* * *
Жизнь - говно,
именно такая мысль посещает меня ранним утром. А как иначе объяснить этот безумный ветер - кто только придумал такую дрянную погоду - или подлость осенних листьев, со скрежетом врывающихся в дом. Ветер, посреди ночи распахивающий дверь и заставляющий меня вставать и, дрожа от холода и глухо матерясь, идти ее закрывать. Начинающийся день только подтверждает мою мысль, жизнь действительно такова. Достаточно выглянуть на улицу и сомнений не останется: там дождь. Немного утешает отсутствие альтернативы - другой жизни нет, приходится принимать ту самую, которая с отвратительным ветром, дождем и настырными листьями, кто только придумал
раннее утро.
* * *
Становлюсь желчным,
сам не хочу, но замечаю. Вижу светлое вокруг, много светлого и доброго, завидую белой, такой чуть-чуть грустной завистью - молодости, любви, счастью. Становится обидно, что этого у меня нет. Во мне появляется тепло и нежность, но никуда не приложенные, не приложимые. Без точки приложения все это перегорает и, как старое доброе вино, со временем превращается в уксус. А уксус разъедает изнутри, заставляя душу сморщиться и постепенно чернеть, как осенний лист. Хочется писать светлые и добрые сказки, в которые хоть кто-нибудь верил бы, но не получается -
я разучился врать.
* * *
Вспоминаю то, что вспоминается:
когда-то давно, еще в розовом школьном возрасте, выходя из метро, я получил оглушительный удар по лбу тяжеленной дверью, неосторожно отпущенной впереди идущим. Сотрясение мозга и распоротая кожа на лбу, две недели больницы и болезненные процедуры - таков был результат этого происшествия. Но почему-то запомнилась только одна деталь - на стремительно надвигающейся толстой стеклянной плоскости была надпись «Выхода нет». Видимо, крепко припечатались эти слова, засели глубоко в моем неокрепшем еще подсознании - и сейчас нет-нет да возникают эти трафаретом нанесенные на грязную захватанную поверхность буквы: «Выхода нет», подтверждающие в который раз, что нельзя идти против течения, дверь с надписью «Выход»
осталась с другой стороны.
* * *
Все чаще хочется удрать,
хоть и прекрасно понимаю, что некуда. Из той серии, что «от себя не убежишь». Сначала, в детстве, счет шел на годы, потом на месяцы. От лета до лета, от каникул до каникул. Теперь на недели - от выходных до выходных, годы растворились. Скоро начну считать дни, или самое страшное, часы и минуты. И считая, видеть с морозной ясностью конечность их запаса. И ждать чего-то, зная, что ничего уже не случится. Но все равно ждать,
хоть удрать очень хочется.
* * *
Зажигается и гаснет лампочка,
гаснет, потом снова зажигается. Руку давно свело уже, только и хватает сил, что щелкать выключателем. Как все просто: щелк-щелк. Это помогает думать. Доказывает, что я еще живой. Иногда хочется счастливого конца, американского «Kiss in the happy end», всеобщей радости и счастливых улыбок, это вполне закономерно. Но все это - удел сказок, про Ивана-дурака, змея Горыныча и Елену Прекрасную, а их, знаю ведь, не бывает, да и не было никогда. Хочется людям чего-то светлого, волшебного, вот и придумывают. И редко отдельные, сосем глупые и окончательно бестолковые, продолжают верить в сказки и чудеса, прекрасных принцев и скатерть-самобранку. А совсем единицы верят до победного конца, а в самом конце радостно восклицают: «Я счастлив, счастлив!» и умирают счастливыми,
но это все, на что можно рассчитывать.
* * *
Вчера что-то случилось,
мне удалось на секунду, может даже меньше, оторваться от этого мира и заглянуть в другой. Тот, другой, мне понравился. Во-первых, там не было бесконечной жестокой осени. Во-вторых, я не испугался. Это очень важно. Рядом никого не было, иначе они обязательно испугались бы. Лежу, раз за разом прокручиваю ту секунду, в которой оказалась такая куча мгновений. Каждое мгновение отдельно. Интересно, как это выглядело со стороны? Как смерть? Для меня это был бесшумный взрыв внутрь, бесшумный, но очень яркий. Раньше - давно - такое уже бывало, но тогда я боялся невозможности владеть своим телом. Теперь это меня уже не волнует, я стал иначе относиться к своему телу,
теперь появился интерес.
* * *
Вспоминаю оставленный город,
тот самый, которому столько отдал и от которого получил взамен себя нынешнего. Город, каждую секунду следящий за своими жителями. Для этого у него есть окна. За каждым из них - жизнь, чья-то судьба, чье-то рождение или смерть. Чье-то горе, или наоборот, радость. Окна квартир, окна кухонь, окна лестничные или чердачные. Иногда там остались только следы жизни, которая уже была когда-то, но ушла уже, оставив отпечаток. Большой город, миллионы окон, а если сложить все вместе да книгу об этом написать? Книгу судеб людских, без прикрас и лирических отступлений? Книга получится длинная, скучная и очень жестокая. Поэтому никто и не пишет, некоторые начинают, но пугаются и оставляют, а кто не оставил - сходят с ума,
но это удел немногих.
* * *
Ну вот, даже листья разбежались,
теперь уже никто не шуршит, только если я пройду по комнате, поддавая листья ногами. Ветер стих, настала тишина, пожалуй, еще более жуткая, чем вой ветра. Даже ирландская музыка не выручает, тишина пробивается сквозь любимые звуки. Пробивается и наполняет пространство вокруг. Как обычно, я лежу на кровати и смотрю в потолок. Изучаю и без того до мелочей знакомый кусок своего персонального неба, с пыльной паутиной, чутко реагирующей на малейшее движение воздуха, с изломленной трещиной. С сухим комаром - наверняка сухим, он сидит на этом месте с конца лета. Мне надоело изучать потолок, и я закрываю глаза.
Жизнь говно.
