Существует множество вещей, о которых мы можем сказать – это жизнь. Но ни одна из них не позволяет нам ощутить полноту этого процесса; впрочем, мы не против такого состояния вещей, при котором нам позволительно существовать хотя бы малой толикой себя. Когда-то возникнув, мы не переставая ищем путей к саморазрастанию – таинственная и необъяснимая «тяга к...». Когда-нибудь мы исчезнем, но не это омрачает наше пребывание в каком-то месте пространства. Переход к чему-то принципиально иному – есть прототип Великой Надежды. Но мы не успеваем этого осознать, а осознать когда-нибудь придется. Человек, что ты видишь вокруг себя? Себя самого. Кто ты? Сократ призывал: «познай самого себя». И ты познаешь окружающее? Среду? Животное осознает среду, ибо содержит ее внутри себя, как и все остальное. Не оно живет в мире, а мир в нем. Но при таком состоянии возникают проблемы с управлением. Именно поэтому животное управляемо средой, ведь оно не имеет центра управления и растворено повсюду. Повсюду! Черт возьми, не здесь ли кроется Великая Надежда, ограниченная нашей слепой Верой и погрузившаяся в мерзость и низость Любви, или того, что мы из нее сделали?, ведомые нашим прославленным центром управления, которым мы так дорожим и который на деле оказался самой удушающей тюрьмой за всю историю нашего вида.
Когда-то, впервые в мироздании, произошло событие, перевернувшее безраздельно царствовавшие законы космического пребывания неорганических субстанций. И вся эта история перестала быть космической, приобретя уникальность и неповторимость только на одной планете в ликующем Универсуме вечных и преходящих форм. Стало быть, «когда-то, впервые на этой планете...», жизнь, огромная непереносимая сила, эта плотная, живая, чудовищно массивная и невероятно динамичная глыба, короче, сама Жизнь, вплавилась в архаичный бульон почти органических молекул. Это была катастрофа мирового масштаба. Новое – это всегда катастрофа. А как же? Ведь два совершенно различных принципа – материя и жизнь – имели наглость заняться симбиозом. И чудным цветком непредсказуемых последствий расцвело многообразие новых совершенств, маленьких, кишащих повсюду образчиков ниспровержения Закона. Дальше – больше, и вот уже как само собой разумеющееся шныряют повсюду эту самые образчики, как будто миллионы лет не в счет и так легко быть чем-то составным и в чём-то ответственным за некие неизвестные пока последствия, о коих можно лишь сказать, что они – малые кирпичики моста к Великой Надежде.
Но это произошло, баланс был нарушен. Кому придет в голову искать в горстке золы листы книги бытия, еще не заполненные, с восхитительно чистыми страницами..? Вот именно: если это произошло когда-то, то почему подобное не может произойти снова? К тому же эта таинственная Надежда. Я не говорю об индивидуумах, полностью удовлетворенных развитием уже имеющегося инструмента, как минералы до возникновения живых существ были удовлетворены покоем и инерцией камня. Речь не о них. Но возникает все больше и больше людей, этих «почти органических молекул», готовых стать первым представителем жизни. Которые начинают чувствовать, что настоящая ЖИЗНЬ еще и не возникала на Земле. Все больше людей переходит границу переносимого, чтобы стать криком существа, замкнутого в очень продуманной и поэтому невероятно правдоподобной системе решеток, столь густой сети, что сквозь нее не проходит даже малого лучика Надежды. Цепи Закона. Но кто-то начинает задыхаться в этой абсолютно непригодной для полнокровного существования, а чуть позже и для элементарного дыхания атмосфере. И они кричат. Это почти другой вид. Homo futuris – какое еще имя дать тому, о чем мы ничего не знаем; как не мог кобальт или азот знать, что сотворит с ним жизнь и куда запихнет его многострадальные атомы; как не мог маленький лемур разуметь, к чему приведет его попытка совместить палку и камень. Да и не в имени дело, когда само наше тело, набитое несовершенствами, вопиет, молит об изменении. Но, возможно, этот другой вид будет ОБЪЕКТИВНО счастлив. Метафора? Физический факт, черт возьми! Тогда: что мы можем? Как ускорить процесс, как содействовать его ходу, как не поддаться желанию оставить все как есть и самому успокоиться в удовлетворении потерявшего нить развития? Как взорвать существующий порядок, пробить брешь в стене привычек, дать чему-то восхитительно новому и неведомому войти в наше существо и преобразить наше тело с головы (и выше) до пят (а может быть и ниже)? В правильно организованном вопросе