сборник «ЕСЕНИН. ГИБЕЛЬ»
(материалы к прокурорской проверке)
http://www.proza.ru/avtor/mirzoyan&book=9#9
начало –
http://www.proza.ru/2019/09/24/189
http://www.proza.ru/2019/09/29/143
http://www.proza.ru/2019/10/22/271
http://www.proza.ru/2019/09/30/153
http://www.proza.ru/2019/10/26/117
*
... пятый номер «Англетерра», около 18.00
Есенин спит...
Гори, звезда моя, не падай,
Роняй холодные лучи.
Ведь за кладбищенской оградой
Живое сердце не стучит.
Это написано за четыре месяца до гибели, 17 августа 1925–го.
Сейчас 27 декабря.
Звезде не падать осталось уже меньше двух часов.
Есенин спит...
*
... и тут в пятый номер вернулся Эрлих.
Вернулся – и давай врать...
*
Эрлих:
- «К шести часам остались втроём:
Есенин, Ушаков и я.
Устинов ушел к себе «соснуть часика на два». Елизавета Алексеевна тоже»...
*
… Эрлих написал это два раза:
28 января 1926 –го, в письме к Валентину Вольпину, для «Памятки о Есенине»
и повторил в 1929–том в книге «Право на песнь»...
*
Два года уголовное дело № 89 лежало в Доме Герцена, в музее Есенина
и каждый мог прочесть в протоколе допроса Устинова,
что обед закончился между 17:00 и 18:00
и ушли они от Есенина все четверо –
вот зачем Эрлих лжёт?...
*
... да все они врут.
Но описывая четыре последние дня Есенина,
Эрлих лжёт как–то особенно –
то Есенин у него вскакивает в пять утра, будит Устиновых,
и сидя у их кровати, рассказывает начало своей поэтической карьеры.
*
То Есенин 347 шагов едет на извозчике,
то забывает адрес поэта Клюева,
у которого был пару месяцев назад –
http://www.proza.ru/avtor/mirzoyan&book=14#14
Ну и разумеется, глядя на рассвет за окном,
Есенин читает собственные стихи:
- «Синий свет, свет такой синий…» –
дальше Эрлих недоговаривает.
Потому что следующая строчка:
- «В эту синь даже умереть не жаль...» –
короче, Есенин всё уже давно решил –
исполнить главную мечту всей своей жизни –
повеситься...
*
... вся эта ложь Эрлиха,
вкупе с некоторыми его стихами,
например, такими:
Финскому ножу
В этой грубости единства –
Меж приятелей, подруг,
Я тебе молюсь, воинственный
Опекун, товарищ, друг.
Каждый молодость расплескивал,
Но не каждому, как мне,
Сталью узенькой поблескивал
Ты в полночной тишине.
Ночкой тёмною, томительной
Ты мне дан и до сих пор
Всё хранишь свой блеск живительный
Голубых, родных озер.
Что ты мне? – Стальное зеркало,
Где душа, любовь и я?
Просто–ль узенькая дверка
В тёмный дом небытия?
Враг узлов, нарезчик мудрости,
Будь оградой в жизни сей
От врагов – утехи юности,
От мучителей друзей.
или такими:
Много слов боевых живёт в стране,
Не зная, кто их сложил.
Громче и лучше на свете нет
Песни большевика.
И этой песне меня научил
Мой первый товарищ Выборнов Михаил,
Председатель Рузаевской ЧК.
возбудила особенно горячие головы подозревать его чуть не в убийстве Есенина –
раз оду финскому ножу пуукко сложил, значит, запросто мог и убить.
Головы менее горячие, подозревают его в соучастии в убийстве.
Головы похолоднее – в сексотстве с ОГПУ.
*
Вот поэтесса Виолетта Баша:
- «Слабый поэтик, втереться сумей
К гению в круг! Вольф, каких ты кровей,
Волчьих никак? ГПУшных никак?
Ну а предать для волчары – пустяк!»
*
... где–то всплыло фото Эрлиха в форме с погонами капитана(!) Госбезопасности –
якобы получил, пока служил в пограничных войсках...
