Больше атомной войны начальники гарнизона, часто сменявшие друг друга, боялись свободного выезда. И если в других частях с этой напастью бороться было бессмысленно и бесполезно, все выезды не перекроешь, то в Монгохто очень даже запросто. Единственную дорогу от нас перекрывало КПП №1. Оно было километрах в трех от городка, зато все внутренние коммуникации, включая дорогу на кладбище, находились внутри, только запасной командный пункт (ЗКП), шикарно отделанный, находился за пределами.
Чтобы предприимчивые прапорщики не смогли договориться с собратом своим и выскользнуть на рыбалку, дежурным по КПП назначали офицера, а в помощь ему дежурного по ВАИ. Пропуска хранились у дежурного по караулам и выдавались по спискам, утвержденным командирами полков. Но и при такой сложной системе выпуска, каждый год кто-то умудрялся выехать без разрешения и тут же разбиться на мотоцикле или автомобиле. После этого его хоронили внутри, как уже говорилось, забора, и пропуск ему уже был не нужен.
Я, назначенный дежурным по КПП, и лейтенант Иван Затылкин, дежурный инспектор ВАИ, сидели внутри КПП и всячески ругали эту систему. Здесь было хоть и грязновато, но тепло и уютно. Я иногда выходил наружу, что бы убедиться в наличии моих дневальных, а Ваня, мстительно показав фигу в сторону комендатуры, где находился ненавистный всем прапорщик Парфенов, сказал:
- Та, хай он задавится, упырь вонючий, что бы я на мороз бегал, машины ему проверять и ловить. А он потом из командиров частей пользу себе извлекать будет.
Я подивился такому небрежению служебным долгом, но промолчал. И мне было плевать на коменданта и его прапорщиков. Но впоследствии оказалось, что чувство служебного долга не совсем покинуло Затылкина. Мы с ним поделили ночь и часа по четыре поспали. В шесть утра, я только продрал глаза, как в гарнизоне загудело. Мы не слышали сирены – далеко. Позвонил дежурный по караулам и сообщил, что объявлена тревога.
Я подтянул портупею, сходил, отлил и взбодрил своих дневальных, чье участие в предстоящих событиях ограничивалось подъемом и опусканием шлагбаума по моему или Ивановому приказанию. А Ваня вдруг забегал. Очевидно, объявление тревоги напомнило ему, что он офицер и тоже должен что-то при этом делать. Когда-то в древней Греции враги напали на родной город Диогена. Все бегают, суетятся, готовятся к отражению врага. И Диоген давай катать свою бочку туда-сюда. Его спросили, зачем он это делает? Диоген ответил: В эту тяжкую, для Отечества годину, я не могу оставаться равнодушным. Вот и Ваня вспомнил о своем служебном долге.
Минут через двадцать, после сигнала, к нашему КПП подъезжает Уазик начальника штаба полка подполковника Елбыздыкова. Я в это время оказался снаружи и, козырнув, приказал дневальному поднять шлагбаум. Но тут вмешался Иван и остановил дневального. Он подошел к машине, отдал честь и что-то сказал Елбыздыкову:
- Чито?! – не понял тот, – Ти с ума сошел?! Да?! Какая проверка рулевого управления? Ти видишь, я на ЗЕКАПЕ еду, сейчас командующий приедет, дакументи смотреть станет. Аткривай шлагбаум я тибе гавару! Да!
- Не сметь! – крикнул Иван дневальному. – Товарищ подполковник, выйдите из машины. Я должен проверить ее техническое состояние.
- Чито?! Ти мене вийди сказал? – руки подполковника забегали вокруг талии, в поисках пистолета,- Я тибе застрелу сичас. Сволочь такой! Я тебе такое техничное состояние покажу…
На Иваново счастье начальник штаба не взял с собой пистолет. Его бешеные глаза дико озирались по сторонам. Тут он увидел меня:
- Синицын! Дай мне твой пистолет! Дай сюда! Или…нет. Пристрели этого негодяя сам! Прямо тут пристрели! Я тэбэ покажу техосмотр!
- Пристрели… чего пристрели… Я свой долг… - испугано забормотал Ваня.
Я оттолкнул дневального и сам поднял шлагбаум. Иван уже не сопротивлялся. А подполковник, хотя и сел в машину и закрыл дверь, все еще ругался, бешенно жестикулировал и брызгал слюной на стекло. Когда машина уже тронулась, он открыл дверцу, встал на ступеньки и оттуда кричал:
- Синицын, все равно пристрели его! Обратно ехать буду лично проверю. Техническое состояние ему надо! Тут война, панимаешь… я дам тибе техническое состояние!
- Что будем делать? – посеревшими губами спросил Ваня.
- А ничего. Не лезь в бутылку и все будет тип-топ. На обратном пути еще извиняться будет.
И точно. Когда через три часа тревога пошла на убыль, подъехал Уазик Елбыздыкова. Он ласково улыбался так, что его усы, обычно густые, даже поредели, так широко он губы растянул.
- Чито, испугался, дорогой? Ну извини, извини! – он вышел из машины и похлопал Ивана по плечу, - Война, панимаешь… , лес рубят... Ты не обижайся. После наряда ко мне приходи. Я тебе спирт дам. Будешь после наряда отдыхать. А то «не пропущу, не пропущу». Или для ВАИ войны нет? Да? Ха-ха-ха-ы!
- Не вздумай прийти к нему, - сказал я, когда Уазик Елбыздыкова скрылся за поворотом, - Он все забудет и вместо спирта, за то, что небрит, например, может и на гауптвахту посадить. Правда, через час выпустит…., если вспомнит.
|
Езды, или езиды - есть такая национальность, раньше даже в паспортах её указывали.
Улыбался, когда читал.