Мальтийские лебеди. Часть II. Глава 7. За кружкой чая

   Слова Роберта о событиях в предвоенной Европе показывали, что они сыграли в его жизни особенную роль. Кейт сомневалась, имеет ли она право спросить то, о чём хотелось, но всё-таки решилась:
    – Простите за откровенность, сэр, но когда вы показали фото встречи в Мюнхене, мне показалось, что в те дни вы уже знали – новая война неизбежна.
    Какое-то время Роберт изучал её взглядом, затем смутился и отвёл его в сторону, очевидно, Кейт затронула больную для него тему. Она попыталась объяснить свой интерес:
    – Возможно, у вас есть личный опыт, который помог бы разобраться с тем, что происходит на фронтах. Мне хотелось бы узнать и проанализировать то, с чего всё начиналось. Согласитесь, от этого зависит результат моей работы.
    – Согласен, – Роберт сделал глоток чая, но снова обжёгся и спросил: – Что именно вы хотите знать?
    Кейт осторожно начала:
    – Когда вы сказали: после победы над Германией нам придётся воевать с Советами, что вы имели в виду?
    Он собрался с мыслями и спросил:
    – Простите, как джентльмен я не должен об этом спрашивать, но какого вы года рождения?
    – Двадцатого – это есть в моём личном деле.
    – Изучение анкет сотрудников штаба обороны – прерогатива капитана Дэвидсона и других офицеров контрразведки, мне достаточно того, чтобы мои подчинённые хорошо выполняли свои обязанности, – отметил Роберт и слегка коснулся стоящей рядом чашки. Она уже немного остыла.

    – Ну, наконец-то… – он сделал несколько глотков. – У вашего чайного сбора не только изумительный аромат, но и превосходный вкус… – оценив напиток, Роберт перешёл к главному: – Надеюсь, наш разговор останется строго между нами, к общему делу он не имеет отношения.
    Кейт тоже отпила из своей кружки.
    – Разумеется, сэр.
    – Пока это лишь догадки, плюс личный опыт, – он ещё раз пригубил чашку. – Как только 1918-м году я окончил Королевское военное училище в Сандхёрсте и получил звание младшего лейтенанта, мне не терпелось скорее попасть на фронт. Но волею судеб я оказался в забытом Богом городке на севере России – в Мурманске...
    Начало рассказа заинтриговало Кейт – о России тех лет она практически ничего не знала.
    – Простите, что перебиваю, если не ошибаюсь, в восемнадцатом в тех местах уже разгорелась гражданская война.
    – Вы правы, между «красными» и «белыми» уже шли серьёзные бои.
    – Вы так хорошо знаете эту страну?

    Роберт всерьёз задумался:
    – Пришлось узнать, – пояснил он, мысленно возвращаясь в прошлое. – Как только в России к власти пришли большевики, на следующий день они издали «Декрет о мире» и обратились к воюющим державам с призывом к всеобщему миру без аннексий и контрибуций. «Благими намерениями вымощена дорога в ад» – то, что дальше произошло как в России, так и в остальной Европе прекрасно доказало это знаменитое изречение, – Кейт кинула вопросительный взгляд, и он проверил свои часы. – Если позволит время, я закончу свой рассказ, и вы поймёте мои слова. Вернёмся к России… В отличие от Антанты, Центральные державы** заинтересовались предложением «красных». Оно позволяло освободить часть сил и перебросить их на западный фронт, и в декабре семнадцатого года противник заключил с Петроградом соглашение о временном перемирии. Однако в руководстве молодой республике не оказалось единого видения ситуации. Каждый «тянул одеяло на себя», и дальнейшие переговоры быстро зашли в тупик. На линии фронта воцарилась ситуация «ни войны, ни мира». Пользуясь затишьем, солдаты российской армии, те, что симпатизировали большевикам, во время братаний с военнослужащими Австро-Венгрии и Германии делились с ними листовками и рассказами об идеалах социальной справедливости и всемирной революции. Вскоре в городах Центральных держав, по примеру предреволюционной России, начались голодные бунты и вспыхнули забастовки рабочих – противнику пришлось срочно принимать решительные меры. В начале февраля 18-го года Берлин подписал соглашение о сепаратном мире с Украинской народной республикой. После этого Германия начала действовать: на фоне действий генерала Корнилова на Кубани обвинила Петроград в пропаганде среди своих военных революционных идей и предъявила советской делегации ультиматум о заключении мира на своих условиях – отказ России от территорий по линии Нарва-Псков-Двинск. Восемнадцатого числа так и не дождавшись от Москвы вразумительного ответа, германские войска перешли в наступление. Советы оказались на краю пропасти: уставшие от войны солдаты русской армии, согласно решениям выборных комитетов, массово снимались с позиций и с оружием в руках уходили в тыл. Немецкий генерал Гофман писал о тех днях: «Мне ещё не доводилось видеть такой нелепой войны. Мы вели её на поездах. Сажаешь на вагоны горстку пехоты с пулемётами и одной пушкой и едешь до следующей станции. Берёшь вокзал, арестовываешь совдепов и офицеров старой армии, и едешь дальше.» Малочисленные отряды добровольцев из Красной гвардии пытались остановить неприятеля, но сделать этого, конечно, не удалось. В итоге к концу месяца Советы оказались в критическом положении, и наше правительство предложило помощь…

