Ночной холод сковал пески, вползая ледяными влажными змеями под одежду, жадно выпивая последнее тепло. Так же жадно, как днем мы пили драгоценную воду под знойным солнцем Сахары. И только жар костра спасал от его смертельных объятий.
- Люди не верят, что можно умереть в пустыне от холода, - проговорил мой спутник.
Это был туарег из касты благородных воинов, имощаг. Его тигельмуст цвета индиго скрывал почти все лицо, оставляя открытым только пронзительно-черные глаза в обрамлении густых ресниц. Он был вольным потомоком великих атлантов, которые тысячи лет назад покинули коварное море и покорили пустыню, став ее хозяевами. С тех пор прошло еще несколько веков, и ныне только руины богатых городов, заметаемые песками, напоминают о былом величии.
- Многие люди считают, что в пустынях всегда жарко и сухо, - заметил я.
- Они заблуждаются. Ночью иногда спускается такой холод, что земля трескается. И тогда в расщелинах скал находят застывших путников, навсегда ушедших в долину смерти. А иногда ветер пригоняет тяжелые черные тучи. Острые молнии вспарывают их, как меч такуба брюхо верблюдицы, и оттуда обрушиваются потоки воды. Земля, выжженная под солнцем и превратившаяся в камень, не в состоянии впитать ее. Стремительные потоки устремляются по иссохшей тверди, сметая все на своем пути. И те люди, которые только что молили бога хотя бы о капле воды, погибают, захлебнувшись в водовороте.
- Да, пустыня таит много опасностей.
- Пустыня завораживает. Она исполнена тайн, которые не под силу разгадать обычному человеку. Люди бросают ей вызов, но пустыня сама решает, выпустить из своих смертельных объятий или забрать себе путника, его верблюда, его имущество, а то и целый караван.
- Что может угрожать целому каравану с опытными проводниками? Тем более, что существуют торговые пути, оазисы.
- Да, это так. Но в пустыне есть земли, пропитанные смертью. Там плавятся камни под беспощадными лучами солнца, вольные птицы огибают это место, опасаясь изжариться в полете, дикие звери обходят его. С начала времен ни одна капля не долетала до иссохшей земли, пропитанной смертью. Там нет колодцев. Только миражи, насылаемые злобными духами пустыни кель-есуфами, завлекают неосторожных путников на верную погибель. И оттуда нет пути назад. Ни одна живая душа не возвращается из земли, пропитанной смертью.
- Совсем никто?
- Почти никто. Я был там однажды. И я жив.
- Прошу, поведайте, как все было.
Туарег помолчал, всматриваясь в бархат ночи, и следом начал свой рассказ:
- Я не хочу произносить ее имя, чтобы злобные духи кель-есуфы осквернили его. Но до сих пор мое сердце пронзает острый меч желания и тоски, когда я вспоминаю ее очи, полные страстного огня, и гибкий стан, и звенящие браслеты. На ахале, где я впервые встретил ее, не было девушки красивее. Рассвет застал нас посреди песков, в объятиях друг друга, укутанных одним одеялом. В одиноких переходах под монотонный шелест песка и шепот злобных духов, сводящий с ума, теперь я думал только о ней. Чтобы не потерять разум долгими днями и ночами среди безмолвия, когда не знаешь, доберешься ли живым, мы, вольные воины, сливаемся с ритмом пустыни и слагаем стихи. В них вся наша тоска-есуф. После нашей встечи все мои стихи были только о ней.
Я бродил словно безумец среди раскаленных песков
Раздираемый желанием, которое скрывал даже от птиц
Следуя по звездам к ее шатру
Но ее имя унес ветер, осталось одно пепелище
И теперь я в тоске-есуфе брожу один, теряя остатки разума
Она смеялась, когда я возвращался в стойбище и читал свои стихи. Она трогала струну сладкоголосого амзада и я замирал от его звуков. А еще она любила перебирать звенящие браслеты и ожерелья, шелковые струящиеся ткани и изящную посуду, которую я привозил ей из своих походов. Она слишком любила все эти вещи. Любила настолько, что однажды я вернулся, а из ее шатра вышел пожилой мужчина в богатом убранстве, увешанный золотом, в окружении слуг и рабов. Он сказал, что теперь она его жена и он увозит ее к себе, в дальние земли.
Я не сдался, я следовал за ней, и она выскальзывала ночью тайком, тихо звеня браслетами, и мы сливались под звездами. А на рассвете она возвращалась в свой шатер, к старому богатому мужу, а я блуждал, изнемогая от тоски по ней ибо в целом мире не было женщины слаще нее.
У ее мужа было много золота, этого презренного металла, которого мы, имощаги, в отличии от праведного серебра, считаем порождением злых духов, шайтана. И со временем она предала наш народ. Золото окончательно заполнило ее душу, помутило ее разум.
