ЗОВ
Повесть
Глава вторая
Ещё в первые минуты, когда вдруг понял, что происходит со мной что-то необычное, я решил: как только всё закончится, то непременно об этом напишу. Помнится, сразу придумал начало. И даже теперь, после всего, что было, я хочу начать свой рассказ именно с тех мыслей, которые осенили меня в те самые первые мгновения.
РАССКАЗ О ТОМ, КАК СТАЛ Я ПОПАДАНЦЕМ.
«Ну и кто я теперь – попаданец?» – подумал я, поморщившись от собственной мысли.
Признаться, в последнее время мне чаще не по себе от этого, впрочем, наверное, многим уже набившего оскомину слова. Нет, читать про это какие-нибудь книжки ещё куда ни шло! И порой даже затягивает! Но вот так… Самому! Нет, увольте! Не так я уже и молод для подобных экскурсий!
Вот ума не приложу, как я здесь очутился! Кафе или кабак – толком и не разобрать. Как будто что-то привокзальное, шумное, суетливое. И ощущение, будто оказался в начале века этак двадцатого. И почему-то я абсолютно уверен, что всё вокруг вовсе не стилизация, а реальная старобытная обстановка. Эти люди, сидящие за столами, их одежда, поклажа. Допотопные чемоданы с пропитавшимися пылью тюками и узлами. Человек в грязном фартуке за прилавком, напоминающем барную стойку. Сажа на окнах и светильниках. Откуда-то с улицы хоть и доносятся женские да детские голоса, но здесь одни мужики. И повсюду бросаются в глаза их засаленные картузы: на головах, на грубых лавках и столах с давно не стиранными скатертями. Ну впрямь что-то горьковское вперемешку с бунинским. Вот только не раздаются из окон гудки паровозов, а отчётливо слышен гул проносящихся по асфальту машин, и не каких-нибудь старинных, а самых что ни на есть современных.
Привстав из-за стола и взглянув в открытое окно, я увидел автомобильное шоссе и разглядел подземный переход, а у перехода толпятся такие же, как и здесь, странно одетые люди. Среди них есть женщины, дети. И как-то совершенно ясно, что все они ничуть не похожи на ряженых – так естественно они ведут себя в своих шляпах и шляпках, платках и строгих длинных юбках, косоворотках и старомодных штанах. Отовсюду разносится непривычная неторопливая речь, впрочем, в меру сдобренная до боли привычными выражениями.
И странно: никто-то меня не замечает. А я всё хочу осмотреть себя – как выгляжу, во что одет, – но постоянно отвлекаюсь, и мысль об этом, едва напомнив о себе, тотчас улетучивается. Зато другая мысль свербит столь настойчиво, что всё-таки не даёт мне усидеть и как следует оглядеться. Не помня как, я сорвался с места и устремился к выходу. Но вдруг словно перестал ощущать свои ноги, какие-то секунды перемещаясь на ощупь в поисках двери, затем снова ускорился, опомнившись уже совсем близко к подземке. Там тоже на меня никто не обратил внимания. Однако нисколько не озаботившись этим, я поспешил нырнуть в переход, одержимый мыслью о том, что смогу найти выход из этого странного мира.
Хотя я шёл быстро, но как-то успевал всё замечать и даже обдумывать. Первое, что показалось примечательным, когда я торопливо спускался по лестнице, стали ступеньки, небрежно вытесанные из больших жёлтых камней. Из таких же камней были сложены стены и свод узкого прохода, в котором двоим никак не разминуться. Это очень напомнило похожее место на Кипре, где я побывал совсем недавно. Вспомнились скалистые берега, усеянные громадными валунами. И там я видел почти такой же переход через шоссе, отделявшее довольно популярную на острове местность, именуемую бухтой Афродиты, и прилегающую к ней небольшую территорию для кемпинга, огибаемую грядой скал и оборудованную кафе, магазином, душевыми с раздевалками и автостоянкой для туристов. По ту сторону тоннеля, походившего на древнюю пещеру, плескались морские волны, и казалось, что они вливались вовнутрь, тогда как между морем и этой пещерой простирался порядочных размеров пляж со множеством огромных глыб, усыпанный галькой. Тем не менее всё выглядело так, будто море начиналось чуть ли не из самого тоннеля.
Теперь, как ни странно, перед моими глазами предстала та же, или очень похожая, картина. Я отчётливо видел море, слышал плеск волн и даже ощущал характерный, проникающий с берега воздух, пропитанный йодом и пронизанный той приятной затхлостью из смеси запахов бурлящей, пенящейся воды, взбудораженных волнами водорослей и не успевающей высохнуть сырости, оседающей на прибрежных камнях со всем тем, что веками впитывалось ими с прибоем. А яркие солнечные лучи, вторгшиеся в пещерный мрак, уже осветили призрачную гладь призывно манящей откуда-то размеренно клокочущей пучины.