*
... какой «капитан»!
Капитан ГБ в то время – это армейский полковник.
Абрам Беленький, чекист с двадцатилетним стажем,
член Коллегии ВЧК, начальник охраны Ленина, потом высших руководителей государства,
потом особоуполномоченный при председателе ОГПУ и т.д. и т.п. –
был расстрелян в чине майора госбезопасности.
Вениамин Герсон, личный секретарь Дзержинского, расстрелян в звании майора.
Блюмкин расстрелян в звании капитана...
*
... не был Эрлих никаким «капитаном ГБ» –
это фото с погонами, скорее всего, с проб какого–нибудь фильма –
в тридцатые годы Эрлих активно начал работать в кино, писать сценарии –
«Волочаевские дни» братьев Васильевых сняты по его сценарию (совместно с Бартенёвым).
*
...
Мне дал отец
Гусиную походку
И низкий рост.
Но я живу - стоймя.
Чтоб не солгать,
Я кляп вбиваю в глотку*.
И я молчу*.
И в этом честь моя.
И я – поэт.
Мне водкой печень рвали.
Желчь разливалась
И седел висок.
И нет такой
Чернейшей из печалей,
Которой бы не знал я назубок.
...
После публикации этого стихотворения в журнале «Звезда» №2 за 1931 г.
две выделенные звёздочками строчки, попали в аналитический обзор цензоров Агитпропопа,
направленный в ЦК ВКП(б) с формулировкой:
«вражеская вылазка Эрлиха, которому якобы зажимают рот и не дают писать» –
всё – «враг» - Эрлих попал в чёрные списки.
И фамилия его уже засветилась в соответствующем ведомстве,
капитаном которого он, якобы, являлся.
*
Но ещё раньше, в 1929-том, Эрлих отдельной книгой издал свои воспоминания о Есенине «Право на песнь».
«Право на песнь» – это цитата из статьи Троцкого, зачитанной в январе 1926–го на траурном вечере памяти Есенина.
В 1929-то Блюмкин был расстрелян за то, что привёз в СССР бумаги Троцкого,
а Эрлих – рисковый парень, на государственные деньги открыто Троцкого цитирует, тиражом 4200 экземпляров.
И это, конечно, заметили, кому надо.
*
Один умник–расследователь отыскал в списках соседней «Астории»
такую же фамилию
и теперь даже в Википедии Вольф Эрлих значится «ответственным дежурным по «Астории» –
общежитии в котором жил партбомонд Ленинграда –
глупость из глупостей!
*
Никакой Эрлих не «капитан» и не гэпеушник, и не «ответственный дежурный», и не «волчара», и даже не сексот.
Эрлих в 1925–том – юнец. Мальчик. Мальчик и поэтик. В худшем случае - волчонок.
И роскошь думать, что он убил Есенина,
или был соучастником,
могут себе позволить только те,
у кого много лишнего времени на это.
Но Эрлих врёт.
А раз врёт, значит рыльце в пушкУ...
*
Воспоминания Эрлиха о Есенине похожи на древнегреческий логический парадокс лжеца,
он же – парадокс Эпименида–критянина,
или на его позднюю разновидность – парадокс Пиноккио:
у Пиноккио имелось свойство:
когда он лгал (говорил неправду),
его нос тут же заметно увеличивался.
Что будет, если Пиноккио скажет: «Сейчас у меня удлинится нос»?
Если нос не увеличится - значит, мальчик соврал,
и нос будет обязан тут же вырасти.
А если нос вырастет – значит, мальчик сказал правду,
но тогда почему вырос нос?
*
Но нос вырастает не у Эрлиха,
носы растут у тех, кто подозревает Эрлиха в убийстве Есенина –
ибо они утверждают: ведь выросли же на Эрлихе погоны.
*
Точку в этой софистике может поставить только суд,
Ибо только суд может признать человека виновным.
Но также – суд может и влепить иск –
миллионов, этак на сто каждому,
авторам (и издателям) пылких версий, будто Эрлих убил Есенина –
за клевету.
(были бы потомки Эрлиха порасторопнее, давно бы уже озолотились).