уже содержится ответ. Может быть поэтому те, кто более всех вопрошает, уже на пути к реальности светлой и капитальной? Те же, кто все знает, кто ощутил полноту развитого инструмента и могут ответить на любой вопрос.., ну что ж, бог с ними. Страх царит в их сердцах. Страх остаться без пищи. Страх остаться без крова. Фатальное недоверие к мудрости жизни, мудрости сложившихся обстоятельств. Жизнь ставит все на свои места, безжалостно срывая маски с тех, кто думает остаться в стороне от всеобщего потока, и мы, мелкие и отсутствующе-несознательные, не в силах помешать этому. Главная цель жизни, как самосуществующей силы, создать максимально оптимальные условия для развития индивидуума, а не для его удовлетворения. Удовольствие – не цель, но приспособление природы. Именно удовольствием цепляемся мы за жизнь, через него познаем вкус бытия. Оправдывает ли это прилагаемую нами настойчивость в достижении крайней стабильности протекания процесса жизни? И не пора ли сменить доминанту? Ибо, к чему еще может привести высшая степень достигнутого удовольствия, как не к поиску страдания – противоположности опостылевшему. Правда, не у всех. Кто-то сбрасывает отслаивающуюся старую кожу; меняется взгляд, сам способ ощущения среды и... там уже другой мир. Правда не более другой, чем тот, что ждал под звездами уже столько миллионов лет, когда мы посмотрим на него глазами камня, травы, латимерии, углозуба, землеройки, обезьяны, человека… и далее в грозную неизвестность того, что мы называем развитием жизни. Станет ли этот взгляд когда-нибудь тотальным, всеохватным?
Но можно сказать и по-другому: главная цель жизни – смерть во всех ее аспектах, начиная со вскочившего на щеке прыща и кончая вереницами гробов с упрятанными в них надеждами и чаяниями.., не умершими, нет, но отложенными на определенный срок. Для нас неопределенно-долгий. Как все та же вновь проявившаяся в безысходности хаоса архаичная Надежда, похоже, несущая в себе какой-то непобедимый, тайный, еще не видимый нашими допотопными сумеречными органами зрения, свет. Ибо мы преследуем ее повсюду, где бы мы ни находились и чем бы ни занимались. Надежда, о коей скоро можно будет сказать, что она есть стержень существования. Но мало сказать, важнее – сделать ее стержнем именно своего существования, оттолкнувшись на пути к тотальности от того, что мы имеем: от нашей дремучей эгоцентричности со всем блистательным набором так дорогих нам несовершенств.
Нам предстоит погрузиться в такие глубины, откуда свет кажется тьмой, а тьма светом. И взгляд давно ставшего бесстрастным наблюдателя узрит вещи парадоксальные, если не сказать – дикие. Эта вторая цель жизни не является ее противоположностью, как учит философско-филологическая доктрина. На самом деле, Смерть – корень жизни, ее процесс и завершение. В безысходности сего утверждения кроется величайшее в своей невообразимости обещание. Можно было бы сказать – мистическое обещание, если бы воплощение его не являлось абсолютно физическим, просто-напросто физиологическим актом. А именно – актом соединения смерти и жизни и некоего третьего, привнесенного извне, элемента в новое состояние, о котором ничего нельзя сказать, кроме того, что оно будет радикально отличаться от всего, что мы когда-либо переживали, чем становились, о чем хотя бы слышали. А это значит – изменение ВСЕХ законов, включая горячо любимые законы Ньютона и открытия Эйнштейна. Более – аннулирование законов. А может быть и вмещение их наряду с их противоположностями, что гораздо более непостижимо.
Тем не менее, сейчас мы не живем. Лихорадочную гонку синтеза и распада органических субстанций нельзя назвать властью жизни над материей. Не власть, но «проба пера». Победоносное шествие нашего вида достойно жалости. Шествие по стезе так называемого расцвета сил и способностей, а на деле, – гипертрофированного развития лишь одного инструмента – мозгового вещества, – не может не увенчаться великим крахом, ибо подобная демонстрация противна сверхъестественной естественности протекающих в мировой природе процессов. Всякая частица мира стремится стать вечной, одновременно оставаясь вечно-изменяемой, и вобрать в себя все, одновременно оставшись собой. И в этом отношении любые наши действия будут разцениваться как идущие вразрез с эволюционной линией. Выхода нет; его нужно заново создавать. А это было бы весьма нелегким занятием, если бы не было невозможным. Отсюда нет выхода, не стоит обманывать себя. Но мы можем его создать, и не стоит оправдывать себя.