Но только в отличие от кипрской пещеры здесь, в одной из каменных стен, появился ещё один вход. Причём так, что сначала его не было видно. А я шёл, как заворожённый, почти уверившись, что очутился в знакомой бухте. И вдруг – словно открыли дверь, и мысль о каком-то невообразимом спасительном портале, могущем вызволить меня из этой непонятной фантастической реальности, с новой силой забилась в мозгу. И как ни хотелось мне припуститься вслед за ласкающими южным теплом лучами, но всё же помня о том, чего искал я в этом переходе, я со смутной надеждой шагнул в холодный неведомый сумрак. И едва удержался, чтобы не рухнуть навзничь, ощутив под ногами незримую движущуюся ленту. Не знаю, был ли это эскалатор, так как поручни отсутствовали. Увлекаемый вверх, я припал на колено и, чтобы сохранять равновесие, вынужден был хвататься за грубые выступы необтёсанных каменных стен. Ступенек тоже не было. Впрочем, порядком напугавшись, я не стал ощупывать само движущееся полотно и, невольно зажмурившись, думал лишь о том, как бы не лишиться зрения в случае какого-нибудь препятствия. Вскоре сквозь веки почувствовал свет, но не успел открыть глаза прежде чем оказался буквально вытолкнутым на что-то металлическое, шероховатое и влажное. Открыв глаза и вскочив на ноги, я поскользнулся и чуть не упал, инстинктивно ухватившись за прутья добротного и, по видимому, железного ограждения.
Вскоре я увидел, что стою на площадке наружной чугунной лестницы. Машинально оглянувшись, не обнаружил ничего похожего на пещеру, из которой, казалось бы, меня вышвырнуло не более минуты назад. И, понятное дело, будто испарился и призрачный эскалатор. Вместо всего этого мой взгляд упёрся в угрюмую деревянную дверь с огромным ржавым навесным замком, насмерть вросшую в неприступную стену из тёмно-красного, побуревшего от времени кирпича.
Небо хмурилось, и моросил дождь. Оглядевшись по сторонам, я увидел довольно неприглядную картину. Всё вокруг напоминало какую-то большую заброшенную фабрику старинной постройки. При виде этого невольно пришла на ум строчка из Блока: «В соседнем доме окна жолты».
Внизу царила слякоть, и не очень-то хотелось спускаться. Но сильный ветер и изморось не оставляли иных вариантов. Пришлось спуститься, чтобы поискать укрытие. И только тут я смог осмотреть себя. Тонкое чёрное пальто на мне быстро промокло. А под ним виднелись белая рубашка и серые костюмные брюки, из-под которых неподходяще выглядывали тупые носки чёрных кроссовок. Впрочем, кроссовки были особого фасона – без шнурков, и если не сильно приглядываться, то вполне могли сойти за туфли. Но я никак не мог взять в толк, откуда на мне такое пальто. Нет, конечно же, я про него вспомнил! Именно им я некогда так любовался на распродаже импортных брендов в одном далеко не дешёвом бутике. Однако всё-таки не купил. И вот совсем не помню, когда же в последний раз я одевал такие брюки, ибо давно уже облюбовал не менее кажущиеся мне стильными, к тому же гораздо более удобные и приятные телу чёрные джинсы.
Я спустился и осторожно приблизился к соседнему громоздкому, явно бывшему цеховому зданию. Поднявшись по небольшой чугунной лестнице, втиснулся в приоткрытую тяжёлую деревянную дверь, тотчас очутившись на ещё одной лестничной площадке. И весьма странным показалось то, что внутри, и похоже во всём здании, горел электрический свет. Повсюду на стенах висели довольно красивые светильники с узорчатыми, на совесть выполненными кронштейнами.
Чёрная, блестящая лестница была собрана из чугунных литых деталей. Ступени и перила её представляли собой причудливое переплетение растительных и геометрических орнаментов, которые приковывали взгляд. И столь же искусно, в изумрудном цвете, оформлены были стены с лепниной и прочими старобытными изысками под стать каким-нибудь по меньшей мере княжеским чертогам.
Однако не всё выглядело так безупречно, что сразу бросалось в глаза – стоило лишь повнимательней осмотреться. По обе стороны от лестницы уныло тянулись и терялись в сумраке ничем не привлекательные, долгие и узкие коридоры с мрачными прокопчёнными стенами, где так же мерцал свет, но только значительно тусклее, и где, похоже, и располагались цеха, скупые проходы в которые едва различались непривычным взором в неверном свете то ли до крайности скудного электрического, то ли, вероятней всего, худо-бедно естественного освещения, несмело проникавшего туда из вроде бы обширных окон, каждое из которых состояло из целую вечность, должно быть, немытых стеклянных квадратов в рассохшихся деревянных переплётах.
Я услышал, что откуда-то сверху доносятся приглушенные голоса и, не долго думая, поспешил вверх по лестнице.
( Продолжение следует )
