Евгений остановился на иллюзии «старого Парижа», когда моя голова уже окончательно пошла кругом.
– Тебе плохо, любимая? – участливо спросил он.
– Да, что-то стало не по себе. Налей мне вина, пожалуйста.
– Я только что хотел тебе порекомендовать: вот в этом кувшине вино, которое делает Навруз, сам, по какому-то секретному семейному рецепту, очень рекомендую, попробуй! – и он налил мне в бокал искрящийся, пурпурный напиток, чем-то напоминающий ароматом спелую дыню. Вино было умеренно сладким, действительно освежающим, с приятным и сложным послевкусием. – Настоящая амброзия, согласись?
Я только кивнула в ответ и устало улыбнулась. По телу разливалась мягкая истома, по рукам потекли волны теплой неги, мочки ушей запылали, но при этом жара в теле я не испытывала. Хотелось свернуться клубочком и подремать.
– Ты устала, дорогая, тебе требуется отдых! Кстати, давай-ка мы избавимся вот от этого, – Джон кивком указал на мой браслет с ключом-индикатором на руке. – Он нам порядком мешал, если ты помнишь…
Сквозь полудрему, я слышала каждое слово Евгения, но речь как будто бы плыла откуда-то издалека и позволяла отдельным фразам размываться, растушевываться, как акварель… В этих приглушенных полутонах, в переливах света я только отмечала про себя, фиксировала некоторые изменения, трансформации реальности, но уже с трудом смогла бы на них как-нибудь реагировать… Вот Джон встает из-за стола, подходит ближе, наклоняется к моему лицу, целует в губы, подключает мою руку к портативной панели разблокировки браслета, я почти сомнамбулически набираю пароль непослушными пальцами… Джон снимает с моей руки ключ, кладет браслет в карман своих немного мешковатых брюк, а затем возвращается на место, нажимает там какую-то кнопку, как вдруг стол беззвучно уезжает вниз, а мы остаемся перед открывшимся люком… Вот стол возвращается назад, но совсем другой, холодный, металлический, я это чувствую уже своей кожей, потому что Джон уложил меня на него, сняв предварительно рубашку. Мне немного холодно, но я ничего не говорю, не могу пошевелить даже мизинцем, не то, что языком. Нет, я не сплю, но и не бодрствую: отчего-то мое тело мне совершенно не подчиняется… Вот опять стол поплыл куда-то вниз, я смотрю на остающуюся вверху фигуру Джона. Он машет мне рукой на прощание:
– До встречи, любимая!
Я оказываюсь в полутемном помещении, напоминающем лабораторию или, скорее анатомический театр. Он достаточно большой. Все стены – зеркальные, а пол – кафельный, с многочисленными водостоками. По периметру расставлены какие-то ванны, купели, чаны, чем-то наполненные. В воздухе висит химический запах, во рту появляется железистый привкус. Вот черт, меня, похоже, опоили!
Мысль пришла, но привычных эмоциональных реакций, типа страха или паники, с собой не принесла. И вообще привычный способ реагирования куда-то исчез: механически рассудок регистрировал ощущения тела, сообщал их сознанию, и снова покидал авансцену. Физические же ощущения, при этом, резко усилились и усложнились. Например, холод я воспринимала как нечто одушевленное, скользящее змейками и ручейками по моему телу, периодически встречающимися и затевающими на моих кожным покровах хитроумные завихрения, напоминающие танцы на льду… «Наркотик»,– как нельзя, кстати, подсказал мне услужливый рассудок, а затем опять спрятался…
В глубине помещения я разглядела фигуру загадочного слуги. Он мурлыкал незнакомый мотивчик себе под нос, копошился, перебирая какие-то инструменты, лежащие перед ним на столе, стоя ко мне спиной. Что именно он там делал, мне видно не было, но в его руках что-то позвякивало, переливалось, шипело и булькало. Вот он подходит ко мне, сосредоточенно осматривает мою абсолютно-обнаженную фигуру, негромко хмыкает, видимо оставшись чем-то недовольным. Мои эмоции крепко спят: я не испытываю ни малейшего стыда за то, что меня разглядывает незнакомый мужчина. Сознание реагирует так, будто это для меня в порядке вещей, будто я каждый день валяюсь на нудистских пляжах и все такое…
Навруз начинает натирать все мое тело каким-то пахучим составом, наносит аккуратно и методично, состава не жалеет, не пропускает ни одной клеточки тела, даже на лице, даже в сокровенных изгибах и складочках…
Затем он подхватывает меня на руки, несет и погружает в ванну, в которой вода интенсивно бурлит как в джакузи, подкладывает под голову губчатый, плотный валик, убеждается, что мои ноги уперлись в противоположную стенку, и что я не соскользну под воду. Так я отмокаю в щекочущем кожу растворе некоторое время. Навруз не глядит в мою сторону, лишь внимательно отслеживает отведенное на процедуру время на таймере. Время вышло. Он вынимает меня из купели, возвращает назад.
