-Егорка?! - зову я сынишку. - Егорушка, ты где?
Я вижу Егоркину макушку за ближайшей тумбой на перроне вокзала, но делаю вид, что мы «потерялись». Сыну нравится эта игра. И мне тоже. Встаю, иду «искать» в противоположную сторону. Он с воплем выбегает из укрытия, тычется носом в джинсы – нашёлся. Спустя минуту, снова исчезает, а я погружаюсь в воспоминания.
«Мне - шестнадцать. Я – маленькая, худенькая девчонка, и прозвища у меня два, Катя-галка и Катя-мышка. Галка потому, что я действительно похожа на худющую, длинноногую взъерошенную птицу. А мышка, потому, что маленькая, серенькая, в уголке прячусь и сухарики грызу.
Мне шестнадцать и любовь у меня приключилась необыкновенная. Зовут моего парня Егор. Он на год старше меня, взрослый и красивый очень. Как чёрт! Ну, не ангел же?
Какой из Егора ангел? Парень самый крутой во всем районе! Но заметил меня, Катьку-детдомовку! Подошёл на танцах, и я выдала! Танцевала так, что у всех парней челюсти отвалились.
И был у нас год сумасшедших свиданий, с букетами мокрой сирени, с одним на двоих бубликом и объятиями под дождем. Недавно он меня впервые поцеловал. Губы его пахли ванилином. Булки, что ли ел, от меня втихаря? Было смешно, щекотно и непонятно. Чего там се находят в этих поцелуях, какие там бабочки в животе? У меня ничего там крылышками не затрепетало.
Мне учиться надо. Всю жизнь мечтала быть воспитательницей в детсаде».
- Егорка! – сынишка снова куда-то запропастился. – Будь рядышком!
Опять эти воспоминания. Семь лет прошло, а я все возвращаюсь и возвращаюсь в то пресветлое лето.
«Егору скоро в армию. Я знаю, что буду ждать. А как же? Он, правда, не просил ещё меня об этом. Но сегодня скажет, точно! Потому, что он пригласил меня на свидание. На необычное. Он уезжал на неделю в Орёл и перед этим хотел сказать мне что-то очень важное. И назначил встречу на вокзале. У второго выхода, возле тумбы».
Достаю салфеточку, долго и тщательно вытираю яблоко, вытираю Егорке нос, и я снова в воспоминаниях о том июньском дне.
«Я стояла у тумбы полдня, вечер и ночь прихватила. Он не пришёл. Не пришёл! Я не могла прозевать никак. Ни на минутку не отходила. Мне очень хотелось «по делам», но терпела и ждала, а Егор не пришёл.
Потом училась. Тупо ходила на лекции, тупо смотрела в окно и думала: почему он не пришел? Он же любил меня! Булки за пазухой таскал? Таскал! На танцах ни одного мальчика не подпускал? Не подпускал! Букеты носил? Носил. И не трогал!
Однажды, правда, пригласил меня домой. И я пошла. Мама его была не против! Это было здорово. Ведь интернатских в округе не любили со страшной силой.
Она приняла. Чай поставила. В голубенькие блюдечки наложила джем. Потом ушла к соседке.
Я видела, как изменился Егор, как весь напрягся, подобрался. Мне-то уже не пятнадцать, год встречаемся, но я сжалась и не знала, что делать. Бабочки в живот… залетели.
Он пригласил меня на танец и дотанцевал до дивана. Но, увидев мои широко открытые вопрошающие глаза, просто осторожно опустил на диван и ушёл за соком. Не было у нас ничего. а могло бы. Пожалел.
На прошлой неделе ниточкой измерил мой пальчик. Просто играючи. А я то знала - купит колечко! Купит! А он не пришёл.
Почему-то шло время, а мне было только хуже. Как будто не существовало на земле других мальчиков? Для меня – не существовало.
Я устроилась дворником в больницу. Стригла кусты, мела дорожки и училась. Однажды увидела Антонину Егоровну. Егорову маму. Она выходила из лечебного корпуса, посмотрела на меня, и прошла мимо. Всё равно рванула следом за ней.
- Как Егор?
В ее глазах мелькнуло какое-то непонятное чувство, после чего сухо ответила:
- Женился, - и пошла, медленно, осторожно с худыми лопатками, выпирающими из серого, такого знакомого мне платья.
Женился…»
- Егорка, сыночек? Не убегай далеко, через десять минут посадка на наш поезд.
Егорка исчез из поля зрения незаметно. Ноги подкосились. Сынок! Вокзал, баулы, цыгане.
- Егор! - закричала я, как раненая птица! - Сыночек!
И… лицом к лицу столкнулась с Егором! С Егором из воспоминаний.
- Тут я! - ничего не поняв, ошарашено ответил Егор и спросил. - Сын пропал?
- Сын!
Егорка с диким воплем подбежал к нам и ткнулся мордашкой в мои руки.
- Мама, а я у аквариума был, там такие рыбехи! – показал руками, какие там большие рыбины.
Я обессилено села на лавку, где по обе стороны от меня стояли два Егора. Одному двадцать пять лет, другому – три. Оба – любимые. Оба - мои.
- Ты замужем?
- Ну, вот же, сын!
- А почему Егор?
- Да, потому что… - я невольно замолчала.
- Катя, а почему тогда не пришла? Я тебя ждал.
- Не ври, я до полуночи стояла, - посмотрела на него, как на врага. - Вот тут, у этого входа, у этой тумбы! Вот!
Он смотрел на меня, и бледность начала заливать его щёки
-Я тоже стоял... у тумбы. У другого входа, только с обратной стороны, с южной. Я ждал и ждал, ждал и ждал.
- А я тут вот, с северной! Ждала и ждала, ждала и ждала.
Объявили осадку на его поезд. Он растерялся, рванул за ручку чемодана. Потом полез в карман, достал визитку.
-Вот, держи! Ты позвони! Ты только позвони мне, я найду тебя! - и побежал к платформе, на ходу оглядываясь.
Потом вернулся, обнял, поцеловал как-то странно, в лоб. Стиснул Егорку и снова побежал.
Наш поезд отправлялся через пять минут. Я взяла сумку и потащила сынишку к своему составу. Визитка выпала из онемевших пальцев. Могла поднять ее, но не подняла. Могла и не подняла. Ветерок кувыркнул её раз, второй. Нам нужно успеть к седьмому вагону.
- Мам, а билетик?
- Нет, сыночек! Этот «билетик» в прошлое, а нам с тобой надо… в будущее.
Пыльно тут, что ли? Почему слёзы бегут? Почему не просто бегут, а катятся ручьём?
- Как дела? – муж Олег встречал нас счастливый и радостный, будто не видел не неделю, а год.
Мне сунул огромнейший букет и зацеловал Егорку.
- Ой, пап, мы лещей ловили, сеновал обживали, пироги лепили, - сынишка встрепенулся. - На вокзале мы встретили моего тёзку. Он дал маме билетик, а мама его потеряла. Очень плакала.
- А как звали дядю? – спросил Олег и посмотрел на меня странным взглядом.
- Так тоже Егором! Он сам подошел! – ответил сынишка, удивленный вопросом отца.
Я только пожала плечами. Что я могла сказать?
- Ладно, сынок, захотела бы мама, подняла бы билетик, правда? - Олег решил успокоить сына.
- Да, папа, - Егорка «солидно» по-взрослому кивнул головой. - Правда, захотела бы, подняла.
Ночью я заболела. Меня бил крупный озноб, а перед глазами стояли тумбы. С южной и с северной стороны перрона.
Один вокзал. Один день. Две жизни.
|
! ! !
