В горящую избу войдет...

-Пожар! Помогите! Пожар! - пронзительный женский крик расколол ночную благодать летней ашхабадской ночи.
Тревожный крик мгновенно вывел меня из полусонного состояния, в котором я сомнамбулически торил путь из воинской части в свою общагу. Состояние это навеял на меня полковой замполит полковник Ласьков, величайший зануда и старая скотина. Свои мерзопакостные занудные лекции он устраивал ночью, часов в десять. И растягивал их на два-три часа. Тема была почти всегда одинакова: Горбачев, перестройка, планы партии на следующий, 1988 год. 
Моя истомленная душа отвечала на невиданное издевательство мгновенно: как только Ласьков открывал рот, я закрывал глаза. И безмятежно дрых, пока эта старая сварливая сволочь не замечала мой храп. 
И сегодня ночью я брел, убаюканный ласьковской лекцией, на автопилоте. И пробудился только от пронзительного тревожного женского крика. Остановившись, я начал крутить головой:
"Где это? Что там?"
И сразу впереди по курсу, метрах в тридцати от меня, раздался сильный взрыв. 
Из окна на первом этаже двухэтажки с противным звоном и визгом вылетели стекла. 
Следом - страшный огненный вихрь. 
И - ужасный смертельный гул!
Жуткий этот гул сразу воскресил в памяти гигантский нефтяной пожар на побережье Каспия. 
Оказался я там совершенно случайно, проезжая из Гасан-Кули в Небит-Даг. 
Но, завидя огромный огненный столб над буровой вышкой, выскочил из машины. 
Очень хотелось сфотографировать поближе.
Но близко подойти было невозможно: грозно урчащий огромный факел зловеще, как из преисподней, гудел, а песок пустыни начал плавиться от жуткого жара!
Ну а здесь-то чего? Откуда страшный огненный вихрь?
-Помогите! Горим! - опять закричала женщина. 
Её истошный надрывный крик тонул в утробном реве жуткого огненного смерча.
"Пожар в квартире! - мелькнула мысль. - "Но как туда зайти?"
В голове нежданно и назойливо зажужжало некрасовское:
"В горящую избу войдет!"
Да уж, войдешь тут! Похоже, вся квартира в огне!
Но живые есть, раз кричат! Где они?
Взгляд мой уперся в горизонтальную форточку-фрамугу, расположенную на уровне человеческого роста. Все пятиэтажки этой конструкции снабжались ими для вентиляции ванных комнат.
"Ага! Из ванной крик!" - сообразил я. - "Спрятались от огня. Только бы закрыли щели мокрой тряпкой!"
Заслышав детский плач, я крикнул:
-Там дети? Бросайте в форточку! Быстро! Я поймаю!
В темном зеве фрамуги появилось белое ревущее пятно.
Мне в руки упала маленькая девчушка. 
Потом так же удачно десантировался и мальчонка лет пяти.
Отправив испуганных детишек под деревья, я заорал, перешибая страшный звериный вой близкого огня:
-Теперь мамаша! Давай лезь! Быстро!
Когда из форточки появились руки, я ухватился за кисти и начал тянуть.
Времени оставалось очень мало! 
Огненный вихрь бушевал невдалеке, через одно окно. 
Но окно рядом было еще цело. 
От него тянуло жаром и готовностью лопнуть в любую секунду.
"Лупанет, тогда нельзя будет рядом стоять! Надо ускоряться!" - сообразил я. 
И, уперевшись ногой в стену, потянул женщину ещё сильнее.
Рывок! Ещё рывок!
Мне удалось вытянуть погибающую только наполовину! 
Дальше, как я ни упирался, ничего не получалось.
Женщина издала сначала слабый писк, похожий на кошачий, потом громко испуганно заголосила.
-Терпи! Спасать надо! Окно соседнее вылетит, тогда поздно будет! - взревел я.
Упершись в стену двумя ногами, я рванул ещё сильнее.
"Таз застрял!" - мелькнула мысль.
И вспомнился, очень некстати, анекдот про Чапаева. 
Как Анка застряла, убегая от белых. 
И кричала, дура, что таз застрял. 
Чапаев ей: "Ты бы корыто ещё взяла!" 
Пока я поминал Чапаева, произошло страшное.
Закрыв от натуги глаза, я тянул, не обращая внимания на дикие крики, женщину из форточки. 
И не увидел, как рвануло соседнее расплавленное окно.
Удар по моей голове оказался такой силы, что я потерял сознание.
-Бум! Бум! Бум! - набатный звон раскалывал всего меня целиком. 
Перед глазами плыли красные кровавые кошмарные круги.
Очнулся я, видимо, нескоро.
Пожар уже не бушевал. 
Рядом со мной на каком-то топчане сидели две женщины. 
Одна, постарше, прижимала к себе другую. И гладила по голове. 
И что-то шептала.
-Что, пожар потушили? - разлепил я, кривясь от боли, запёкшиеся губы.
-Какой пожар? - удивилась старшая.
-В квартире.
-Какой квартире? - вскинулась она.
Хм! Голос ее показался поразительно знакомым. 
Однако звон в ушах мешал сосредоточиться и вспомнить.
-Вашей квартиры! Я ж спасал женщину! - удивился я.
Посмотрев на молодую женщину, спрятавшую лицо на груди старшей, я уточнил:
-Вот её спасал! Из форточки тащил, не мог вытянуть. А потом окно рядом взорвалось. Контузия у меня!
-Ага! Ты, оказывается, меня спасал! - повернула ко мне голову молодая.
"Бай-бов! Это ж моя любимая жинка Леночка!" - дошло до моей глупой башки. - "Странно! Что она здесь, на пожаре, делает? Ночью!"
Отодвинув тяжелую чугунную сковороду, лежащую рядом, старшая вздохнула:
-Петро! Ты действительно не помнишь? 
"Вах! Это ж моя родная мама! А она здесь, в Ашхабаде, каким чудом?" - заскрипели шестерёнки моего несмазанного мозга.
А вслух я спросил:
- Мама! Ты что, в Ашхабад приехала? А когда?
Мамин голос был полон укоризны и тревоги:
- Петро-Петро! Ты  - у меня дома, в Островской! В отпуске. Вы с Леночкой ночевали здесь, во дворе. На топчане. Среди ночи слышу, дочка кричит. Сильно кричит. Я и выскочила, прихватив сковородку. Леночка кричит, а её тащит за ногу какой-то мужик. Ну, думаю, маньяк напал. Я и тюкнула маньяка! А это ты оказался. Тебе что, пожар снился?
Покосившись на тяжелую сковороду, я подумал:
"Такая теща коня остановит, в горящую избу войдет! Хорошо, живой я остался!"