17 Реабилитация. Жизнь должна доставлять удовольствие

            Особенности рыбалки в якутских условиях таковы, что уж если есть клёв, то ловится рыба до тех пор, пока есть чем прикрыть жало крючка. Ветер потихоньку забирал к западу, где сквозь пелену дыма на горизонте прорисовалась узкая тёмная полоса грозового фронта, и в преддверии непогоды рыба только что сама на берег не выскакивала.
            Взбрендило же кому-то обозвать «сорными» породы рыб, преобладающие в местных водоёмах – окуня, ельца, сорогу, ерша, налима и щуку! Да любая свежая рыба, приготовленная хоть в каком виде, даст сто очков форы главенствующим в городских магазинах дорогущим рыбным заморозкам, пролежавшим незнамо сколько времени, в которых льда не меньше, чем рыбной продукции, да с такими наименованиями, что и выговорить-то их вслух неприлично. А уж самому добывать её – ни с чем несравнимое удовольствие!
            За забросом незамедлительно следовала поклёвка. Прогонистых ельцов сменяла мясистая сорога. Разгоняя их, налетали шустрые окуни, в затишьях королевские ерши изгибались дугой на крючке – «рука бойцов колоть устала», и быстро истощался запас червей и опарышей в банках.
      - А у нас тоже поймалось! – Младший сын с гордостью продемонстрировал лениво извивающегося налима, самого крупного из выловленных на донки, с трудом удерживая его двумя руками.
            Лёгкий ветерок космами гонял остатки дыма лесного пожара над поверхностью реки, ставшие чётче окрестности вместе с безоблачным небом множились отражением в воде и радовали глаз – лепота!

            Вот как и где надо проводить социальную реабилитацию, причём, одновременно и участников боевых действий и детишек – в совместных трудах на лоне природы, подале от благ цивилизации!
            Как же соскучились ребятишки по мужскому руководству и вниманию! Как просветлели лицом от одного их присутствия воины, которые в силу беспокойной профессии либо лишились семьи, либо не могут себе её позволить! И с каким удовольствием они все вместе предавались простому и понятному, а потому самому мудрому и правильному делу – добыче хлеба насущного! Не портили этого удовольствия даже тучи мошки с комарами и ощутимо жалящие оводы, мазями от них никто не стал натираться, а в горячке процесса и накомарники все поснимали.
            Особо надо отметить облагораживающее воздействие детей на мужское общество – суровые мужчины и друг друга одёргивали в «величии и могуществе» русского языка и сами проявляли редкостное терпение и сдержанность.
            Младший сын, войдя в раж, пропеллером раскручивал донки над головой перед забросом в водоём. И как ни уклонялся-пригибался Гриша, а схлопотал-таки по черепушке свинцовым грузилом, отлитым в столовой ложке, но не сказал ни слова, а только крякнул, потирая ушибленное место.
          Володя, свесившись по пояс за корму лодки, стравливал шнур верхнего подбора сети, щурился от брызг, которыми вовсю поливал его старший сын вырывающимися из воды вёслами, и терпеливо поучал: Спокойно, тёзка… Левым табань… Правым греби…Стоп.…Вперёд.
            Валентин, следовавший Пашиным командам: Подай ключ… Держи… Крути, - второпях уронил ему на ногу какую-то увесистую железяку. Паша зашипел совершенно по-кошачьи и поскакал на одной ноге вокруг УАЗа, аки тот пушкинский кот учёный по златой цепи на Лукоморье, вместо сказок-песенок приговаривая замершему в испуге Валентину: Ничего-ничего…
            Великое благо в любом коллективе – грамотный кашевар! Давно уже дразнил ноздри аромат жареного мяса, и раздался, наконец, призыв Виталию одного из воинов, тоже не терявших времени даром у костра:
      - Командир, надо бы перекусить, пока шашлык не остыл.
            Клёв слегка пошёл на убыль. Закончив ставить сети, причалили к берегу мокрые с головы до ног два тёзки. К тому же, Паша в ультимативной форме стал требовать у кашеваров, чтобы они немедленно бросили свои обозные дела и помогли ему снять задний мост УАЗа. По команде Виталия поместили весь улов в устье ручья, предварительно добыв из налимов печень, прихватили две бутылки охлаждённой водки и гурьбой двинулись к лагерю.
            На столе притягивали взгляд шампуры с сочной в меру подрумяненной бараниной, высилась горка свежих овощей и зелени, лежал крупно нарезанный хлеб, стоял ведёрный чайник с чаем, заваренным со смородиновым листом, судя по аромату – да целую цистерну можно выпить под такую закусь!
            Но Виталий, как и прошлый раз, налил водку до половины в пластиковые стаканчики и только гранёный стакан опять наполнил до краёв. Заметив моё недоумение, негромко пояснил:
      - Паше будет в самый раз – после второго стакана завалится спать минут на триста и будет после того свеж, как огурец на грядке.
            Именно так Паша и поступил – подошёл, вытер о комбинезон замасленные руки, сказал:
      - Жарко сегодня, - выпил водку в те же три глотка, снял с шампура кусочек шашлыка и, сонно жуя его на ходу, отправился к УАЗу, где и завалился спать.
            Виталий поднял свой стаканчик со словами:
      - Ну, будем здоровы. - Выпили, закусили бутербродом из максы (мелко надрезанной и присоленной свежей налимьей печени), и долго после этого были слышны хруст овощей и стук челюстей во славу чревоугодия. Прервались только на короткий тост Виталия:
      - Третий, - под который стоя, молча и не чокаясь, помянули павших.

