Когда в конце восьмидесятых впервые, первый и в последний раз, я оказался в Риге, больше всего меня тогда удивило, не кривые мощёные щербатым булыжником улицы в старой части города, и не Домский Собор с действующим на тот момент старинным духовым органом, и даже не музыка его в исполнении некой Лисичкиной по пятьдесят копеек с носа, а плавающие просто так и ни от кого не прячущиеся в самом центре парковой зоны, многочисленные утки и белые жирные породистые лебеди.
В каждом упитанном лебеде, по моим приблизительным оценкам, не скрываясь плавало меж фонтанов, не менее двадцати пяти, тридцати килограмм живого веса. А утки, те вообще шныряли бесчисленной тучной стаей. Это поразило меня больше всего. В наших краях ни одна тварь перелётная близ жилья человека не могла бы вот так в открытую появится.
А сейчас, что творится, толи мы зажрались, или просто перепуганные городскими нечистотами и автомобильным свинцовым выхлопом, брезгливые и через чур разборчивыми стали. Уткой никого теперь в парках по всей России не удивишь. Где это было раньше видано, чтобы белки сами в руки к тебе за едой лезли. Мир верх ногами перевернулся — дичь охотника боятся перестала. Голубей на суп давно никто не ловит. Разве такое мы себе представляли.
Нельзя, вот так взять сразу, и окончательно разрушить привычные нам представления и жизненные установки.