Но тогда... что же делать? Ответа на этот вопрос пока не найдено. И если вам вдруг в суете мирской, либо в сетях одиночества, либо просто во снах призрачных пригрезится хотя бы тень подозрения, хотя бы след ответа на искомый вопрос, я прошу, дайте мне знать об этом, и как можно скорее. Ибо в промедлении своем вы рискуете утерять разгадку смысла возникновения рода Homo. А также нарушить процесс выяснения условий дальнейшего пребывания сего рода на планете Земля. Ни больше – ни меньше.
Когда-то, впервые в мироздании, произошло событие, перевернувшее безраздельно царствовавшие законы космического пребывания неорганических субстанций. И вся эта история перестала быть космической, приобретя уникальность и неповторимость только на одной планете в ликующем Универсуме вечных и преходящих форм. Стало быть, «когда-то, впервые на этой планете...», жизнь, огромная непереносимая сила, эта плотная, живая, чудовищно массивная и невероятно динамичная глыба, короче, сама Жизнь, вплавилась в архаичный бульон почти органических молекул. Это была катастрофа мирового масштаба. Новое – это всегда катастрофа. А как же? Ведь два совершенно различных принципа – материя и жизнь – имели наглость заняться симбиозом. И чудным цветком непредсказуемых последствий расцвело многообразие новых совершенств, маленьких, кишащих повсюду образчиков ниспровержения Закона. Дальше – больше, и вот уже как само собой разумеющееся шныряют повсюду эту самые образчики, как будто миллионы лет не в счет и так легко быть чем-то составным и в чём-то ответственным за некие неизвестные пока последствия, о коих можно лишь сказать, что они – малые кирпичики моста к Великой Надежде.
Но это произошло, баланс был нарушен. Кому придет в голову искать в горстке золы листы книги бытия, еще не заполненные, с восхитительно чистыми страницами..? Вот именно: если это произошло когда-то, то почему подобное не может произойти снова? К тому же эта таинственная Надежда. Я не говорю об индивидуумах, полностью удовлетворенных развитием уже имеющегося инструмента, как минералы до возникновения живых существ были удовлетворены покоем и инерцией камня. Речь не о них. Но возникает все больше и больше людей, этих «почти органических молекул», готовых стать первым представителем жизни. Которые начинают чувствовать, что настоящая ЖИЗНЬ еще и не возникала на Земле. Все больше людей переходит границу переносимого, чтобы стать криком существа, замкнутого в очень продуманной и поэтому невероятно правдоподобной системе решеток, столь густой сети, что сквозь нее не проходит даже малого лучика Надежды. Цепи Закона. Но кто-то начинает задыхаться в этой абсолютно непригодной для полнокровного существования, а чуть позже и для элементарного дыхания атмосфере. И они кричат. Это почти другой вид. Homo futuris – какое еще имя дать тому, о чем мы ничего не знаем; как не мог кобальт или азот знать, что сотворит с ним жизнь и куда запихнет его многострадальные атомы; как не мог маленький лемур разуметь, к чему приведет его попытка совместить палку и камень. Да и не в имени дело, когда само наше тело, набитое несовершенствами, вопиет, молит об изменении. Но, возможно, этот другой вид будет ОБЪЕКТИВНО счастлив. Метафора? Физический факт, черт возьми! Тогда: что мы можем? Как ускорить процесс, как содействовать его ходу, как не поддаться желанию оставить все как есть и самому успокоиться в удовлетворении потерявшего нить развития? Как взорвать существующий порядок, пробить брешь в стене привычек, дать чему-то восхитительно новому и неведомому войти в наше существо и преобразить наше тело с головы (и выше) до пят (а может быть и ниже)? В правильно организованном вопросе уже содержится ответ. Может быть поэтому те, кто более всех вопрошает, уже на пути к реальности светлой и капитальной? Те же, кто все знает, кто ощутил полноту развитого инструмента и могут ответить на любой вопрос.., ну что ж, бог с ними. Страх царит в их сердцах. Страх остаться без пищи. Страх остаться без крова. Фатальное недоверие к мудрости жизни, мудрости сложившихся обстоятельств. Жизнь ставит все на свои места, безжалостно срывая маски с тех, кто думает остаться в стороне от всеобщего потока, и мы, мелкие и отсутствующе-несознательные, не в силах помешать этому. Главная цель жизни, как самосуществующей силы, создать максимально оптимальные условия для развития индивидуума, а не для его удовлетворения. Удовольствие – не цель, но приспособление природы. Именно удовольствием цепляемся мы за жизнь, через него познаем вкус бытия. Оправдывает ли это прилагаемую нами настойчивость в достижении крайней стабильности протекания процесса жизни? И не пора ли сменить доминанту? Ибо, к чему еще может привести высшая степень достигнутого удовольствия, как не к поиску страдания – противоположности опостылевшему. Правда, не у всех. Кто-то сбрасывает отслаивающуюся старую кожу; меняется взгляд, сам способ ощущения среды и... там уже другой мир. Правда не более другой, чем тот, что ждал под звездами уже столько миллионов лет, когда мы посмотрим на него глазами камня, травы, латимерии, углозуба, землеройки, обезьяны, человека… и далее в грозную неизвестность того, что мы называем развитием жизни. Станет ли этот взгляд когда-нибудь тотальным, всеохватным?