            Коллектив – великая сила. Экую прорву харчей извели, а ведь всего лишь перекусили! Подкрепившись, с возросшим энтузиазмом вернулись к рыбоужению. Бросив полный сожаления взгляд в сторону УАЗа, присоединился к рыбакам и Валентин. Только кашевары, подтвердив свою врождённую склонность к кулинарии, не поддались страсти добычи. Прихватив ножи и освободившуюся от шашлыков кастрюлю, отправились они к устью ручья и занялись чисткой рыбы для грядущей ухи.
            Поскольку претендентов ловить на удочки было предостаточно, мы с Виталием взяли по спиннингу, перебрались на другой берег ручья и пошли вниз по течению реки, куда несло из ручья чешую и рыбьи потроха. И не прогадали.
            Привлечённые запахом речные хищники с одинаковым успехом обманывались что колебательными, что вращающимися блёснами. Виталий на крупную «колебалку» таскал мелких окуней, а у меня на маленькую «вертушку» попадались особи покрупнее, включая и три экземпляра весом более килограмма, тёмно-коричневого цвета, с жёлтым брюхом и еле различимыми поперечными полосками на боках. Паритет был восстановлен после того, как Виталий сперва добыл щуку с метр длиной (при вываживании очередного окуня хлопнула его вместе с блесной), а следом и налима. Зато мой улов украсили сиг и ленок…
            На донках время от времени срабатывали сторожки. Ребятня, израсходовав червей и опарышей, пустила в ход подручные наживки на удочки – пойманных в траве кузнечиков, сбитых оводов и глаза выловленных рыб – и продолжала таскать окуней так, что Гриша еле поспевал складировать их в садок. Володя со старшим сыном, проверив сети, вернулись с богатым уловом – кроме ельца, сороги и окуня в мелкоячестые сети попались небольшие пелядки и ряпушка. В крупноячеистую сеть угодила пара сигов и три щуки.

            Продолжалась эта рыболовная идиллия лично для меня, пока не послышался стрёкот авиадвигателя и не появился неподалёку в небе «кукурузник». Кругами набрал высоту самолёт Ан-2, стали отделяться от него тёмные на фоне небесной голубизны силуэты парашютистов, раскрывались над ними парашюты в форме летающих крыльев ярко-оранжевого цвета, запоздало доносились хлопки раскрытия, похожие на звук вспыхнувшей газовой конфорки.
      - Лесоохрана прыжковые часы вырабатывает, - пояснил Виталий. – По всему району больше семидесяти очагов пожара площадью в сотни гектаров, бесполезно даже и пытаться тушить. Вот и выполняют план прыжков и самолётовылетов у себя на базе.
            Припомнились другие его недавние слова: Никакая медкомиссия больше не допустит тебя,…- и всё настроение пропало. Кроме неба слишком многие земные профессии, в особенности связанные с лесом и речкой, оказывались недоступными мне по состоянию здоровья.
            Виталий между тем с горечью продолжил больную для него тему:
      - За какие-то шестнадцать лет всё перевернулось с ног на голову. Вырос народ – раньше всё было по плечу, а теперь по поясок стало. Как сбесились все, одни только деньги на уме, и гори огнём всё и вся. Вот и горит… В бою намного проще - там сразу видно, кто есть ху. А сейчас в мирной жизни даже в тех, с кем в одном окопе сидел, нельзя быть до конца уверенным. - В сердцах с такой силой дёрнул он удилищем спиннинга в ответ на поклёвку, что только губа окуня осталась на тройнике вылетевшей из воды блесны.

            Трудно было с ним не согласиться. Но начался бедлам не с «перекройки», а гораздо раньше, на мой взгляд. Ещё в начале 70-х годов под партийный клич: «Всё – во имя человека! Всё – во благо человека»! – так рьяно кинулись "человеки" тащить под себя блага, что только относительная строгость тогдашнего законодательства сдерживала воровство, обуявшее абсолютно все слои населения державы.
            Знакома и другая сторона той же медали. Власть, богатство, слава – три ипостаси мнимого земного рая - хлеще едкой кислоты проверяют каждого на прочность. И на моей памяти не один достойный человек превращался в полное ничтожество, возжаждав наград-почестей, поддавшись чинам-званиям, уверовав в собственные геройство-величие и сделав их основным источником своего благосостояния. Просто невероятные метаморфозы иной раз приходится наблюдать.
            То вдруг деятель, всю свою трудовую жизнь прозанимавшись парт-политработой (при которой, как известно, «рот закрыл – рабочее место убрано») начинает учить-проповедовать, как правильно верить в Бога, чуть ли не левой рукой крестясь при этом.
            Другой, дослужившись «вертухаем» в зоне до немалых чинов, посвящает всего себя без остатка разоблачению зверств «кровавого сталинского режима».
            Третий, дожив до седых волос, вспоминает о своём дворянском происхождении и начинает трактовать о том, как он в трёхлетнем возрасте в Белоруссии героическим образом пытался накормить колонну пленных фашистов, сознательно выпуская на улицу кур из курятника.
            Заслуженный офицер, по поясок увешанный орденами-медалями, припоминает всё недоданное ему по его заслугам Советской властью, включая новые брюки в десятом классе школы.
            Народный артист, игравший в кино только положительных советских персонажей и удостоенный немалых наград-премий за это (фраза сыгранного им генерала: «Всё, что могу», - стала классической в армейских кругах при награждении непричастных и наказании невиновных), во всеуслышанье обзывает «коммуняками» тех, из чьих рук он с благодарностью принимал звания-почести.
            Всемирно известный учёный, катавшийся сыром в масле за изобретение атомной бомбы, становится неукротимым поборником гражданских прав и свобод.
            Тот же самый штабной чин, который в дремучие советские времена требовал моего исключения из партии за отказ голосовать за совершенно неизвестного мне