Этого жизнерадостного улыбчивого капитана я встретил 22 июня 1987 года на железнодорожном вокзале Ашхабада. Встретил совершенно случайно.
Был я сонным и страшно злым, потому как не спал всю ночь, будучи дежурным по части. А утром подремать не дал командир части.
-Срочная командировка в Алма-Ату! - приказал он. - Через час подойдет лейтенант Войтин. Ему сдашь дежурство!
Матерясь на чем свет стоит, я дождался Сашу-замполита и вручил повязку дежурного.
Твою мать! Всего-то полдня подежурит, и спать пойдет!
Оседлав свой ревущий благим матом мотоцикл, я помчался на вокзал. Где и раздобыл, через начальника вокзала, дефицитный билет до Ташкента. На завтрашнее утро.
Выйдя из широких, украшенных дивным цветастым азиатским орнаментом дверей вокзала, возле своего мото-коня я увидел широкоплечего бравого капитана.
Задорно подняв вверх пышные рыжие усы, он улыбался и размахивал руками. Однако улыбка его никак не останавливала шмыгающие таксомоторы.
-Эх, прокачу! - подошел я поближе. - Командир! Куда везти?
Капитан, продолжая улыбаться, быстро взглянул на моего скакуна:
-Военная гостиница у вас есть? В командировке я, из Семипалатинска.
-Вах! Ядерный полигон! Вот бедолаги!
Гостиница находилась на первом этаже нашей военной общаги. А этажей было всего два.
Впрочем, многоэтажные жилые дома вокруг также были двухэтажными, специальной сейсмической серии.
Почему так? Горький опыт 1948 года заставил. Если уж лупанет страшный землетрус, который развалил тогда весь Ашхабад, то двухэтажки не похоронят людей.
Капитан Верещагин оказался нашим собратом по оружию, тоже стройбатовец, только из МинОбороны.
Стройбат их базировался на ядерном полигоне. И был каким-то невезучим по части бегства личного состава. Разбегались их солдатики как тараканы. В основном, конечно, от жестокой дедовщины.
Вот и приехал однофамилец великого художника и героя фильма "Белое солнце пустыни" ловить своего очередного бегуна.
Я отвез капитана на квартиру родителей беглеца. Но туда он еще не добежал. Мы заехали в милицию и предупредили о проблеме.
Теперь капитан, ожидаючи результат, мог свободно любоваться красотами Ашхабада.
Как не помочь гостю? Тем паче, очень я гордился нашим уютным двухэтажным провинциальным городом, где кроны деревьев переплетались над дорогами, а вдоль улиц в арыках нежно звенел прохладный хрусталь воды.
После жарких пыльных ураганных степей радиоактивного полигона Ашхабад показался капитану райским местом.
Но особенно поразил его невероятно богатый ассортимент столичных магазинов.
Аркадий Райкин изменил бы свою знаменитую формулу и вместо "в Греции все есть" поставил бы Ашхабад.
Удивление капитана можно понять. Ведь моя родная Волгоградская область тоже была нищенски бедна на ассортимент любых товаров.
Я постоянно слал огромные посылки своей сестре, наполняя дефицитом - от мыла до каких-то странных трусиков - "неделек". При этом, делая массовые закупки, я получил у продавцов прозвище "спекулянт".
Объехав все магазины и осмотрев памятники, к вечеру мы нагрянули в нашу общагу.
Капитан на радостях "проставлялся" и накупил коньяков и разных симпатичных вин. Тем паче, что я приглашал ночевать в нашей гостеприимной комнате. Бесплатно.
Но! Все кровати были заняты, в том числе и моя собственная!
Мой сосед, скромняга лейтенант Саша Топорков, возлежал в обнимку с крепко сбитой молодой особой. Саша при этом густо краснел и бледнел, причем одновременно. Очень уж он был стеснителен, несмотря на гренадерский рост и схожесть с певцом Буйновым.
Вторая самочка, милая и аппетитная, возлежала на моей кроватке.
Девчата эти были нашими давними знакомыми, потому и не стеснялись. Были они студентками-заочницами, проживали в Чарджоу, а сюда приезжали сдавать сессии.
Студенты, как известно, народ бедный, на шикарные гостиницы не рассчитанный, поэтому будущие ученые ночевали у нас.
Когда мы хорошенько напились из рюмок чаю, моя подружка Юля шутливо хлопнула по заднице Сашу:
- Ну что, Буйнов, петь будем?
Лже-Буйнов густо зарделся. Петь он и стеснялся, и не умел.
Тогда наш гость-капитан снял со стены мою гитару:
-Петро завтра уезжает! Высоцкий пел об этом!
Голос у капитана оказался хрипловатым и резким:
Пили мы, мне спирт в аорту проникал.
Я весь путь к аэропорту проикал..
На следующий день, икая и прихлебывая из фляжки, я благополучно погрузился в плацкарту.
Но еще целый час мы стояли и нагревались жестоким белым солнцем пустыни. Вагон раскалился, как духовка перед выпечкой пирога. Ужас!
Место мне досталось на втором ярусе вдоль прохода. Сняв и аккуратно повесив на вешалку военную форму, я переоделся в спортивное трико.
За всеми этими действиями внимательно наблюдал, по-волчьи сузив глаза, какой-то татуированный человек в спортивке.
Над ним, на верхней полке, лежал молодой парень азербайджанской наружности.
Когда поезд начал движение, парень слез и представил мне своего татуированного коллегу. Мол, отсидел срок, домой едет. А ему, парню, поручено сопровождать уважаемого человека.
