Красные гиганты, белые карлики и чёрные дыры

В то утро, когда её привезли сюда, ангелы вымыли небо.
Да тщательно так,  будто эмалированную миску, у которой ещё не успели отбить глазурь на донышке и по краям, а потому она сияет тихой  радостью, от которой на душе сразу наступают мир и спокойствие.
В такие дни, а особенно утра, сразу начинает казаться, что всё ещё будет: и жизнь будет, и счастье. А болезней и страданий – нет. Не живут они под этим синим и безмятежным небом, потому что это было бы неправильно тогда.
И кажется всё удивительно красивым. Даже прекрасным  кажется всё вокруг. Тонкие, будто китайской тушью выписанные, силуэты деревьев прихотливо изгибаются и позируют для картин Моне. Их ветви-руки смешиваются друг с другом, переплетаются, срастаются и врастают сами в себя и в те, что  рядом. Дьявольщина великолепия. И «Дьяволиада» булгаковская одновременно.
А люди рождаются среди этой немыслимости. Живут и даже не подозревают, что присутствуют в моменте сотворения нового мира. Мира, такого странного и большого. Великого и совсем не ужасного.
А где-то новые бабочки расправляют крылья волшебной красоты, взмахивают ими и порождают ветра, которые несутся над океанами, свивая волны в круторогие барашки, которые рассыпаются там, ближе к солнцу, тысячами пенных брызг, становящихся вдруг радугами.
И радуги эти, упруго хлопнув в вышине, словно раскрывающиеся зонты, окропляют мир божий тысячами роскошных огней, совсем не видимых для тех, кто начал жить сейчас и дышать под ними.
Закаты  стекают по стенам апельсиновым соком, скапливаясь тенями сока гранатового у самых фундаментов. И застыва-а-а-ют дегтярными  лужами, всё вокруг превращая в бархат ночи.
Если вы поторопитесь и взбежите на крышу самого высокого дома, который найдёте, то над и под вами окажется вдруг звёздное небо. Только вверху пылающих звёзд будет меньше, чем на  земле. Это потому, что на земле люди живут. И души их, звёздам подобно, мерцают от счастья или одиночества, от молодости или умирания, когда становятся они сначала красными гигантами, а потом белыми карликами.
Хорошо, если человек уйдёт с Земли раньше, чем душа его белым карликом обернётся…
Астрономы знают, что и время белого карлика для звезды не конечно. Потом она становится чёрной точкой. Кажется, это называется «чёрной дырой»…
Люди – «дыры»… Ничего, пожалуй, ужаснее быть не может…
Про неронов, калигул, генрихов восьмых и иванов грозных все знают. Знают и ужасаются от  злодейств, учинявшихся ради…  Да так и не поняли мы – ради чего!  Была ли то распущенность вседозволенности, или странный недуг, боли от которого пытались облегчить они, наблюдая чужие страдания.
Серёжа тоже про злодеев этих знал. Потому что и в школе отлично учился, и в университете потом.
Это мама его очень хотела, чтобы сын впитал в себя знания всего человечества, чтобы…   А вот – зачем, она и сама не знала. Просто уверена была, что знание – всегда гарант человеколюбия. Ведь всем известно, что «имеющий в руках цветы плохого совершить не может». Это сказал когда-то Владимир Солоухин, но воспринимаем мы его высказывание как некую восточную формулу. К Востоку же у русского человека всегда было пристально внимательное отношение: верим мы, что свет Истины идёт именно оттуда. Только забываем при этом, что хороший поэт Солоухин, автор этой дивной фразы, в своё время призывал к «казни за предательство», не разглядев «цветов» в руках Бориса Пастернака, которого предлагал «выбросить за границу» за его роман «Доктор Живаго»…
Но мы же не о Пастернаке с Солоухиным, а о Серёже Мельникове, на образование и воспитание которого мама жизнь положила. Одна, между прочим, без мужского плеча рядом. Потому что «мужское плечо» сразу же исчезло, как только обладатель его узнал о том, что Серёже – быть. И  пропал он не потому, что чего-то испугался. А просто не думал пока ещё о детях: сам резвился как дитя, отплясывая на студенческих вечерах и отхлёбывая украдкой под  лестницей «Вермут» из горлышка, чтобы комсомольский патруль не сообщил в деканат «о распитии спиртных напитков во время культурно-массового мероприятия в стенах института».
Так вот и остался Серёжа, ещё не родившись, с мамой вдвоём…
Она, мама его, замуж-то так и не вышла, потому что всё боялась, что сын её другому мужчине родным так и не станет.  Потому институт бросила, работала и Серёжу берегла.
Надо честно признаться, что старания её не прошли даром. Сын получился – всем сыновьям сын!
Учился прилежно, маму не огорчал. На девушек и прочие глупости времени не тратил.
Когда же начал сам работать, то вскоре был отмечен за усердие и ясный ум руководством компании: Серёже предложили возглавить открывающийся филиал за границей, только…
Только вот нужно было для этого быть женатым человеком. И без проблем здесь, на родине.
С женитьбой вопрос  он решил быстро: объяснил всё своей бывшей однокурснице. И та сразу поняла. И женой через две недели стала, чтобы пока ещё – «… в радости быть рядом». Про горе они и не помышляли, ведь жизнь сама стелила к их ногам красную ковровую дорожку, аккуратно лежавшую на ступенях, ведущих к счастью.
А вот мама… Мама стала проблемой. К тому времени ей уже было за семьдесят, и ноги болеть стали. Уход, знаете ли, нужен. Ну, а какой же уход мог обеспечить сын Серёжа, коли он так занят?..
Вот вдвоём с молодой женой они и решили, что лучшего места, чем дом престарелых  для этого не найти.
Выбрали отличный и недорогой частный пансионат. И маму уговорили. Она соглашалась на всё, что предлагали ей сын с невесткой, и только мелко-мелко кивала головою в ответ, когда они что-то говорили.
За две недели до отъезда, чтобы не отвлекаться, старуху привезли к месту её нового жительства. Оформили все документы и препроводили в комнату, где уже жили три таких же славных бабушки.
Когда Серёжиной матери указали на её кровать у окна, сказав, что тут ей будет особенно удобно, она тут же легла на неё, отвернувшись к стене лицом и свернувшись калачиком…

Про красных гигантов, белых карликов и чёрные дыры мама Серёжина, наверное, ничего не знала…