Мать и сыновья идут в мягких сапогах, однофасонных, почти что новых, без единого изъяна. Играет орган, барокко, величественная дополуденная торжественность дня с чистого листа,с прощёнными грехами, уложенными под спуд неизмеримой человеческой памяти.
Идут как малое стадо, гусыня и два молоденьких гуска. Красивая картина на фоне уже прогретой апрельской весны первых недель царствования. Примавера. Аллилуйя.
Степенно, их ноги идут в такт насколько позволяет возраст каждого из этой примечательной троицы. Как много в каждом шаге одиночества, которому до зарезу хочется слиться с объёмом сзади и спереди. Они чуть помогают себе и другим жестами вольных рук передать всё то, что не случайно и ради чего они идут.
Подходят слегка устало (для вида) к старому пруду прадеда. Деревянный настил, один - для крещения младенцев, иной - для того же святого обряда, но уже в преподание ветхой мудрости дряхлых тел.
Старший заходит на второй настил, слегка покрытый сухими водорослями и птичим помётом. Наклоняется, проводит сырыми пальцами правой руки по новеньким ясеневым досточкам, идеально пригнанным друг к другу. Цокает языком, по-взрослому устало улыбается и не вставая, поворачивается и смотрит, прищурившись, на мать, в руках которой по два кулька соли.
Мать показывает младшему на крещальный иордан для младенцев, мальчик, слегка опустив взъерошенную соломенную головку, направляется к иордани. Звучит женская французская речь. Торжество, разделённое с любовью человечества к обрядам и спиритуалистическим ритуалам.
Младший входит на настил, осторожно подходит к краю не молодого дерева и освещённой столетиями людской заботы о чистоте, воды. Звучит весёлые фантазии Вольфанга Амадея Моцарта. По небу начинают стремительно проносится облака ослепительной белизны.
- Вода такая как молоко, - с поморским говором произносит младший из братьев.
- Стёпа, молоко бывает только в кринке. Не дури голову, сорока.
Мать, встав на колени на глинистой полоске земли, отделённой от поросшей как щетина травы, равномерно с обоих рук высыпает соль в кишащюю мальками воду 214-летнего графского пруда рода Шереметевых, о чём каллиграфической вязью сообщается на кресте из берёзы, в живую прорастающей из благодарной за просвещение земли.
- Мать делает жертвоприношение для всякого праведного плодородия духа и тела, - старческим коверканьем слов и интонации говорит
Гоша, потирая от восхищения этой картиной, достойной древней истории еврейского богоискательства пророков и их народа.
Похорошевшая женщина наклоняется к самому зеркалу воды и начинает неспеша ополаскивать волосы солоноватой водицей. Звучит музыка из оперы "Борис Годунов".
На небе начинают происходить таинственные вещи: солнце делится на два пасынка, появляется огромная серая луна с правой стороны от двух солнц.
"Пусть женских стоп не омрачит огонь,
Пусть Лик Её сияет ярче Солнца.
Воды омывшей Лик ты, зло, не тронь,
Сияей Мария с неба и до донца!"
Оба брата с чуть поднятыми кверху головами идут со своих иордань к матери. На худеньком личике Стёпы отражаются чуть замедлившие бег облака. У старшего брата, как у Каина, проявляется печать страдания и неудовлетворённости. Он убыстряет свои шаги, первым подходит к матери и целует её тыльную сторону дальней и правой от себя материнской ладони, с которой капает вода на всю в следах помеченную неожиданно босыми женскими ногами глину.
Мать целует Гошу в темя не обращая ни малейшего внимания на подошедшего уже младшего сына. Стёпка смотрит ей на грудь и по щекам у него бегут крупные слёзы грозового дождя. Он начинает их вытирать, несуразно, обидчиво, трогательно, а потом убегает на иордань для зрелых и умудрённых опытом, скидывает в стороны сапоги, и они падают с боковых сторон настила в воду, покрытой кувшинками, и сапоги чудесным образом становятся на подошвы и поднимаются как пар к небу. Мальчик осторожно спускается на водную гладь и идёт по ней, в сверкающем круге всех цветов и оттенков, идёт как ангел, на заклание, и каждый шаг его прекрасен вселенским торжеством.
В это же время, не глядя на него, старший мальчишка и мать начинают черпать ладошками воду из озера. Мать переливает воду со своих ладоней на лодошки сына, а тот сливает с них на глазах мутнеющую как от глины воду в бумажные кульки, где когда-то была соль. Кульки врыты в глину, а по кругу от них бегают во множестве всякие мелкие жуки и прочие насекомые.
- Вот вычерпаем всю воду из пруда и узнаем, какая она на дне! - торжественно, голосом казначея бенедектинского аббатства говорит Гошка, попеременно потерая обоими руками лицо и сгустки глины полосами тянутся к подбородку, а далее - ещё и ещё ниже. Поднимается ветер, идёт сильный дождь, ласточки носятся над прудом, клюкивами черпая из пруда воду.
| Помогли сайту Реклама Праздники |