«Многое на свете поправимо,
А любви ушедшей не вернуть».
Л. Ошанин.
Я стою на площади перед зданием суда. Сияет ласковое солнышко, дует теплый ветерок, но это все сейчас не для меня. Мне кажется, что вокруг меня ничего нет.
В голове, словно выстрел, звучат слова судьи:
- Вы больше не любите друг друга?
- Нет, - говорю я.
- Нет, - говоришь ты.
Я, наконец-то, взглянула на тебя, а ты на меня.
Наши глаза встретились. Что в них я увидела?
Пустоту. Какое-то бездонное дно, в котором не было ни начала, ни конца. Во всяком случае, мне так показалось. Когда-то, я так любила тонуть в твоих глазах. А сегодня я выплыла из них. Навсегда.
- Всем стать. Суд идет, - объявляет, кто-то громко. Кто я не вижу. Я встаю, и голова моя хочет разорваться на меленькие кусочки. Я даже чувствую, как ее осколки больно вонзаются в мой воспаленный мозг.
Зачитывается решение суда. Мы разведены. Мы больше ни муж и ни жена. Я лечу, куда-то в пропасть. Чьи-то чужие руки поддерживают меня на самом ее краю. Ты даже не видишь этого и одним из первых покидаешь зал заседания суда.
Почему-то вспоминаются мои первые дни беременности, когда я часто падала в обморок, и ты всегда в нужную минуту оказывался рядом.
Теперь мы с тобой две чужие половинки. Наше тело мы сами разделили на две части. Я это даже ощущаю.
« А куда же делась левая половинка?» - каждая клеточка моего нового тела лихорадочно ищет ответ на этот вопрос.
Я открываю глаза и затуманенным взором, будто наяву, вижу уходящую вдаль сгорбленную старушку. Вот и ответ на мой вопрос. На глаза наворачиваются слезы. Мне трудно и больно на нее смотреть.
« Все, - говорю я себе, - уже ничего назад не вернешь».
Смахнув набежавшую слезу, иду домой. Впереди меня маячит, вполне реальная фигура какого-то деда, с тяжелой авоськой. Он еле ее тащит. Господи, что у него там, камни, что ли?
- Дедушка, давайте я Вам помогу,- говорю я ему, немного отвлекшись от своих грустных мыслей.
Старичок ставит авоську на землю и грустно смотрит на меня.
- Своя ноша не тянет. Это мой груз, и мне его нести. Каждому свое в этой жизни. А ты, что, дочка, потеряла, что ли что? Вид у тебя, какой-то неважный.
- Потеряла, дед, потеряла, только что, свою вторую половину.
- Какую, левую, или правую? - он внимательно посмотрел на меня, потом на здание Загса, и сам же себе ответил, - конечно же, левую. Правая осталась с тобой. У всех, вышедших отсюда, всегда остается только правая половинка. Потом тяжело вздохнул и добавил:
Левая твоя половинка ушла в противоположном направлении. Ты ее разве не видела?
( В моем сознании промелькнула сгорбленная фигурка старушки, которую я только, что вроде бы видела).
Но запомни, дочка, что жизнь - это круг, и если вы были настоящими половинками друг друга, обязательно встретитесь и соединитесь опять в одно целое. Так уж устроена наша жизнь, ищем, находим, теряем и опять ищем, - сказав это, дед, как будто растворился в воздухе, или я просто не заметила, куда он ушел, раздумывая над его словами.
… Ты уже дома. Все твои вещи собраны. У входа стоит чемодан. Мы теперь чужие. Говорить, не о чем. С нами осталось только тягостное молчание. Оно витает в воздухе вместе со струйками сигаретного дыма, разлившегося по всей кухне.
Внезапно стало темно. Откуда-то набежали хмурые облака, ударил гром, и блеснула молния. Крупные капли дождя, словно рассердившись на нас, ударили наотмашь по стеклам кухонного окна.
Ты, молча, достал зонт, и ни слова не говоря, вышел, хлопнув дверью.
… Все счастливые дни, прожитые с тобой, упорхнули, как бабочки в вечность, только, что в закрывшуюся за тобой дверь, из солнечного дня в дождливую ночь.
|