Стол застелен широкими полосами ткани, чем-то насквозь пропитанной. Меня, словно мумию, Навруз перебинтовывает, укутывает, оставив открытыми только глаза. Ткань пахнет кокосом и цитрусовыми. Слуга опять переносит меня в чан, только теперь вода в нем бурлит не от пузырьков газа, а оттого, что нагревается и кипит (хотя меня не обжигает). Видать, сварить решил. Чувствовала я себя точно морковка или свеколка в борще, спасибо, что не шинковал… Погрузив в горячую воду кокон с моим телом внутри, Навруз высыпал сюда же из большой миски гору каких-то лепестков, кореньев и трав. «Ну, точно, как в супе!», – подумала я. Обоняние дразнил аппетитный аромат кипящих благовоний…
Пришло время вынимать меня и из этого бульона. На манипуляционном столе, который я поначалу окрестила «паталого-анатомическим», Навруз скальпелем срезал с меня все покровы, которые после варки стали склизкими, как кисель. Удалив все ненужное, этот магрибский колдун, по-другому не скажешь, принялся деппилировать мою кожу специальным прибором. Он очищал кожные покровы с особой тщательностью, каждый квадратный сантиметр, полностью избавляясь даже от микроскопических и почти незаметных. «Таких приготовлений удостаивается, разве что, индейка перед Днем Благодарения!», – снова пришло мне в голову. Покончив с этой, в обычных условиях неприятной, процедурой (болезненности я не испытала вовсе, даже в интимных зонах), Навруз сызнова принялся смазывать мое тело какой-то самодельной мазью. Пропитал даже кожу головы и каждую прядку волос в отдельности.
Наступило время третьей ванны, она была наполнена горячим молоком с медом, судя по виду и аромату. В ней я валялась несколько дольше двух предыдущих. Способность управлять своим телом ко мне так и не вернулась, зато физиологические ощущения удовольствия заметно усилились. Эти процедуры не были похожи на традиционные СПА, составы, скорее всего, тоже имели какие-то побочные, доппинговые эффекты, потому что усталость прошла, сонливость тоже… Проснулось любопытство: что же дальше? Блюдо готово, прикажете подавать?
Навруз тем временем приготовил широченное полотенце, расстелил его на все том же столе и выложил меня на него. Легкими, промакивающими движениями он осушил мою кожу и волосы, затем привел в порядок руки и ноги (сделал маникюр, педикюр на зависть мастерицам из салонов красоты, которых я посещала и считала профессионалками). Нажав на какой-то рычаг, слуга трансформировал стол, превратив его в кресло, откинул подголовник. Теперь я могла наблюдать в отражениях, во что он меня превращает… Навруз высушил и уложил в прическу мою шевелюру. Надо сказать, что после его волшебного состава мои пряди сами по себе завились в крупные упругие локоны, какими они когда-то и были в детстве, до всяческой химической порчи и издевательств, претерпеваемых ими от моих причуд «постоянно меняться»…
Когда уже казалось, что все позади (даже мейкап этот араб сделал мне, вполне причем европейский и весьма раскованный, даже вызывающий), он неожиданно снова начал натирать мое тело каким-то бальзамом. На этот раз кожа ощущала небольшое покалывание и холодок, как при местной анестезии. Вернув кресло назад в положение стола, он перевернул меня на живот и, закончив бальзамирование со спины, неожиданно, с помощью другого рычага, сложил столешницу на манер крыши домика (я оказалась лежащей поверх этого ската, перегнутая пополам). Ту половину, что была ближе к нему, Навруз перегнул пополам еще раз, затем, широко раздвинув мои ноги, он пристегнул их специальными крепежами к поножьям и занялся моей вагиной. Тот же самый бальзам, которым он пропитал мое тело напоследок, он щедро лил себе на руку: проникая вглубь все дальше и дальше, вскоре он оказался внутри меня всей своей пятерней, что было бы для меня невероятно, если бы сознание сохранило способность удивляться! Он втирал эту дьявольскую смесь в слизистую моего влагалища и шейку матки, делал это осторожными, но настойчивыми движениями, заботясь при этом ничего там внутри случайно не повредить. Я даже испытала некоторое подобие удовлетворения, хоть и без оргазма. Как такового… Меня вдруг посетила мысль, что в гареме какого-нибудь шейха любимую жену, или ту, которой посчастливилось сегодня быть избранной для ублажения мужа, вероятно именно так подготавливает ко встрече с суженым специально обученный евнух… Интересно, а евнух ли Навруз?..
Но стоило только мне подумать, что все приготовления подошли к концу, как тут же выяснилось, что самое худшее еще впереди!... Навруз и не думал останавливаться: сразу после работы над интимной зоной моей промежности, он переключился на… анус! Сначала он подкатил к столу какой-то агрегат, смазал входное отверстие и ввел в прямую кишку мундштук внушительного шланга. Оказалось, что он собирается делать мне очистительную клизму… Когда мне уже начало казаться, что я просто лопну от вкачанного в меня количества жидкости, он сменил насадку на шланге и переключил режим: теперь шланг работал как пылесос, вбирая в себя все, переваренное моим организмом за последние дни. Думаю, я здорово похудела за эти десять-пятнадцать минут… Но, что последует за этим, мне никогда не пришло бы в голову!
[justify]Я и представить себе не могла, что эти мышцы могут быть настолько эластичными, видимо, все дело было именно в том составе, что использовал Навруз: также постепенно, как и на предыдущем этапе, вводя поначалу только один палец, затем второй, через некоторое время его рука оказалась внутри прямой кишки, чуть ли не по локоть!... Там он занимался в точности тем же самым, что и до этого во влагалище: массажировал, втирал, но очень аккуратно, и очень длительно… Я, наверное, сошла бы с ума, если бы на меня не действовал оглушающий наркотик: все действия этого странного человека мною фиксировались, как последовательность ничего, вроде бы, не значащих, абсолютно рядовых манипуляций, таких же естественных, как, например, почистить зубы перед сном… Меня нисколько не шокировало, не смущало, что в моем анусе кто-то по хозяйски копается,