр, я – продолжал копаться во всех закулисных делах, будь онаи неладны, Катерина – не вылезала из Родников и светских приёмов, Андрей-Дрюня – разбирался с издательством и туристическим сервисом по всему острову. Вице-командоры тоже нашли каждый своё. Адольф возложил на себя обязанность руководить симеонскими челноками и пропадал в дальних разъездах, Шестижен стал правой рукой мэра и отвечал за все техническое обеспечение острова, Зарембе осточертели его норки и нутрии, и он занялся созданием страусиной фермы, Ивников, помимо галерного театра, возглавил еще галерную телестудию.
Помимо Арбалетного музея, были открыты в поселке еще четыре музея и положено начало первым сафарийским скульптурам. Из предложенных пяти памятников Большой мальчишник дружно проголосовал за Робинзона Крузо. И полгода спустя его бронзовая фигура с корзиной за плечами уже встречала всех посетителей у ворот Сафари.
С переходом ПТУ печатников под нашу полную юрисдикцию, изменению подверглась и вся его функция. Галерная и симеонская школа перешли на девятиклассное обучение, а все старшеклассники автоматически переводились в ПТУ, где получали полное среднее образование плюс серьёзное обучение какой-либо профессии, не только печатников, но и более широкого профиля. Через два года они могли свободно стартовать в любой материковый вуз по своему выбору, а в случае не поступления спокойно вернуться в ПТУ и ещё целый год расширенно обучаться выбранным предметам, не теряя своего абитуриентского запала. И вообще в вузы отныне поступал не каждый десятый тинейджер-симеонец, как раньше, а каждый второй – заметно сказывались улучшенное преподавание и общий повышенный образовательный фон Сафари.
Расстрел из танков Белого дома осенью 1993 года был встречен на Симеоне с тревогой и озабоченностью, никто толком не понимал, что именно там происходит и почему нельзя договориться не пулями, а словами. Местечковые войны, что гремели по всему СНГ, тоже вносили сильную нервозность, особенно в ряды родителей симеонских допризывников. Мне даже пришлось поставить на изрядное довольствие местных военкомов, и за все лихие девяностые годы ни один солдат с Симеона не попал ни в одну горячую точку.
    Заданная прежде Воронцом для Галеры инерция движения вперёдпостепенно сходила на нет, но на смену ей приходила неофитская энергия принятых в дачники симеонцев.
– Сегодня был возле Галеры, – жаловался нам с Севрюгиным барчук. – Вспоминал, как мы её начинали строить, и не мог поверить, что это мы ее когда-то заложили. Откуда у нас тогда всё это бралось? Сейчас бы я, кажется, и простую дачу построить не смог бы. Чувствую себя здесь каким-то самозванцем. Пришёл, покрутил павлиньим хвостом и убедил всех, что наша зграя на острове самая главная. Чем больше мы врастаем в эту землю, тем больше она нам чужая.
– У меня иногда тоже похожие ощущения, – согласился с Чухновым Вадим. – Утешает только то, что для наших детей всё здесь будет родное и близкое.
– Если, конечно, они сумеют усидеть в наших креслах, – саркастически усмехнулся Аполлоныч.
– А почему надо в этом сомневаться? Вон, смотри, как пошли в гору Пашкины наследники.
– Ещё не вечер. К тому же они очень активно гасят энергию друг друга, – барчук был по-прежнему в миноре. – Ты оглянись и посмотри, какие кроме наших лоботрясов волки кругом подрастают. Я иногда сижу на своих командорских посиделках и многое не понимаю, о чём они говорят. Только делаю вид, что всё держу под контролем. Раньше, что своими руками сделал, то сразу и заметно, а сейчас управляй одними словами. А если они поймут это и решат, что у них для управления лучшие слова имеются.
– А что скажет служба безопасности? – симеонский мэр в упор посмотрел на меня.
– Нужен большой отвлекающий маневр, – я вполне был готов к такому вопросу. – Это какой же?
– Например, вы заметили, сколько сейчас пишут про снежного человека, НЛО и всяких Кашпировских. По моим сведеньям ФСБ само запустило на ТВ все эти штуки, чтобы отвлечь плебс от безденежья и тяжёлой жизни.
– Ну да!? – не поверил барчук.
– Предлагаешь, нам тоже этим заняться? – задумчиво произнёс Севрюгин. – Ладно, будем считать, что наши мозговые винчестеры получили нужное задание и что-нибудь выдадут на-гора.
Сей разговор состоялся в канун Нового 1994 года. А две недели спустя в главной приморской газете появились «Десять правил сафарийца», которые послужили началом обширной газетной войны, развернувшейся против Симеон-Сафари в краевом центре.
– Я уверен, что это ты все специально инспирировал? – грозно подступался ко мне Аполлоныч. – Твой обещанный отвлекающий манёвр.
– Да ты что, у меня просто мозгов бы на это не хватило, – как мог, отмахивался я.
«Десять правил» гласили:
1. Сафариец живёт для себя и своей общины. Мнение остальных людей его не интересует.