Достав из кармана таблетки, парень протянул своему коллеге и пояснил:
-Болеет он.
-Чем болеет? - участливо спросил я.
-Ну, такое это. Такое вот! - заторможенно и вяло пытался он вспомнить. - Забыл! Ну такое. А, вспомнил! Астма!
На каком-то полустанке я, чтобы проветриться, вышел и купил засохший ломоть халвы.
Когда я вернулся, уголовников не было.
Ко мне подсела, пугливо озираясь, туркменка из соседнего купе:
-Они проверяли карманы на твоей рубахе!
Поблагодарив стремительно убежавшую женщину, я понял, что совершенно правильно не оставил в карманах ни документов, ни денег:
"Все ясно! Уголовники! Придется не спать, контролировать ситуацию!"
Мои опасения подтвердил и парень-сопровождающий. Очень уж специфичны были его шутки, когда он ковырял халву моим перочинным ножом:
-Этим ножом только людей резать!
Вечером я залег на свой второй ярус и приготовился к ночному бдению. И правильно сделал. Когда уже стемнело, астматик злобно спросил меня:
-Ты чё не спишь?!
-Днем выспался! - соврал я, хотя глаза мои то и дело закрывались. Все же не спал двое суток!
Разбудил меня шум и гам в проходе.
Поезд стоял на станции Мары. Уголовников не было. Вместо них сновали угрюмые милиционеры.
Оказалось, уголовники кого-то обчистили, не выдержав искушения. Но мой чемодан не тронули. Очевидно, полотенце да мыльно-рыльные их не заинтересовали.
Ну а потом был Ташкент, пересадка на поезд до Алма-Аты, и всякое такое неинтересное скучное прочее.
Через неделю, приехав для пересадки в Ташкент, я был приятно удивлен: на скамейке Южного жэдэ вокзала скромно сидел мой знакомый капитан Верещагин.
На фоне пестрой снующей жующей толпы он выглядел как роденовский Мыслитель. Точно так же сидел, подперев голову мощной дланью, и размышлял о вечном.
Подойдя к нему, я приветливо хлопнул по плечу:
-Ба! Знакомый все лица!
Однако Мыслитель не выказал радости встречи.
Вид у него был совсем не радостный и не боевой. Усы его свесились вниз, щетина лица и общая болезненная бледность выказывала безразличие к радостям жизни.
Чтобы приободрить капитана, я певуче спросил:
-Мишка-Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня?
Усы капитана остались безразличными к шутке, не приподнявшись даже на миллиметр.
Вдруг капитан встрепенулся, как будто что-то вспомнив:
-Петро! Одолжи мне немного! На билет до Семипалатинска. Я целые сутки ничего не ел! Видишь, небрит! Главное, небрит. Это ж какой позор, небритым быть!
На мой удивленный возглас Верещагин ответил печальным рассказом.
В райском Ашхабаде он был всего сутки. Командование приказало ехать назад, и ждать вестей от туркменской милиции. Мол, задержат беглеца, тогда и поедешь за ним.
Приехав в свой пехотный стройбат, капитан своими рассказами о невероятном изобилии ашхабадских магазинов произвел фурор.
И когда через день пришла весть о поимке бегуна, вся женская аудитория приказала закупить агромадное количество дефицита. И, естественно, выдала обалдевшему капитану огромную сумму денег и большой красивый чемодан-"дипломат".
Приехав в Ашхабад, Верещагин добросовестно, по списку, закупил товар. И, прихватив скромного худенького беглеца-солдатика, отправился назад. Радовать, стало быть, женщин своей части.
Благополучно добравшись до Ташкента и переехав в Южный жэдэ вокзал, капитан облегченно вздохнул. Теперь можно расслабиться!
Но совсем расслабиться мешало природное офицерское благородство. Почесав подбородок, капитан мягко и деликатно обратился к солдату:
-Извини, я тебя наручниками к лавке пристегну! Без обид, ладно? А я пойду в парикмахерскую, побреюсь.
Побрили капитана на славу!
Рассматривая в зеркале свое посвежевшее мужественное лицо, неожиданно для себя он рассмеялся.
Старый парикмахер насторожился:
-Камандыр! Нэ панравилась?!
Офицер поспешил объяснить:
-Все отлично! Просто представил себе, как прихожу в зал ожидания, а моего солдата и нет!
Как в воду глядел наш капитан!
Беглец его действительно испарился! Как тать в нощи!
Свидетели-соседи рассказали, что после ухода капитана к солдатику подсел вихлястый малый. И начал расспрашивать.
Обругав командиров, он предложил освободить пленника и поделить добро, таящееся в красивом чемоданчике.
Ковырнув наручники шпилькой, вихлястый освободил солдата и увел его через запасной ход.
Верещагина чуть удар не хватил!
В чемодане были дорогостоящие дефицитные вещи, оплаченные чужими деньгами. А еще там были документы и материалы расследования, собранные в Ашхабаде на беглого солдата.
Сидя на лавке, капитан размышлял, что ему делать.
И почувствовал, что явно чего-то не хватает.
И понял! Не хватало кителя, который он забыл в парикмахерской. А там - документы и деньги!
Но вешалка брадобрея была пуста! И никто не видел, кто и что оттуда забирал.
Так что накрылся не только чужой красавец чемодан с дефицитом, но и все документы с деньгами!
Милиция, конечно, пообещала найти вора. Но не скоро. Мол, уголовнички постоянно шныряют на вокзале, высматривают и вынюхивают. Но найти их чрезвычайно трудно.
Поделившись с благородным невезучим капитаном деньгами, я сделал вывод:
-Бриться - вредно!
