Очеловеченная собака

С трудом разлепив глаза, я посмотрел на мир. На новый мой мир, который теперь состоит из кучи соломы, маленькой жестяной миски и длинного коридора за прутьями решетки. Иногда снаружи ходят люди, в такие моменты я подхожу к двери и смотрю на них, моля меня выпустить. Раньше я мог пойти куда угодно. Раньше я был одним из них – человеком.
Это случилось три года назад, когда меня забрали от родителей. Мне было страшно, я скулил и пытался вырваться из незнакомых рук. Но со временем эти руки мне даже понравились. Как нравилось и делать что-нибудь для этих рук. Это была моя персональная игра – принести что-нибудь, пойти куда-нибудь, позвать кого-нибудь. Было весело.
Меня часто хвалили. Гладили, теребили уши, ласково тянули за лапы, играя в свою игру. Кормили тем, что едят сами и там, где сами едят. Мне даже позволили спать вместе с ними. И я чувствовал себя одним из них – человеком. Я был человеком, которого беззаветно любят, несмотря на то, что я отличался от них. И я любил их взамен. Мне нравилось обращать их внимание на себя, многого для этого и не требовалось. Милый взгляд, лапа на колене или тяжелый грустный вздох. И вот она, награда, если не что-нибудь вкусное, то обязательно игра с руками, погоня за мячом или охота за веревкой.
Сложно поверить, как это вообще возможно – обрести настолько счастливую жизнь. Не каждому выпадает такая удача.
Меня любили многие, многие хотели со мной поиграть, многие хотели покормить меня с рук. Я позволял, конечно, внимание я всегда обожал. Но я любил только одни руки и только к ним бежал с неподдельной чистой радостью, узнавая эти руки по запаху корицы. Почему-то они всегда пахли корицей.
В прошлом месяце мне исполнилось три года. Я ожидал, что мы опять будем вместе праздновать мой день рождения. Полностью мой день, во время которого эти руки будут только со мной.
Проснулся я ранним утром. Не как обычно. Как правило, открывал я глаза вместе со звоном будильника, потягивался и стягивал с рук одеяло. Эти руки кормили меня, гладили всю дорогу, выводили гулять. Словами не выразить, как я радовался, едва пальцы касались моей холки. Я прыгал, поскуливал, пытался сказать на понятном им языке, что люблю, люблю, люблю. Они понимали.
Но в день своего рождения я проснулся не так. Это был странный, незнакомый и жутко раздражающий звук. Он возникал из неизвестного источника и тянулся с короткими перерывами. Выйдя из комнаты, я осторожно подкрался к двери и заглянул в гостиную. Источником звука оказалось существо, чуть меньше меня. Удивительно, как при таких размерах ему удавалось настолько громко кричать. Еще более удивительным было, что его за это не ругали.
Решив, что в этот день можно шуметь, я выскочил на середину комнаты и гавкнул. Существо закричало еще громче, глядя на меня испуганными глазами. И тут случилось то, чего не происходило за всю мою жизнь. На меня прикрикнули. Усевшись на полу, я с любопытством начал наблюдать за руками, держащими это существо.
Они оба были похожи чем-то. Две ноги, две руки, по одной голове. Только один маленький, крикливый и раздражающий. А второй большой, ласковый и любимый.
Я смотрел с непониманием. Зачем этому маленькому существу уделять так много внимания? Ведь для этого есть я. И мне не обязательно кричать, чтобы привлечь их внимание. Достаточно только посмотреть. Я умел делать эти большие выразительные глаза, вызывавшие удивленно-радостные возгласы. Я умел говорить глазами.
Это была гонка за вниманием. Каждый из нас хотел, чтобы руки коснулись именно его, и делал для этого все возможное. Поначалу я воспринимал это как своеобразную игру. Потом с ужасом осознал, что проигрываю. Это существо умудрялось поднимать их поздней ночью и руки брали его с нежностью, не покрикивали недовольно, как на меня. Порой на первом месте оказывался и я, но этих коротких моментов категорически не хватало.
