– Ты изменяешь мне! – наконец-то я выплюнула эту жвачку, висевшую на моих зубах весь вечер. – Кто она? Где вы познакомились? Как долго это у вас продолжается? Ах, да, долго, она ведь беременна, так?
Алексей остолбенел, отпустил кота на пол, весь как-то побледнел, помертвел лицом даже, и не нашелся, как мне ответить. Вот так тебе, паскуда!
– Ты представления не имеешь, Лада, о чем сейчас говоришь! Если бы ты только знала…
– Знала – ЧТО? Что мой муж – подонок, трахает малолеток за моей спиной? – меня понесло. – Ты не отрицаешь! Да и как ты можешь отрицать очевидное! В моих руках были ваши фотографии. Вас видят вместе постоянно. Ты оплачиваешь ее гинеколога. ЧТО еще мне нужно знать! Достаточно и этого! В общем, молчи и слушай! Ты, ублюдок, лишил меня семьи, отнял сына, но ты не сможешь наслаждаться своими обманами вечно! Я ухожу от тебя! Я все решила, и ты меня не остановишь. Алиса уже взрослая, сама разберется, как ей поступать. Ты даже мизинца моего не стоишь. Прощай!
Не давая опомниться мужу, я бросилась к лифту. Кот кинулся хозяйке под ноги, словно желая удержать. Я чуть не споткнулась, запнувшись об него, затем, выругавшись нецензурно, еще и наподдала ему ногой, чтоб катился к чертовой матери, а точнее, к чертовому отцу разрушенного семейства. Оба прохвосты, стоят друг друга!
В доли секунд спустилась на парковку. Как ни странно моя машинка стояла под парами, Влад услужливо распахнул мне дверь. Мои дорожные сумки, почему-то, тоже уже лежали в салоне. Я вопросительно взглянула на водителя (ведь он вызвался отнести их наверх). Влад только пожал плечами.
– Куда едем?
– Не знаю. Подальше отсюда.
Не успели мы выехать за ограждение, как у ворот с визгом припарковался знакомый «гелендваген». Джон буквально выпрыгнул из машины и побежал навстречу нашему движению. Влад исподлобья взглянул на меня и остановил машину. Выйти и открыть мне дверь не успел, Джон опередил его.
– Ладушка, дорогая, что произошло?
– Ничего неожиданного. Как ты узнал? – мне не хотелось выходить из салона. Время было еще не слишком позднее, и в наступающих сумерках все же с нашего балкона вполне можно было наблюдать сцену нашей встречи, а мне совсем не хотелось давать Вельханову повод позлорадствовать.
– Мне сообщил дежурный, что твоя машина выезжает с парковки. На ночь глядя, куда ты собралась, милая моя?
– К тебе! – соврала я. – Мы прояснили отношения с Алексеем. Я свободна, Женя! Увези меня отсюда, прошу тебя.
– Да, да, конечно же, – засуетился Джон, что было совершенно на него не похоже. – Садись ко мне в машину. Хотя, нет, так будет неправильно. Следуйте за мной, держите небольшую дистанцию, чтобы мой кортеж вас не теснил, но сильно не отставайте, в сумерках заблудитесь еще.
Мы двинулись следом за проблесковым маячком на машине Максимова, хотя в это время суток движение в городе и так не было слишком активным, и такие предосторожности были явно излишни. Видимо Женька просто перестраховывался, чтобы мы не отстали в пути.
Путь наш лежал прочь из города. Мне было все равно. Я так и так бы выехала из «Максимы» с Максимовым или без. Просто сейчас все стало казаться таким простым и естественным: я уезжаю, я не одна, со мной мужчина, который любит меня по-настоящему, а не только делает вид. Мы уедем с ним подальше от господина «все вокруг враги, а я один хороший». Сын сделает карьеру морского офицера. Дочь выйдет замуж, думаю к тому все идет, и моя личная жизнь ее совершенно перестанет заботить. А Алексей пусть себе играется дальше, со своей новой куклой и ее поскребышем. Желаю ему счастья! Впрочем, как и себе, конечно же…
Мы снова свернули на проселочную дорогу, где, как мне показалось, я уже побывала сегодня. Равнодушно отмечая знакомые детали пейзажа за окном, я уже даже ждала, что мы въедем в тоннель. Так оно и вышло. Оказавшись в почти полной темноте, Влад вдавил педаль газа, чтобы не отставать и не терять из виду проблеск маячка на капоте «гелика». Я лишь мельком успевала замечать, что тоннель имеет по обе стороны массу ответвлений. Мы летели как стрела, и через десять минут въехали на территорию огромного подземного парковочного комплекса.
Джон уже встречал наш автомобиль, идя мне навстречу с распростертыми объятиями.
– Ну, вот, наконец-то ты дома!
– Дома? А где мы?
– В моей личной резиденции, на глубине полутора тысяч метров под землей. Над нами «Максима», только прямого доступа оттуда сюда ни у кого нет. Можешь быть свободен, Влад, ты нам в эту смену больше не нужен. Пойдем, дорогая! – Джон взял меня под руку, и мы проследовали к лифту.
Я оглянулась в последнюю минуту. Влад тихо переговаривался с одним из «незаметных», они весело над чем-то посмеивались (надеюсь, не над нами) и производили впечатление давних приятелей. Или мне это померещилось? Надо же, как заразна паранойя!? Оглянувшись повторно, никакого Влада, стоящего рядом с охранником и в помине не было. Жуть какая, галлюцинации у меня, что ли? Всё, надо всё выбросить из головы. Начинаю жизнь с чистого листа!
