– Всё, достаточно! – режиссёр местного драмтеатра Ефим Львович Борецкий оборвал на полуслове молоденькую, коротко стриженую актрису, претендующую на главную роль в новой пьесе.
Затем он задумчиво прошёлся туда-сюда по сцене и, потирая небритый подбородок, сокрушённо произнес:
- Послушайте, золотце, – не ваша это роль. Не-ва-ша… Она требует максимального перевоплощения в героиню, а вы сидите в своей скорлупе и уже который день не можете проклюнуться. Так что, извините.
Актриса стояла, опустив голову и теребила в руках текст роли. Потом подняла печальные глаза на режиссёра и с мольбой прошептала:
– Пожалуйста… мне нужна эта роль… это моё… я справлюсь!
Но, Ефим Львович был непреклонен.
И пусть время поджимало – пьеса уже была включена в репертуарный план года – к подбору артистки на главную женскую роль он был очень придирчив. По сценарию героиня должна быть бойкая, подвижная и эффектная натура, а эта недавняя выпускница, по его мнению, до образа не дотягивала, явно.
Ефим Львович, вроде, даже с жалостью взглянул вслед понуро уходящей претендентки, но тут же повернулся к помрежу: « Ну, кто там ещё?»
Вечером того же дня в квартиру режиссёра позвонили.
– Здравствуйте Ефим Львович! Я к вам всего на минуточку, – защебетала с порога миловидная дамочка с ярким макияжем на лице и в дымчатых очках в модной оправе, - пройти позволите?
– Эээ… А вы, извините, кем будете? - поинтересовался режиссёр, жестом предлагая пройти в квартиру.
– Спасибо большое, Ефим Львович, – дамочка прошла в комнату и положила на стол пухлую папку. Затем она поправила роскошные белые волосы, свободно спадавшие на плечи, приветливо улыбнулась и представилась:
– Лионелла Витальевна. Но можно просто Нелли. Понимаете, Ефим Львович, в нашем жилуправлении с недавних пор я отвечаю за внешний вид придомовой территории. Оформление цветочных клумб, лавочки, мусорные контейнеры и ещё много-много чего! У меня специальное образование и я знаю в этом толк! – гостья прошла на середину комнаты и вскинув руки, воскликнула:
– Вы даже не представляете, как мы преобразим наш двор! Это будет торжество архитектуры малых форм и ландшафтного дизайна, – сыпала профессиональными терминами Лионелла Витальевна, – а начнём мы с фонтана! Он будет как раз напротив вашего подъезда, дорогой Ефим Львович. Представляете, выходите из душной квартиры и сразу попадаете в прохладу исходящую от упругих струй! А над ними – радуга! – дамочка блаженно сомкнула густо накрашенные ресницы и распростёрла руки, словно сама попала под волшебное омовение падающей воды!
Ефим Львович поймал себя на том, что он почти восторженно смотрит на девушку. Ему в ней нравилось буквально всё – и свободная манера держаться, и особая пластика в движениях рук. Даже макияж, который в начале показался обильным и вульгарным, сейчас вполне соответствовал экспрессивной натуре хозяйки. И ещё ему с грустью подумалось, что во всей его театральной труппе не найдёся артистки с такими великолепными данными.
– Ну, хорошо, – наконец режиссёр улучил момент, чтобы вставить и свои два слова в пылкий монолог неожиданной гостьи, – а от меня что, собственно, требуется?
– Самая малость! – Лионелла Витальевна извлекла из папки два листа бумаги, на которых уже стояли столбиком подписи, и ткнула алым ноготком мизинца в нужное место, – вот здесь распишитесь, что согласны с установкой фонтана, а в другой ведомости я распишусь сама, что приняла у вас первый взнос на установку нашего замечательного сооружения. Всего ничего – тысяча рублей! Думаю, что сумма вполне демократичная, – она сделала брови шалашиком и протянула шариковую ручку.
Ефим Львович без колебаний поставил две свои витиеватые подписи и вручил тысячную купюру.
- Вот, и все дела! Осталось только утвердить и можно приступать к работе, - удовлетворённо сказала гостья, аккуратно складывая бумаги в папку. Прощаясь, она с такой благодарностью посмотрела на режиссёра, что Ефиму Львовичу даже стало как-то не по себе.
Потом, прежде, чем закрыть дверь за Лионеллой Витальевной, он полюбовался её стройной походкой, которой она проследовала к лифту, и вдыхая, оставленный на прощание тонкий аромат духов, вздохнул: «Эх, и что не актриса? Как бы она пригодилась сейчас…»
На следующий день в театре всё шло, как всегда – репетиции, прогоны, гастрольные планы. Но ещё в голове занозой сидела прежняя забота – кого же утвердить на главную роль пьесы…
И вот, ближе к обеду, к нему в кабинет, – уже в который раз! – вошла вчерашняя отклонённая претендентка.
Режиссёр, чтобы не тратить впустую время, решил сработать на опережение и с мольбой произнёс:
– Девушка, милая, не мучьте вы ни себя, ни меня! – сколько раз уже повторять, что не ваша это роль… Не ваша! Саму себя легко играть, а мне нужно пе-ре-воп-ло-ще-ни-е! Он произнёс это по слогам и, даже, с некоторым раздражением.
– Ну, хорошо, – неожиданно легко согласилась девушка, – нет, так нет!
Она подошла к столу и положила конверт, который держала за спиной, и не спеша пошла к двери. Ефим Львович заглянул в него и, увидев внутри тысячную купюру, взревел:
– Стойте! Немедленно заберите свой конверт! Вы знаете, как это называется?
– Конечно, знаю, – это называется «фонтан не утвердили» – с улыбкой ответила актриса и вышла за дверь.
Когда она в буфете пила кофе, то краем глаза заметила, как вошедшая в зал помощница режиссёра, прищурив глаза, выискивала кого-то поверх голов. Актриса ни капельки не сомневалась, что этот взгляд остановится именно на ней…
