В избушке скрипнула дверь, в комнату ворвалось облако морозного пара и на пороге появился хозяин – лесник Василий Макарович. Он что-то бережно держал перед собой в сомкнутых ладонях.
- Вот, - как-то смущенно проговорил он. – У порога нашел. Видать в тепло хотела да не долетела.
Лесник разжал пальцы. На ладонях лежала птичка.
- Может и оживет, - в его голоса послышалась надежда. – Вот ведь как. И тварь-то крохотная, умишко невеликий, а все равно чует, где тепло. Знает что от мороза спасаться надо. Выходит, что у нее мозгов-то побольше вашего будет. Туристы… По горам пошли… Куда вас несет? Буран, мороз обещают. Поморозитесь к чертям собачьим, сгинете в тайге и вовек вас не найдут.
Сидевшие за столом гости насмешливо переглянулись. Их было девять – семь парней и две девушки. Все в свитерах, брезентовых штанах, У входа висели их брезентовые штормовки и лыжные шапочки.
- Не пугай, старик, - голос у говорившего был веселый. – Человек разумен и всегда победит косную природу. Буран… Что буран, если надо мы и льды растопим, в Заполярье будут яблони цвести! Верно, ребята!
Он оглянулся за поддержкой к остальным. Те согласно кивнули головами.
- Мы пройдем сквозь бураны и штормы, мы отыщем звезду Альтаир… - нараспев произнесла одна из девушек.
- Венец мученический вы найдете, а не вашу альтатиру, - буркнул лесник, проходя к столу и аккуратно кладя на него замерзшую птичку. – Нет, чтоб летом…
- Летом мошка зажрет и болота непролазные, - подал голос еще один гость.
- Это точно, места у нас гиблые, Богом забытые. Одно слово, тайга…
- Темный ты старик, - этот гость выглядел значительно старше остальных. – Все про бога вспоминаешь. Я вот на фронте был, бога что-то не видел.
Лесник усмехнулся. Согревшаяся птичка заметалась по избе. Василий Макарович накрошил ей хлеба на блюдце. Она тут же села и стала торопливо клевать, резко стуча клювиком.
- Ты потому Бога не видел, что Бог в тебе был... Ладно, твое дело – верить аль нет. Чай давайте пить, а потом спать. Утром я вас пораньше разбужу.
Утро выдалось серенькое и теплое. Гости, деловито переговариваясь, разбирали лыжи и рюкзаки. Василий Макарович запряг лошадь.
- Так и быть, подсоблю вам. До рудника нежилого, куда вы идете, дорога есть. Так я вам туда мешки ваши на своей Сивке доставлю.
- Спасибо, дедушка, - звонка крикнула одна из девушек. – Смотрите, как тепло. А вы пугали.
- Не торопись, милая. В наших краях морозит быстро. Ты и охнуть не успеешь, как в сосульку обратишься.
Потом лесник сходил куда-то и вернулся с куском мяса.
- Нате, вам, в дорогу. Вчера-то увидал ваши харчи, пока вы их по мешкам раскладывали. Глядеть тошно! Булка да сгущенка, макароны… Разве с таким припасом в тайгу идут?! Пропадете вы! Бери медвежатину! И не перечь мне!
Он сунул мясо парню, который вчера заговорил первым. Судя по тому, как остальные его слушались, он был вожаком.
- Тебя, как звать-то, паря?
- Олег… Синицын…
Лыжники вытянулись цепочкой по заметенной снегом дороге. Василий Макарович ехал последним и хмурился. Он ясно видел, как старательно, но неумело.они топчут рыхлый снег, как вожак то и дело уходит вперед, а потом ждет, нетерпеливо оглядываясь. Кроме того, его мучило любопытство. В конце концов, он не выдержал и, хлестнув Сивку, поравнялся с фронтовиком, замыкавшим цепочку.
- Э, паря, спросить можно?
Тот молча кивнул головой.
- Тебя как звать-то?
- Ну Петр я… Серебряков…
- Ты на фронте кем был?
- В разведке.
Лесник помолчал собираясь с мыслями.
- Ты, паря, вроде как старше всех будешь. Опять же в разведке воевал. По всему тебе вожаком быть. А ты вроде как рядовой. Это почему?
Фронтовик улыбнулся.
- Не я поход придумал. Это Олег все. С сентября всем уши прожужжал. А мне квалификацию повышать надо. Вот схожу с ними, инструктора получу, работать разрешать…
- Стало быть, учеба у тебя…
Лесник хотел еще что-то сказать, но вдруг привстал в санях. Впереди на дороге показалась черная точка, быстро увеличивающаяся в размерах.
- Кто это? – Василий Макарович озабоченно прищурился.
Точка приблизилась и превратилась в нарты, везомые оленем. На нартах сидел какой-то человек в меховой одежде, приветственно машущий руками. Лесник облегченно вздохнул:
- А-а, Ерофей…
Нарты приблизились настолько, что можно было различить скуластое лицо Ерофея, светящееся улыбкой. Подъехав, он остановился. Василий Макарович подъехал тоже. Лыжники сгрудились кучкой и особо к ним не приближались.