Лифт оказался вместительным, даже более чем (что кардинально отличалось от традиционных архитектурных проектов «Максимы»). В нем запросто могла бы поместиться рота охранников, вызываемых генеральным директором по тревоге. Однако, обстановка выглядела значительно миролюбивее, чем мои неожиданные ассоциации: вдоль стен стояли мягкие диванчики, на стенах были развешаны постмодернистские акварели. Пахло озоном. Джон осторожно взял меня за руку.
– Я сейчас с таким удовольствием уложил бы тебя на один из этих диванчиков, но не хочу торопиться: ты же знаешь, предвкушение всегда слаще самого действия. Я СТОЛЬКО ждал, потерплю еще… Ты не против?
Не против чего, я не очень поняла, однако, кивнула… Лифт начал движение, но по ощущениям нельзя было понять, движемся ли мы наверх, или же, наоборот, погружаемся еще глубже. Наконец, звоночек сообщил нам, что мы прибыли.
Лифт распахнулся в огромный холл. Такого великолепия я себе и не представляла. Безусловно, наивно было предполагать, что отец-основатель и генеральный директор корпорации не имеет своей берлоги, как он чаще всего шутил, и перебивается случайными ночевками, где придется. Конечно же, эта имиджевая легенда не выдерживала никакой критики! Но поскольку ее никто не оспаривал, а свидетелей того, где же на самом деле изволит квартировать господин Максимов, до сих пор не обнаруживалось, то эту тему мусолить с кем-либо не имело смысла…
Но это… Это было подобно сказке, арабской «тысяче и одной ночи», возможно, и не снился масштаб здешней роскоши. Во всем присутствовала изысканность, однако, с некоторой долей апломба: если люстры, то огромных размеров, венецианского стекла, если диваны, то гигантских размеров, мягкие на ощупь и упругие как батут, если картины – то полотна размером с простенок; если скульптуры, то в мраморе и в полный рост; если фонтаны, то хрустально искрящиеся чистотой источника; если посуда, то инкрустированная золотом, столовые приборы в патине древнего фамильного серебра… Полы были выложены дорогим паркетом красного дерева, со сложным орнаментом, и надраены до блеска, того и гляди, подскользнешься… Окон только не было. Их заменяли интерактивные панели, сменяющие «картинки» по желанию хозяина.
Вдоволь наглядевшись на это убранство, я обратила внимание, что вся планировка, собственно, представляла собой огромный холл, размером с приличный концертный зал, две неглубоких ниши, в которых пряталась кухня с барной стойкой и гардеробная, со всевозможными одежными и обувными шкафчиками. Еще была одна, почти незаметная дверь, ведущая, видимо, во внутренние покои, куда меня пока никто не приглашал, да, и слава Богу!
В центре холла был сервирован небольшой столик на двоих. Джон помог мне сесть, затем хлопнул в ладоши, заиграла легкая классическая, «барочная» музыка, освещение слегка поубавилось.
– Так комфортнее? Отлично! Давай ужинать, и ты мне все расскажешь!
Мы сидели напротив друг друга, лицом к лицу. Ладонь Евгения время от времени накрывала мою. Постепенно расслабляясь, я стала чувствовать приливы волнения от вот этих легких, дружеских прикосновений поддержки. Я рассказала ему все, что посчитала нужным, не вдаваясь, правда, в подробности Лешкиной паранойи, а так же умолчав о приезде и скоропостижном отъезде сына.
– Что ты решила? – в конце концов, спросил меня Джон, наполняя бокал вином.
– Я больше не хочу туда возвращаться, – уклончиво ответила я, отнимая руку. Я не решила пока идти до конца, разумно предположив, что спонтанное решение может прийти во время этой встречи, или же не прийти вообще, по сему, позволять рассудку руководить, было бы верхом недальновидности. Тем более, что судьбоносных решений на пьяную голову принимать ни в коем случае не стоило, а пьяна я уже была изрядно!
– Хорошо, пусть, но что ты намерена делать? Как поступить? – Джон настойчиво искал в моих глазах хотя бы намек на вожделенное решение, но его там (как я надеялась) прочитать ему не удавалось…
– Ничего, пока, думаю навестить старушку-маму, пока у меня выходные. А ведь у меня выходные, правда? – снова ушла я от прямого ответа.
– Навестить маму – это очень правильно! – поддержал меня Евгений. Вновь завладев моей рукой, он легонько поглаживал тыльную сторону кисти большим пальцем. Его руки были удивительно нежные, словно он полдня только и делает, что ухаживает за ними…
– Не знаю, только вот, как она меня примет. Мы как-то перестали понимать друг друга в последнее время…
– Не думай об этом! Мать – есть мать! Всегда поймет, все простит! Мне вот уже давно некого навещать, хоть и хотелось бы, очень. Я, конечно, тоже порой срываюсь, посидеть на могиле, только это не то, ты же понимаешь…
– Ой, прости, я не хотела тебя расстраивать!
[justify]– Да, что ты, брось! Уже переболело! Страшно было только первое время, совесть мучала, что не было меня рядом в их последние годы, носило где-то в чужедальних краях, когда здесь, именно здесь я был так нужен! Думал, что деньги, которые я им регулярно пересылаю, могут заменить мое отсутствие. Нет! Деньги – они ничего заменить не могут! И вернуть утраченное не могут! Деньги – это всего лишь сор из избы, который не выносят на общее обозрение: или зависть человеческая тебя доконает, или просто выплеснешь что-то важное, посчитав это мусором… В общем, не за деньгами счастье людское скачет, за теплотой близкого человека рядом, чтобы был кто-то, кто тебя примет таким, какой ты есть, со всеми твоими заморочками и