Жизнь изменилась, мне меньше позволяли заходить в комнату, где я раньше спал, теперь мое место было в гостиной. А в комнате поселилось маленькое крикливое существо.
Мне было больно.
Два дня назад оно хотело со мной поиграть. Ползло ко мне на четвереньках, что-то непонятно бормотало и высоко поднимало руки. Я смотрел с недоверием. Играть с ним совершенно не хотелось. Я смотрел и спрашивал его, неужели ему мало того, что он сделал? Мало, что он забрал их любовь? Чего теперь он от меня хочет? Я не понимал, я действительно не понимал, что же происходит.
Я не хотел на него рычать или огрызаться. Это получилось как-то само собой. Но это повлекло за собой страшные последствия.
Сначала меня заперли в комнате без права выйти, а потом... Потом меня забрали. Я пытался дотянуться до любимых рук, говорил им, что этого больше не повторится. Но меня забирали. И больнее всего было видеть смеющееся существо на руках, некогда принадлежащих мне.
Тоскливо скульнув, я прижался мордой к прутьям и выглянул в коридор. Ко мне подошел человек, неулыбчивый, всегда мрачный и похожий на черствый сухарь. Даже запах его был каким-то застарелым, неприятным. Он протянул руку и положил в миску еды. Еда... Я был голоден, но я не хотел есть. Я хотел вернуться обратно. Пусть даже мое прежнее место будет занято крикливым существом. Я смирился. Я только хотел, чтобы родные руки пришли за мной. Ведь я один из них, я тоже человек.
- Ешь, псина, - раздался грубый голос и человек отошел к следующей клетке с точно таким те страдальцем, как и я. Да, мы сытые, находимся в тепле. Только вот нас бросили те, кому мы доверяли свои жизни, свои души.
Псина. Я посмотрел на человека, раздающего нам еду. Я... псина? Как можно поверить во что-то подобное? Я жил, как живут люди, со мной обращались, как обращаются с человеком, я ел то, что едят люди. Я – человек.
Мой взгляд упал на груду дурно пахнущей соломы в углу и миску, наполненную жижей странного цвета. Люди так не живут, подумал я. Так живут... собаки? Или так живут несчастные, которые слишком запутались? Я не знал, что ответить на свой же вопрос. Я сам был странным существом, не знающим, кто он и для чего.
В этом месте я провел небольшое количество времени. Несколько дней, я не знаю точно сколько. Я не учился считать дни, всю свою жизнь я смотрел только на кормящие меня руки, искренне веря, что они любят, и будут любить только меня.
Последнее, что я помню – холодный стол и огромная лампа надо мной. Вокруг были люди. Все незнакомые, своего человека я больше и не видел с момента, как меня забрали.
Мне что-то вкололи. Я знал, что такое уколы, мне их делали не один раз, когда мне было плохо. И я не сопротивлялся. Сейчас мне тоже было плохо, и я поверил, что это мне поможет. Помогало же раньше? Помогало... Только вот не в этот раз. Я не смог дышать. Резко не смог дышать, как бывает, когда горло сжимает паника. И сейчас ее холодные руки тоже сомкнулись на моем горле. Я не мог дышать. Мог только видеть, как отворачиваются от меня люди. Они тоже отворачивались от меня. И я заплакал.
Мне казалось, кто-то зовет меня, и я ушел на этот голос. Уходить не хотелось. Но тут уже ничего не осталось, кроме пережатого страхам горла.
Выскочив на полянку, я осмотрелся и принюхался. Пахло корицей. С визгом я бросился по мягкой пахнущей медом траве к тем теплым рукам, которые растили меня с детства. Все обиды сразу забылись, как, ну как можно обижаться на эти ласковые руки? Они с каждым прикосновением все больше уверяют в своей любви. И знаете что, я им верю. Потому что это мой рай. Пусть не человека, а собаки, но все-таки мой.