Наваждение

         

    
      Летним днем Алёна вместе с Лидой и Раисой гуляли по Платановой аллее. Перед отъездом домой они решили прогуляться в последний раз по знаменитой аллее. Здесь, в отличие от других мест не так ярко светило солнце, было прохладно и можно не спеша идти. Постепенно их сумки наполнялись вещами.

 Наконец они вышли на привокзальную площадь, где находился стихийный продуктовый рынок. Алёне почему-то захотелось купить фрукты, которые зазывающее красиво лежали на прилавке. Трудно было пройти мимо них, не попробовав такие сочные плоды. 

Выбрав три нектаринки, расплатившись за них, Алёна пакет с фруктами положила в сумку, а сдачу оставила в руке, кошелек бросила в сумку. Она заспешила вслед за подругами, которые ушли вперед. 

Алена остановилась и взглядом стала искать подруг. Навстречу ей шла толпа молодых цыганок. И вдруг у Алёны закружилось  голова. Она шла как в тумане. Голова стала тяжёлой, мысли путались. Она остановилась, встряхнула головой, смахивая с себя тяжесть в голове.

 Через некоторое время она догнала подруг, а затем они вместе зашли в маршрутку. 
– Ты где потерялась? – спросила Лида, – мы из-за тебя пропустили одну маршрутку. 
– Да, купила нектарин и ещё, когда шла через какую-то толпу цыган, на минуту стало плохо, – ответила Алёна. 

Нужно было заплатить за проезд и Лида предложила: «Давайте соберем деньги и передадим за проезд». Алёна достала кошелек, но он оказался пуст. Не оказалось денег и в самом пакете, хотя она пересмотрела все вещи, вытащив их из сумки. 

– У меня вообще денег нет, хотя оставалась сдача с пятисот рублей, – сказала Алёна и продолжила, – когда я проходила через толпу, мне стало плохо. Я помню, что приглушенно слышала какие-то голоса, приказы.

 Местная жительница, сидевшая рядом, слышавшая разговор подруг, заметила: – Да, здесь возле вокзальной площади толпами ходят цыганки и гипнотизируют отдыхающих. У них сильный гипноз. 

– Вспомнила, – сказала Алёна, – мне приказали: «Выбрось деньги! Выбрось деньги! Выбрось, выбрось деньги!» 
– А я считала, что гипнозу не поддаюсь, – тихо добавила она, – какая я же оказалась дура. И ей стало обидно, что никто не возражал и не успокаивал.