Но можно сказать и по-другому: главная цель жизни – смерть во всех ее аспектах, начиная со вскочившего на щеке прыща и кончая вереницами гробов с упрятанными в них надеждами и чаяниями.., не умершими, нет, но отложенными на определенный срок. Для нас неопределенно-долгий. Как все та же вновь проявившаяся в безысходности хаоса архаичная Надежда, похоже, несущая в себе какой-то непобедимый, тайный, еще не видимый нашими допотопными сумеречными органами зрения, свет. Ибо мы преследуем ее повсюду, где бы мы ни находились и чем бы ни занимались. Надежда, о коей скоро можно будет сказать, что она есть стержень существования. Но мало сказать, важнее – сделать ее стержнем именно своего существования, оттолкнувшись на пути к тотальности от того, что мы имеем: от нашей дремучей эгоцентричности со всем блистательным набором так дорогих нам несовершенств.
Нам предстоит погрузиться в такие глубины, откуда свет кажется тьмой, а тьма светом. И взгляд давно ставшего бесстрастным наблюдателя узрит вещи парадоксальные, если не сказать – дикие. Эта вторая цель жизни не является ее противоположностью, как учит философско-филологическая доктрина. На самом деле, Смерть – корень жизни, ее процесс и завершение. В безысходности сего утверждения кроется величайшее в своей невообразимости обещание. Можно было бы сказать – мистическое обещание, если бы воплощение его не являлось абсолютно физическим, просто-напросто физиологическим актом. А именно – актом соединения смерти и жизни и некоего третьего, привнесенного извне, элемента в новое состояние, о котором ничего нельзя сказать, кроме того, что оно будет радикально отличаться от всего, что мы когда-либо переживали, чем становились, о чем хотя бы слышали. А это значит – изменение ВСЕХ законов, включая горячо любимые законы Ньютона и открытия Эйнштейна. Более – аннулирование законов. А может быть и вмещение их наряду с их противоположностями, что гораздо более непостижимо.
Тем не менее, сейчас мы не живем. Лихорадочную гонку синтеза и распада органических субстанций нельзя назвать властью жизни над материей. Не власть, но «проба пера». Победоносное шествие нашего вида достойно жалости. Шествие по стезе так называемого расцвета сил и способностей, а на деле, – гипертрофированного развития лишь одного инструмента – мозгового вещества, – не может не увенчаться великим крахом, ибо подобная демонстрация противна сверхъестественной естественности протекающих в мировой природе процессов. Всякая частица мира стремится стать вечной, одновременно оставаясь вечно-изменяемой, и вобрать в себя все, одновременно оставшись собой. И в этом отношении любые наши действия будут разцениваться как идущие вразрез с эволюционной линией. Выхода нет; его нужно заново создавать. А это было бы весьма нелегким занятием, если бы не было невозможным. Отсюда нет выхода, не стоит обманывать себя. Но мы можем его создать, и не стоит оправдывать себя.
Но тогда... что же делать? Ответа на этот вопрос пока не найдено. И если вам вдруг в суете мирской, либо в сетях одиночества, либо просто во снах призрачных пригрезится хотя бы тень подозрения, хотя бы след ответа на искомый вопрос, я прошу, дайте мне знать об этом, и как можно скорее. Ибо в промедлении своем вы рискуете утерять разгадку смысла возникновения рода Homo. А также нарушить процесс выяснения условий дальнейшего пребывания сего рода на планете Земля. Ни больше – ни меньше.
