Сгущёнка

Потом меня, конечно, поймали и наказали.

Не помню, сколько мне было лет, когда я стащил из холодильника банку сгущенки. Проковырял в крышке дырку каким-то не предназначенным для этого предметом, выпил несколько глотков и спрятал банку у ножки дивана, в пыльном углу.

Но секреты всегда открываются. Любая тайна — как шар, брошенный с высоты на пружинистую сетку батута. Эластичный материал натягивается, чтобы потом с силой вытолкнуть шар вверх. Чем тяжелее шар — тем больше времени понадобится сетке, чтобы остановить его падение. Но тем сильнее будет обратный ход.

Поэтому диван, который до этого сто лет никто не трогал, очень скоро понадобилось отодвинуть.

Воровать банку не было никакого смысла. Я не был ни голоден, ни обделён сладостями. Больше того, спрятанная сгущенка создавала сразу несколько проблем: есть её больше не хотелось, а избавиться от банки насовсем было сложнее, чем просто утащить в свою комнату. Не говоря уже о необходимости хранить тайну и испытывать вину.

От папиного взгляда по всему телу, от горла к рукам и ногам, прокатилась холодная удушающая волна, сбилось дыхание и загорелись уши. Тут была и вина, и страх последствий, и еще полная неожиданность. Видимо, мой мозг так хотел избавиться от этой нерешаемой задачи с банкой, что просто напрочь о ней забыл.

Взглядом всё не ограничилось — папа тогда здорово на меня наорал. И дело тут было, конечно, не в сгущенке, а в том, что его слегка одеревеневший от ужаса сын — вор. И идиот.

Кажется, папа даже спрашивал, почему я её взял. Па-че-му-у? Ответить было решительно невозможно. Но и не взять тоже было нельзя. Причиной кражи был не голод, не строгие родители и не склонность к воровству.

Совсем другое — странное, необъяснимое желание. Оно появилось раньше той дурацкой банки и осталось со мной до сих пор: желание сделать то, что хочется. И никому. Об этом. Не говорить.