Глупый кот
Меня зовут Ио, но еще, непонятно почему, называют “глупым котом”. В последний раз это было аккурат вчера на кухне, когда на улице, за окном, крупными хлопьями – размером прямо с мои уши – валил густой снег. Отец – тот, кто заправляет всем в доме и восседает в гостиной на самом удобном месте: в углу большого дивана перед телевизором – смотрел в большое окно, выходящее в парк. За окном было еще темно, и снег все шел и шел. Ума не приложу, почему отец сидел на кухне в темноте. Обычно, войдя на кухню, он первым делом включает свет, но вчера почему-то не включил. Он подошел к окну и оперся локтями на белый подоконник, который тянется вдоль кухонной стены, и под которым стоят шкафчики с едой – в том числе, и моей, в консервных банках с разноцветными котами, – а также раковина и посудомоечная машина. Он любовался уже заснеженными деревьями парка, и провожал взглядом какие-то отблески, похожие на лунные блики на безмятежной водной глади пруда, но отнюдь не безмятежные.
Каждый день примерно в это же время я слышу, как заправИла идет на кухню и начинает готовить завтрак для всей семьи. Мигом спрыгнув с кровати Хайме (по прозванию Мичу), в ногах которого располагается моя собственная постель, я вальяжно шествую за начальством. [прим: Мичу – Мигель Перес Куэста, испанский футболист, атакующий полузащитник и нападающий валлийского клуба “Суонси Сити”, выступающего в Премьер-лиге]
Я вовсе не испытываю какой-то особой привязанности к отцу, да и он обычно не слишком-то со мной любезен. К примеру, он терпеть не может, чтобы я прыгал к нему на колени, когда он читает, сидя в гостиной (к слову сказать, все эти книги и журналы, на которые я натыкаюсь повсюду, – жуткое занудство). Однако если я, вопреки всему, все же пытаюсь запрыгнуть ему на ноги, и к немалому удивлению, мне это удается, он безжалостно спихивает меня на пол. Точно так же он сбрасывает меня со своего крутящегося кресла в кабинете, стоящего у заваленного книгами и разными бумагами стола, когда я там почиваю. Впрочем, не могу сказать, что он надо мной издевается или бьет. Чего нет, того нет. И тем не менее, как ни крути, а о преданности, которую проповедовали святые, здесь и речи не идет, тем более, что мне никогда не удается предугадать, как он поведет себя со мною, и это порождает недоверие.
Впрочем, следует быть реалистом и трезво смотреть на вещи: отец всегда встает с кровати первым, а значит, именно он откроет мне дверь на кухонный балкон, где возле днища стиральной громадины стоит далеко не всегда чистый лоток с песком, служащий мне для облегчения. К тому же, если заблагорассудится, он также первым обратит внимание на громкое урчание моего брюшка, требующего еду.
Вчера в потемках он, само собой, не замечал меня до тех пор пока я не соизволил потереться спиной о его голые ноги, прикрытые банным халатом. При первом же ласковом прикосновении моей спинки, он испуганно дернулся и стремительно развернулся, словно хотел меня ударить, но не ударил, а лишь сказал сердито:
- Глупый кот!
Потом включил свет и насыпал в мою пластиковую миску изрядную порцию корма со вкусом рыбы и только после этого включил кофеварку, хотя обычно все наоборот.
Не то, чтобы это был мой любимый вкус, но животик поблагодарил отца, и я, естественно, тоже. На этот раз я выгнул дугой спину и уже по взаимному согласию несколько раз потерся о его ноги, пока он резал на ломтики хлеб, чтобы его поджарить. Понятия не имею, сколько раз он назвал меня “глупым котом”, но теперь он говорил это, широко улыбаясь, и улыбка не сходила с его лица до тех пор, пока вода не закипела, и кофеварка не начала фыркать.