Однажды я вышел к шатру моей возлюбленной после дальнего перехода, сжигаемым томлением тела, с иссохшей душой, но рабыня-инкланка поведала, что ее старый богатый муж решил бросить вызов пустыне. Он собрал караван из тысячи верблюдов, нагрузил их золотом, драгоценными камнями, богатыми тканями, острыми клинками и тяжелой посудой. Самые крупные торговцы вместе со своими слугами, рабами и рабынями присоединились к нему. Они отправились в путь в прошлую луну, и старый муж взял с собой в дорогу свою жену, мою возлюбленную. Это был самый большой караван, который видел мир под солнцем. У них были опытные проводники и они ничего не боялись. Торговцы уже подсчитывали, сколько выручат за свои товары. Золото владело их душами.
Но злобные духи кель-есуфы тоже любят золото, оружие и посуду. Они умеют усыпить разум пением песка и наслать безумие. Даже опытные проводники иногда теряют осторожность, сходят с пути и устремляются за миражами.
Я почувствовал беду, отправился по следам каравана, но ветер скрыл их. Тогда я внял своему сердцу и проложил свой путь среди звенящих песков. Кель-есуфы пытались завладеть моим разумом, но мы, имощаги, всегда прикрываем свой рот тигельмустом и злобные духи не могут проникнуть в наше тело через дыхание. Я долго гнал верблюда, терзаемый тяжелыми предчувствиями, пока не понял, что еду по земле, пропитанной смертью. Ни одна птица не пролетала над головой, ни одна змея или скорпион не промелькнули по ногами, ни одного засохшего кустика не гонял знойный ветер. Только безжалостное солнце палило днем и холодные звезды равнодушно светили в ночи.
А потом мне стали попадаться тела людей и животных. Их было много: сотня... тысяча... Сперва это были инкланы, невольницы, потом охранники, проводники, торговцы... Их тела распухли от жары и валялись в самых немыслимых позах. Я с замирающим сердцем вглядывался в обезображенные лица, но среди мертвецов не было моей возлюбленной. Мой верблюд пал подо мной, но я, словно больной, брел, повторяя имя той, что похитила мое сердце. И я нашел ее в конце пути. Она лежала еще не застывшая, с кинжалом в сердце. Рядом на груде сундуков валялся ее старый богатый муж, увешанный золотом. Он сжимал пальцами, унизанными тяжелыми перстнями, опустевшую флягу и молча смотрел на меня. Потом его взляд затянула пелена и он ушел в долину смерти.
Вокруг было много золота. Но золото не спасло ни его, ни его жену, ни караван, больше которого не видел мир под солнцем. Все они были мертвы.
Я смотрел на прекрасное тело своей возлюбленной. Кель-есуфы шептали, что я нашел то, что искал и теперь должен уснуть рядом с ней. Но я закрыл свой разум от них, ибо сдаться духам пустыни было недостойно истинного воина. Тогда духи стали нашептывать, чтобы я взял золото из тяжелых сундуков. Духи шептали, чтобы я взял острые клинки, украшенные драгоценными камнями и стоящие дороже верблюда. Духи шептали, чтобы я взял звенящие украшения, продав которые можно было до конца жизни нежиться в роскоши среди тучных стад и рабов. Но я знал, что если возьму в руки хоть что-то, то останусь навеки среди песков, потому что пустыня никогда не отдает то, что забрала себе. Я отправился обратно, по тропе, усыпанной трупами. И это оказалось во сто крат труднее, чем отыскать мою возлюбленную. Мое сердце переполняла тоска, но я шел. Поднялась песчаная буря, скрыла мертвые тела и тропу от меня. Духи смеялись и шептали, что ни одно живое существо не в состоянии покинуть земли, пропитанные смертью. Они водили меня по кругу, забирая всю влагу из моего тела, иссушая его. Тень моей возлюбленной звала меня обратно. Жар колыхался над песками и камнями, жар проникал везде. Но я слился с острыми камнями, я стал песком, носимым ветром. Духи решили, что во мне не осталось ничего живого, что я стал прахом, не имеющим при себе ничего, и выпустили меня.
Потом было много охотников, решивших забрать себе богатство каравана, больше которого не видел этот мир. Но их сердца переполняла жадность и духи легко проникали в их тела через дыхание, поглощая их разум. Кель-есуфы, охраняющие сокровища пустыни, убили их всех. Никто не вернулся обратно. Пустыня никогда не отдает то, что решила забрать себе в землях, пропитанных смертью.
Туарег закончил свой рассказ и устремил взор к холодным звездам. Я не решился нарушить его молчание. Так мы смотрели вдаль и каждый думал о своем.
Примечание:
ахаль - сборище холостых мужчин и незамужних девушек, сопровождаемое пением, музыкой, чтением стихов; служит местом для знакомства и общения
тигельмуст (иногда наз. по-арабски лисам) - покрывало белого или синего цвета, которое туареги носят на голове всю жизнь, из-за чего их иногда называют кель-тигель муст, люди покрывала
амзад - однострунная скрипка, сделанная из бутылочной тыквы и покрытая кожей; считается исключительно женским инструментом
инкланы - рабы у туарегов, низшая каста