2. Сафариец всё умеет и всё может. То, чего он не может, его не интересует.
3. Когда его о чём-то просит другой член общины, сафариец всегда отвечает «да», если не имеет весомой причины сказать «нет».
4. Сафариец обустраивается в жизни капитально, поэтому старается, чтобы его жизнь развивалась только по восходящей.
5. Сафариец верит лишь собственному опыту. Все газетные и телевизионные слова для него пустой звук.
6. Сафариец ищет самое экономное решение всех своих проблем. Что такое роскошная затратная жизнь сафариец не понимает.
7. Если община ущемляет его интересы, он вправе не считаться с интересами общины.
8. Фактом доверия сафарийца общине является обучение его детей в сафарийской школе.
9. Фактом доверия общины сафарийцу является его благополучная карьера внутри общины.
10. Сафариец вправе рассчитывать на поддержку общины за пределами Сафари и обязан оказывать такую же поддержку другим сафарийцам».
    Далее в заметке шло сплошное ехидничанье над такого рода мировоззрением. По своему стилю эти правила были настолько в сафарийском духе, что первое время никто, даже сами галерники, не сомневался в их подлинности. И тем не менее это была стопроцентная фальшивка, а под псевдонимом, как мне сообщили, скрывался бывший наш дачник, выгнанный год назад из Сафари за хамское поведение.
Заметку охотно подхватили другие владивостокские газеты, на все лады смакуя, что здесь правда, а что лицемерный камуфляж, и вообще, что это за ненормальный такой социальный нарост – Симеонов остров? Вспомнили и легионерские таможни, и рейды мотовзводников, и самовольные земельные захваты, и расхищение природных богатств, и убежище для уголовных авторитетов, и вселенский разврат симеонских путан. Словом, дорогие компетентные органы, проверьте как следует этот Содом и Гоморру.
    Чем ответило Сафари? Крошечной фразой в своей многотиражке, что за всякое упоминание в прессе слов «Сафари» и «Симеон» мы выплачиваем и своим и чужим журналистам весьма существенный гонорар независимо от контекста, в котором они появились. Больше эта информация по настоянию Отца Павла нигде специально не повторялась, да в этом и не было необходимости, потому что любые слухи о человеческой гнусности подобны пожару на торфяннике – внешне незаметны, но обязательно полыхнут то в троллейбусе, то в электричке, то в исполкомовских кулуарах. Самое главное, что свой почин мы подкрепили конкретным делом: как только в прессе начали муссировать славное имя нашего Фермерского Братства, почтовые переводы на определенные суммы тотчас отправились по адресам их авторов. И неважно, что кто-то из них принципиально этих денег не получал – на почте тоже работают живые люди, готовые посудачить о журналистской продажности и показной порядочности.
    Особенно умиляла попытка газетчиков посеять семена раздора среди самих симеонцев, противопоставляя «бесправных дачников чванливым фермерам». Как раз в это время несколько сафарийцев в силу своего стажа перешли в пятый и даже шестой разряд и без всяких гербов и служебных кабинетов стали получать больше некоторых гербовых патронов. Одновременно поселковцам была сделана ещё одна существенная льгота: в сафарийский стаж отныне включалось не только время, отработанное в самом Сафари, но и на всём Симеоне. Поэтому свою перворазрядную обездоленность все новички воспринимали как что-то временное и карантийное, после чего они сами непременно станут богатыми и чванливыми.
    С началом газетной кампании все враждебные вырезки регулярно вывешивались в сельсовете и Галере, и народ увлеченно их читал, но реагировал по-разному. Самые впечатлительные сильно переживали и призывали писать немедленные опровержения, те, кто потолстокожей, злились и ругались, а старая гвардия ловила настоящий кайф:
– Поздно проснулись, ребята, поезд ушёл. На что влиять? На Сафари? Одними словами? Смех в зале!
    Наверно больше всего владивостокских газетчиков как раз и бесило, что мы никак не стремимся вступить с ними в перепалку. Наш островной телеканал с вышкой на Заячьей сопке успешно транслировался на пол-Владивостока, а радио вообще на всё Приморье, но в них и полслова не было насчет этих обвинений, симеонские СМИ жили своей особой параллельной жизнью, никак не пересекаясь с путями окружающей прессы. Газетно-журнальный обвал 1992-го года привёл к тому, что обе наши газеты – галерная и сельсоветская многотиражка – и литературный журнальчик слились в еженедельник под названием «Робинзон», главной темой которого считался поиск любого позитива о том, что в бедной глупой России есть ещё что-то талантливое, умное и работящее. Намеренно нигде и никак не давалась информация о катастрофах и преступлениях, бедах и войнах. Только о положительных достижениях и светлых людях, за что «Робинзон» сразу же окрестили «Газетой «Правдой» 1937-го года».
    Долгое время эта позиция никем особо не замечалась, видимо, в ожидании, что такую мертвечину никто читать не будет. Но когда истек годовой срок, для всех стало очевидно, что у наших бравурных текстов есть-таки свои