- Здорово, Ерофей!
- Здравствуй, Василий, однако. Куда едешь?
- Да вот туристам решил помочь, мешки ихние отвезти, да и Сивку заодно промять.
- Хорошо, однако. Людям помогать надо.
- А ты откуда?
- В поселке был. Крупа-мука покупал, теперь домой еду, - тут взгляд Ерофея скользнул по лыжникам и лицо его вдруг стало озабоченным. – Однако плохо. Плохо!
- Что такое, Ерофей!
- Девять человек, однако. Плохо, однако. Девять нельзя, несчастья будут. Примета плохая. Нельзя девять.
- А мы в приметы не верим! Мы верим в человека! – рассмеялась одна из девушек. – Правда, ребята?
Ерофей продолжал озабоченно качать головой.
- Девять ходить – духов гневить. Нельзя.
- Еще один служитель культа, - фыркнул Олег, - Ох и темный вы народ. Сорок лет как советская власть, а вы все в духов верите.
- А ты не смейся! – неожиданно посерьезнел Василий Макарович. – У него в роду все мужики шаманами были. Он знает!
- А куда вы идете? – вдруг спросил Ерофей.
- На Торготен, а потом на Тахоталь.
Ерофей опять покачал головой.
- Плохое место, очень плохое. Пройти можно, если духи позволят, ночевать нельзя. Умрешь. Плохое место. Леса нет, зверя нет. Мы туда не ходим, ничего нет.
Петр вдруг придвинулся к Ерофею.
- Скажи, а у вас охотники есть?
- Как не быть. Все охотники, однако.
- И что, все шкурки государству сдаете?
- Ну… Мало-мало себе оставляем, одежду шить надо.
- А стойбище твое далеко?
- Недалеко. Отсюда ехать – день надо, через Торготен идти – полдня надо. Только не ходим мы там. Нельзя.
- А в спирте нуждаетесь?
Ерофей быстро глянул на Петра, но промолчал.
- Эй, группа, привал окончен! – вдруг крикнул Олег. – Подъем! Вперед, комсомольцы! Даешь Торготен! Прощай, Ерофей! Не верь духам!
Ерофей усмехнулся.
- Ладно, ладно, однако. Домой приеду, камлать буду. Духов просить буду, чтоб помогли.
Он ткнул остолом в спину оленя. Нарты резко рванули с места и вскоре опять превратились в черную точку.
- А ведь нас десять было, - задумчиво произнесла девушка, верившая в человека.
- Лена, перестань, - поморщился Олег.
- Десять? - переспросил лесник.
- Ну да, десять. Вовка Кудин…
- Да ногу он потянул. Прыгнул из грузовика неудачно, - быстро сказал кто-то из парней.
- Это тебе он сказал, что ногу, а знаешь, что он мне сказал? Нога – что, ерунда, он бы и с такой ногой пошел. Не пускало его что-то. Вот. Весь день, говорит, в голове ровно кто твердит: «Назад! Назад!».
- Разговорчики! – оборвал девушку Олег. – Словно бабы какие! Все креститесь да шепчетесь! Суеверки! А еще комсомольцы! Нам тут такие не нужны!
Девушка обидчиво фыркнула и стала пристраиваться в цепочку. Василий Макарович покачал головой: «Крутенек ты, паря… Не ладно так-то с ватажниками своими…. Подведут они тебя!» Но вслух ничего не сказал.
До рудника, а точнее до избы, предназначавшейся для рабочих, дошли молча. Никто ничего не сказал.
Все также молча туристы стали разбирать рюкзаки, прилаживать их на спины, встряхивать, прилаживая поудобнее. Лесник молча смотрел на них. Острая тоска вдруг охватила его. Конечно, он знал, что наверняка он их больше не увидит. Вряд ли когда-нибудь эти городские снова заглянут в его глухомань. Но тоскливо было не поэтому. Ему вдруг показалось, что он – последний, кто видит этих ребят живыми…
- Ну прощевайте, туристы. Ладно было бы вам тут переночевать, а с утра в свой поход отправляться. Но, - он слабо махнул рукой. – я вам не нянька. Сами все знаете.
Он уже начинал злиться на себя за вот эту непонятную тоску.
- И чтоб дойти вам и вернуться живыми и в здравии…
- Дойдем отец! – голос Олега был решительным. – Мы покорим все горы!
- Дай Бог! – Василий Макарович решительно хлопнул вожжами. Сивка рванула с места. Лесник упал в сани и остался там лежать. Олег не стал провожать его взглядом и потому не видел, как Василий Макарович вдруг приподнялся и полуобернувшись, перекрестил их.
- Так, группа. У нас в запасе есть часа полтора светлого времени. Предлагаю начать движение.
Олег первым врезался в нетронутый снег, окружавший избу.
«Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины…»
Данте «Божественная комедия. Ад»