    Сказанное Робертом поразило Кейт:
    – Простите, помощь кому? Большевикам?
    – В те дни это не имело значения. В конце декабря семнадцатого года в Париже мы и французы уже разграничили зоны интересов в неспокойной России – каждый должен был занять наиболее важные районы, прежде чем те окажутся в руках неприятеля. И на наше счастье это удалось: в конце февраля контр-адмирал Кемп обратился к Мурманскому Совету с предложением принять части Антанты для защиты порта и железной дороги от возможных ударов немцев и «белофиннов».
    – И что из этого вышло?
    – Какое-то время большевикам было не до нас. Советы переводили Петроград на осадное положение и искали выход из сложившейся ситуации: к началу марта противник продвинулся на восток уже на двести-триста километров и оказался на подступах к столице. Учитывая обстановку, третьего числа «красным» пришлось пойти на соглашение о мире на условиях противника. Согласно заключённому договору русские лишались четверти европейской части бывшей империи, южное Закавказье и занятые за время войны районы Турции отошли туркам. Финляндия, Украинская народная республика и Прибалтийские области, ставшие Балтийским герцогством и Королевством Литва, признавалась независимыми государствами и перешли под протекторат Германии.
    – Неужели в Петрограде так легко сдали свои территории?
    – Конечно, нет, однако, иного выхода у большевиков не было. Они надеялись, что в ближайшее время в Европе вспыхнет пламя всемирной революции, и рабочие других стран, последовав примеру русских, также возьмут власть в свои руки.

    Кейт с интересом слушала Роберта. История из его уст становилась всё увлекательней. Было заметно – он хорошо знал, о чём говорил.
    – Поразительная легкомысленность, – оценила она услышанное.
    – Ничего подобного – показательный пример постреволюционного хаоса и легкомысленности, – жёстко отрезал Роберт, всегда придававший дисциплине особое значение. – Кстати, в те дни – в конце февраля восемнадцатого, Советам пришлось начать создавать свою, совершенно новую армию – РККА**, ту самую, что сейчас перемалывает на востоке вражеские дивизии. Но всё, что произошло в восемнадцатом, началось намного раньше.
    – Что вы имеете в виду?
    – Поражения в русско-японской войне и революция 1905-го года вынудили русских как можно быстрее подстроиться под вызовы современности. В стране появился выборный орган власти – Государственная Дума, и начались попытки преобразований. Со временем это, возможно, и принесло бы результаты, но Великая война*** не оставила Российской империи шанса на будущее… – он на секунду прервался и сделал очередной глоток чая.
    – В каком смысле?
    – «Брожение» либеральных настроений и активизация радикальной оппозиции на фоне затянувшейся войны привели Россию семнадцатого года к февральской революции. Пятнадцатого марта под давлением командующих фронтов и представителей Временного комитета Государственной думы император Николай II пошёл на уступки и отрёкся от власти. На следующий день брат царя Михаил Романов также добровольно отказался от трона. И назад пути уже не было – воюющая страна оказалась в руках различных центров управления: либерального Временного правительства и левого Петросовета… Ничего не напоминает?
    – Испания 36-го года, – поражённая точными деталями рассказа, тихо ответила Кейт.
    – Сходство есть, но не забывайте – испанцы не участвовали в Великой войне. Большевикам стоит отдать должное, они быстро сориентировались и, как только представилась возможность, взяли власть в свои руки. Так что опасения правых в Испании в 36-м оказались вполне оправданы – они уже видели, к чему приводит подобный бардак во власти… Но вернёмся к России. Первого марта восемнадцатого года, когда вопрос о мире встал для Советов ребром, в Мурманск из Петрограда пришла директива: «Принять содействие союзных миссий», и шестого числа в порту началась высадка наших частей.

    Кейт ещё раз с изумлением посмотрела на Роберта. Тот, наслаждаясь чаем, поймал её взгляд и постарался объяснить:
    – В Финляндии к тому времени уже шла своя гражданская война. При поддержке немцев «белофинны» могли сравнительно легко выйти к городу и взять северную гавань, – он сделал очередной глоток и продолжил: – Вот примерно так в конце июня я и оказался в России. К тому времени в Мурманске находилось уже около четырёх тысяч английских и нескольких сотен французских и американских солдат. Но это оказалось лишь началом. В августе того же года части Антанты высадились в Архангельске, где местные эсеры и «беломоры» взяли власть и объявили о создании Верховного управления Северной области. После этого всем, в том числе и Советам, стало ясно, для чего мы лезем в Россию, – на секунду Роберт замолчал и добавил: – Кстати, там же я встретился с нашим общим знакомым – Райли Дэвидсоном, младшим офицером, как и я.
    – Чем же вы там занимались? – также попивая чай, поинтересовалась Кейт.
    – Да чёрт его знает, – с раздражением ответил он. - Поначалу контролировали ситуацию, изучали регион, но после речи Черчилля, в которой он, как военный министр, призвал «задушить большевизм в колыбели», начали поддерживать Белое движение, заодно и вывозить из России всё, что можно…
    Она удивилась:
    – В каком смысле «вывозить»?
    – В прямом, – отрезал Роберт. – Как рассказал Дэвидсон, помимо компенсационных счетов по Великой войне за русскими числились и другие финансовые обязательства. К примеру, такие, как перед Парижским банкирским домом Ротшильдов, который с XIX-го века субсидировал строительство в Закавказье железных дорог и в лице различных Нефтепромышленных и торговых обществ занимался в России добычей нефти и производством керосина. Разумеется, после октябрьской революции дела иностранных дельцов пошли не так, как прежде, требовались компенсации убытков.
    – Что вы хотите сказать?
    – То, что вы поняли. Посудите сами: