"Идеал" моей бабули

- Крем мне купи в городе! - окликнула меня любимая бабуля Уляша, когда я собрался ехать в ближайший городишко Михайловка.
В этом провинциальном пыльном городишке я имел неосторожность учиться в профтехучилище. Пытался, стало быть, получить звание мастера сельского строительства. Учился в городе я пять дней. А два выходных проводил в станице, у родной бабы Ули.
Надо признаться, станичные магазины сияли девственной чистотой прилавков. Акромя выложенных в пирамиды консервных банок - с дешевой невкусной рыбой - там не было ни одного растения по имени хрен.
-Крем? Обязательно куплю! - с готовностью откликнулся я на просьбу любимой бабули. - А какой именно? Крем-то как называется?
Бабуля удивленно наморщила морщинистый лоб и насмешливо протянула:
- Петькя-я-я! Ты чяво, ня-я знаишь, что ля?
-Не знаю! - честно признался я, потому как в магазинах даже не смотрел в сторону немногочисленных косметических приспособ и красот.
-Ну чяво такое! - усмехнулась бабуля. - Чяво там знать? Цвяток такой. Ня знаешь, что ля? А ишо ботаник!
Ботаником меня прозвали за то, что все свое времечко я проводил за ботаническими экспериментами. Вопреки суровым лютым волжским морозам и жарким летним буранам я пытался выращивать диковинный грецкий орех и персик, лиственницу и сибирский кедр. А зимой пытался радовать школьных девчат ландышами, выращенными прямо в хате.
С учетом того, что все ботанические труды Линнея и других мудрых людей мною были тщательно изучены, никакого труда вспомнить название цветка бабы Ули не было.
-Цвяток ня помню! Но першая буква - "э"! - гордо сообщила моя бабуля, расправляя часть своих морщин.
- А, понятно! - радостно воскликнул я, поражаясь своей гениальности. - Эдельвейс!
-Ня правильно! - остудила мой пыл бабуля.
И тут я сообразил, что мой ботанический гений с треском проигрывает обычной сельской бабушке. Бабушке, которая ввиду революции и Гражданской войны не окончила даже пяти классов.
До революции 1917 года она проживала в заброшенном хуторе Плотников. А там ни школы, ни церкви не было и в помине.
Единственной школой была тяжелая и жестокая крестьянская жизнь. Из этой школы Ульяна запомнила лишь один жестокий урок: как убивали мелкого воришку, застигнутого на месте преступления.
Ну а книжек на хуторе отродясь не водилось.
Книги появились в жизни Уляши позже, когда выдали ее замуж в станицу Березовскую. Но особой грамоте эти книжки не научили.
А зачем, ежли суровый станичный быт этой книжной грамоте ничуть не способствовал?
Впрочем, быт этот остался таким же сурово-нудным и поныне.
Каждое лето надо было разводить посреди двора "круг" и замешивать там глину и солому. И мазать этой настойкой стены хаты. Затем намешивать коровье говно с глиной и еще чем-то, и мазать этой настойкой стены. Ну а потом наносить побелку.
Нудное, скажу я вам, это ежегодное занятие!
Было еще одно, каждодневное, нудное занятие - готовить на коптящей керосинке пищу. Пока сваришь щи аль суп, уже надо ужин готовить. И сразу - воду греть для мытья посуды. Кошмар!
О стирке в корыте, с хозяйственным мылом и специальной рифленой доской, я уж не говорю!
И так - ежедневно от революционного смертоносного  1917 года и по нонешний социалистический 1981 год.
В хате бабушки Ули не было ни телевизора, ни даже холодильника. Такой вот социализм с человеческим лицом!
Единственное отличие - внуки тех революционных людей окончили 10 классов и стали умными-начитанными. Такими, как я.
И что?!
Сельская полуграмотная бабушка бьет мои десять классов?!
Где она, сермяжная правда? Позор-позор! 
На букву "э", как ни напрягал я мозги, ничегошеньки не лезло! Наоборот, лезли слова, мешающие истине: "Эрмитаж, этаж, эклер".
Тьфу! Какой стыд-позор!
Смахнув пот с глупого своего лба, я сел на старинный казачий сундук. Наморщил свой юный глупый лоб.
И решил зайти с другого бока. Коль скоро бабуля не помнит названия цветка, надо самому вспомнить, какие крема я видел в магазинах.
Их, этих кремов, в городских магазинах было всего-то два вида. Уже легче!
Напрягая извилины, я пытался вспомнить эти таинственные диковинные названия.
Но! Как ни дымились мои гениальные юные мозги, как ни сыпались из них огненные искры, ничего на букву "э" не выплывало.
- Бабуля! - глядя на часы и понимая, что могу опоздать на автобус, горестно воскликнул я. - На букву "э" нет никакого такого крема!
-А чаво такое? - насторожилась бабуля. - Ня хошь пакупать, так и гуторь!
Вставая с казачьего сундука, я обиженно сказал:
-Ну нет на букву "э" крема! Нет! Может, любой другой купить? Какая тебе разница? Все равно ты одним-единственным одеколоном пользуешься - "Тройным". И то для сугрева больных суставов, не для аромата.
Бабуля насторожилась. И начала соображать, не дразню ли я, как обычно, ее для обычных усмешек.
Надо сказать, я действительно любил дразнить ее, чтобы вывести на неподражаемые смешные ругательства.
-Кивилишь меня? - настороженно спросила бабуля.
И тут же гневно выкрикнула одно из своих любимых прозвищ:
-Ах ты гавно сабачье!
В другое время я бы посмеялся от души. Но сейчас я кивилить (дразнить) бабусю не собирался. Надо было спешить на автобус.
-Давай я любой крем куплю! - сказал я. - Если не подойдет, на следущей неделе другой куплю. Хорошо?
-А какой?
-"Идеал" есть. Я видел. Подойдет?
-Чяво бряхал-то? Ня знаю - ня знаю! А гутарил - крем "Эдиаль"!
Меня осенило:
-Так тебе крем "Идеал" нужен"?
-Вот приглупетый! А я про чаво? Я ж гуторю русским языком - "Эдиаль"!