Но Эрлих врёт.
И потому носы растут у тех,
кто не желает разобраться
почему Эрлих лжёт...
*
Между прочим
Здесь плюнуть некуда. Одни творцы.
Спесиво.
Сидят и пьют. Что ни дурак – творец.
Обряд все тот же. Столик, кружка пива
И сморщенный на хлебе огурец.
Где пьют актёры – внешность побогаче:
Ну, джемпер там, очки, чулки, коньяк.
Европой бредит, всеми швами плачет
Недобежавший до крестца пиджак.
И бродит запах – потный, скользкий, тёплый.
Здесь истеричка жмётся к подлецу.
Там пьёт поэт, размазывая сопли
По глупому, прекрасному лицу.
Но входит день. Он прост, как теорема,
Живой, как кровь, и точный, как затвор.
Я пил твоё вино, я ел твой хлеб, богема.
Осиновым колом тебе плачу за то.
*
Эрлих:
- «Часам к восьми и я поднялся уходить. Простились»...
*
... то есть – 20.00 – Есенин ещё жив.
Не спит, остался сидеть с Ушаковым.
А как же Семёнов?
Устинов уже давно, полчаса назад, должен был придти будить Есенина –
они же «сверили часы»...
*
Помахивая портфельчиком, Эрлих идёт по Большой Морской к Невскому.
Жизнь удалась – и девушка у него есть,
да не просто девушка – поэтесса, член Союза поэтов,
восемь стихов уже в сборниках опубликовала.
И отец у неё бывший владелец типографии,
после национализации арендовал её у советской власти
и можно теперь Эрлиху печатать там свои книжки.
А главное – у него в кармане лежит сложенный вчетверо листок с восьмистишием,
единственным в русской поэзии написанным кровью Есенина «до свидания, друг мой, до свидания...»
и посвящённым ему, никому не известному начинающему поэту –
жизнь удалась, Эрлих теперь по колено в бессмертии.
Возбуждённо помахивая портфельчиком, Эрлих доходит до Невского...
Вошь
Она была в те дни кичлива и горда.
Её неукротимая орда,
То строилась в полки, то просто так – ордою
Что день, ползла на штурм, брала высоты с бою.
И песни громкие о ней слагал поэт,
И даже ленинский её почтил декрет.
И смерть её была… но путь держа к победам,
Мы снова напоролись на беду:
Я молча по Литейному иду,
А вошь в бобрах – идёт за мною следом.
Эрлих шёл, помахивая портфельчиком,
как вспомнил, что забыл портфель...
*
Эрлих:
- «С Невского я вернулся вторично: забыл портфель...»
*
... нет, нет, не портфель забыл Эрлих –
паспорт Есенина.
Даже в такой мелочи – ложь.
Но эта ложь ещё понятна –
чтобы долго не рассказывать,
как Есенин написал ему доверенность на получение 640 рублей
и завтра утром Эрлих должен получить эти деньги,
а без паспорта Есенина ему их не дадут...
*
... Эрлих вернулся.
Дверь не закрыта на ключ.
В номере темно.
Есенин спит...
*
... да вот не тут–то было.
Эрлих:
- «Ушакова уже не было.
Есенин сидел у стола спокойный, без пиджака, накинув шубу, и просматривал старые стихи.
На столе была развернута папка.
Простились вторично....»
*
... значит, по Эрлиху, около 20.30 Есенин, так и не поспав,
вовсю бодрствует и пишет стихи.
И Устинов, «сверив часы», уже час, так и не пришёл его будить около 19.30.
А Устинова не суетится с закусками и не вымыла тарелок.
А как же писатель Сергей Семёнов? –
от уже должен был притопать со своим запретным самогоном...
*
... Устинова говорит, что Есенин уснул,
Лазарь Берман сказал, что Есенин спал с хабариком,
Вацлав Скальский (со слов Устинова) уверяет, что Есенин лёг поспать –
И только у Эрлиха – Есенин не ложился...
*
... сейчас почему–то принято считать,
что версия убийства Есенина родилась в перестройку,
время развала страны, всего и вся, разгульное
